— Нормально, — ответила я, наблюдая за тем, как Мартин невозмутимо садится за стол и начинает есть приготовленный мной суп. До этого момента он отказывался вкушать то, что я ему готовила, но, по-видимому, за время моего отсутствия Доротея испортила его вкусовые рецепторы своей готовкой настолько, что мальчишка перестал брезговать даже моей пюрешкой. Сделав вид, будто я ничего не заметила и ничему не удивилась, я села чуть поодаль от мальчика. Мы отобедали в полной тишине, а когда Мартин ушел в гостиную, я шепотом обратилась к Рику:

— Что это с ним?

— После того, как ты вступилась за него, Мартин стал относиться к тебе с большей лояльностью. Хотя, думаю, это из-за его вчерашнего серьезного разговора со старшим братом, в котором Роланд еще раз подробно объяснил Мартину, что именно ты для него сделала и как он должен к тебе относиться, если не хочет быть наказанным. Видимо, мальчик пытается изменить политику в отношении тебя.

«Роланд может наказывать этого ребенка?» — удивленно подумала я, прежде почему-то считая, будто старший Олдридж только и делает, что позволяет своему младшему брату всё и сразу, совершенно не прибегая к таким радикальным методам воспитания, как наказание.

Не знаю, можно ли считать это попыткой изменения политики мальчика по отношению ко мне, но Мартин отказывался со мной общаться, совершенно не реагируя на мои вопросы. До четырех часов дня мы провели досуг в компании друг друга в кромешной тишине, но вдруг к нам пришла добрая фея-крестная Доротея и рассекла полотно нашего молчания своей лучезарной улыбкой. Она явно была довольна тем, что на прошлой неделе смогла подзаработать кучу денег, хотя и укорялась тем, что сделала это за счет моего больничного. Как будто это она на меня одела шейный бандаж, честное слово!

— Доротея, а ты знала, что у нашей тупицы большая семья? — спросил Мартин, когда мы сидели за столиком на каменной террасе, расположенной сразу за панорамным окном гостиной, и наслаждались теплым ветерком, в то время как мальчишка что-то рисовал в своем блокноте.

— Нет, не знала, — отозвалась женщина.

— Мы с Роландом видели её папу и тетю вчера на ярмарке. Они покупали щенков для племянников Глории, а это значит, что у нее есть еще брат или сестра. Я ставлю на сестру.

— У тебя большая семья? — поинтересовалась Доротея.

— Да, — отозвалась я, нежась на деревянном шезлонге, застеленном мягким матрасом. Сощурившись теплому солнышку, я начала загибать пальцы. — Дедушка с бабушкой, папа с мамой, тётя, старшая сестра, я, младшая сестра, племянник и племянница. Итого десять человек плюс два щенка.

— И они все терпят тебя?! — в искреннем изумлении изогнул брови Мартин.

— Да, Мартин, они отличаются ангельским терпением, которое тебе, к сожалению, не присуще.

— И вы все живете в одном доме?

— Именно.

— А какой у вас дом?

— Двухэтажный, но места в нём маловато для такой большой семьи, как наша. Иногда приходится пропускать друг друга в коридоре или занимать очередь в душ… Еще во время ужина нам приходится вставать со своего места, чтобы дать протиснуться только что пришедшей частичке нашей семьи между стеной и вставшим человеком, — разоткровенничалась я, совершенно забыв о том, что Мартин может рассказать всё своему старшему брату. В конце концов, Олдридж всё давно мог узнать от посетившего нас на прошлой неделе Рика, тем более уже ничто не сможет затмить инцидента на ярмарке. При этом Мартин впервые слушал меня с неподдельным любопытством.

— А как вы назвали щенков?

— Балто и Герда.

— В честь знаменитого сибирского хаски и героини сказки Андерсена?

— Именно.

— У меня болит голова. Всё из-за твоей болтовни, — неожиданно пожаловался Мартин. — Лучше полежу, а-то мушки перед глазами начали летать.

В сопровождении Доротеи, Мартин отправился в спальню, а я немного напряглась.

— После того инцидента с доберманом у него начали иногда болеть глаза и появляться мушки, — пожаловалась вернувшаяся на террасу Доротея. — Думаю, это на фоне испуга. Хорошо хоть, что не стал заикой. У моей дочери было нечто подобное в детстве, после того, как её сбил велосипедист. Потом полгода промучались с потемнением в глазах.

— Вы говорили об этом Роланду? — ставя опустевшую чашку на садовый столик, поинтересовалась я.

— Нет, зачем понапрасну его беспокоить? Это ведь всего лишь обычные мушки перед глазами. У меня тоже такие бывают, когда я резко встаю или нагибаюсь, чтобы завязать шнурки.

* * *

Я уже была почти у выхода, когда столкнулась с Олдриджем.

— Можно отменить вчерашнее правило, по которому мы не можем общаться на территории моего дома? — колко улыбнулся он.

— Простите за вчерашнее. Это была безумная череда недоразумений.

— Забудем. Как прошел день?

— Хорошо, — ответила я и, случайно вспомнив о словах Доротеи, добавила. — Только Мартин пожаловался на появление мушек перед глазами и легкую головную боль. Доротея утверждает, что это результат испуга, так как подобные жалобы начались после инцидента с доберманом.

— Кстати об этом. Я как раз шел к Вам, чтобы решить этот вопрос. Шейла Хиггинз сейчас ожидает нас в моем кабинете.

Через десять минут, когда все бумаги и формальности были соблюдены, и Шейла Хиггинз вышла из кабинета с натянутой улыбкой, которая красноречивее любых слов говорила за свою хозяйку: «Ненавижу вас обоих», — я сидела на резном деревянном стуле с бумажным пакетом в руках, в котором лежала сумма, равная моей годовой зарплате. На радостях, я чуть сразу же не уволилась, однако вовремя вспомнив о приличиях, решила это сделать на следующей неделе — к тому времени Мартин в очередной раз усадит меня на кнопку или прольет кипяток мне на руку, так что уважительная причина у меня точно найдется. Конечно же я была искренне благодарна Роланду за проделанную им для меня работу, но едва ли сдерживалась, чтобы не сказать ему: «Спасибо и прощайте».

Домой я летела на крыльях счастья, окончательно решив уволиться уже к началу следующей недели. Когда я переступила порог нашего дома с широкой улыбкой и зашла в гостиную, в которой спиной ко мне сидело старшее поколение нашей семьи, я сразу же ощутила, что что-то здесь не так.

— Что произошло? — всё еще пребывая в состоянии эйфории, но уже без улыбки на лице, спросила я, представляя какие лица будут у моих родителей, когда они узнают, что именно находится в бумажном конверте за моей спиной.

— Папу уволили, — пищащим голосом ошарашенного человека, ответила мне мама. Мгновенно осознав значение её слов, я бухнулась на свободное кресло, старые пружины которого издали приглушенное: «Кря!».

Глава 22

Все знали, что папу скоро уволят, но никто не подозревал, что это произойдет за двенадцать дней до окончания месяца, из-за чего папины расчетные оказались совсем маленькими. От денег, которые я получила в качестве финансовой компенсации из рук Шейлы Хиггинз, не осталось почти ничего — пятьдесят процентов суммы ушло на нового адвоката (отец лично проследил, чтобы нашим делом начал заниматься мужчина, так как женщинам он больше не доверял), двадцать на погашение долгов и еще двадцать на покупку таких необходимых вещей, как тонометр для бабушки, дорогостоящие лекарства для дедушки, зубной протез для папы, новые ботинки для двойняшек, корма собакам и прочее-прочее-прочее… О моем увольнении не могло быть и речи. Внезапно для самой себя, как и для всей семьи, я стала основным источником семейного капитала.

Идя во вторник на работу, я с жалостью посмотрела на папу, который встал с утра пораньше, чтобы отправиться на биржу труда. Я знала, что найти работу в нашем городке практически нереально, тем более пятидесятилетнему мужчине, но не хотела говорить столь жестокие слова своему старику.

До обеда мы с Якобом открыли панорамные окна гостиной, за которыми сразу же начиналась терраса из каменных плит, за которой следовал небольшой палисадник. У садовника до сих пор не доходили руки её облагородить, но как только он закончил работу над ландшафтным дизайном главного особняка, он решил заняться скромным палисадником нашего домика.

Обед мне готовить было не нужно, так как Роланд сегодня был свободен и пригласил нас отобедать в главный дом. Я же так увлеклась помощью Якобу, что в итоге отказалась от приглашения, отпустив Мартина с Риком.

Нашим бедненьким, домашним палисадником занимались исключительно мама с бабушкой и только благодаря этому он всё еще существовал. Я же так давно не ковырялась в земле, что сейчас, уравнивая чернозем, засыпанный Якобом в разнообразные клумбы, вазы и горшки, я просто не имела сил оторваться от поглотившего меня процесса. Я даже не задумывалась о том, что могу испачкать свою светлую рубашку с красивой, вертикальной, розово-белой полоской, рукава которой были застегнуты чуть выше локтя, и совсем не переживала за джинсы, только вчера выстиранные бабушкой.

День был чудесный. Небо густой пеленой застилали пышные, молочные облака. Некоторые из них изнутри были подсвечены солнечными лучами, которые не в силах были пробиться на землю сквозь облачную вату. Было тепло и уютно — ни единого дуновения даже слабого ветерка, который мог бы растрепать мои распущенные волосы, над которыми с утра так старательно колдовала Сэм, пытающаяся придать им максимальный объем, что у нее, в итоге, неплохо получилось. Уютно устроившись на деревянном поддоне, я аккуратно высаживала тюльпаны из одноразовых контейнеров в клумбу, находящуюся на каменной террасе справа от входа в дом. Якоб говорил, что тюльпаны следует высаживать осенью, но так как в прошлом году никто не знал о грядущем приезде молодого хозяина, этим теперь приходилось заниматься весной. Для того чтобы не травмировать луковицы при весенней пересадке, они заранее были помещены в контейнеры, чтобы в итоге иметь возможность быстро приспособиться к новому месту жительства.

Я убедила Якоба в том, что сама справлюсь с высадкой цветов в указанных им мне местах, после чего он с облегчением отправился на обед, обещая завтра зайти и оценить мою работу. Надев тонкие латексные перчатки, я с нежностью брала ростки тюльпанов, пытаясь не повредить драгоценные луковицы, и аккуратно перемещала их в заранее заготовленные ямки. Я совершенно забыла о том, что с минуты на минуту здесь объявится Мартин и вмешается в этот хрупкий процесс — слишком сильно задумалась о красивейших суккулентах, которые Якоб оставил за моей спиной и до которых я уже жаждала добраться. Больше всего я приходила в восторг от многочисленных эхеверий, разнообразных оттенков и фактур, которые мне предстояло высадить собственноручно. Они словно были из иного мира, мира фейри и садовых эльфов. Думая о притягательности этих чудесных растений, до которых я смогла бы добраться не ранее, чем через десять минут, я поняла, что за моей спиной объявился Мартин, когда у входа на террасу послышался едва уловимый шорох.

— Ковыряешься в земле? — поинтересовался мальчишка, едва ли не впервые не назвав меня тупицей.

— Только не вздумай снова разорвать новые газовые шторы на окнах в гостиной, которые мы с Якобом повесили час назад, иначе твой брат убьёт меня.

— И сделаю это при помощи яда, — раздался голос Олдриджа, заставивший меня резко обернуться. Как говорил папа, я с детства искусно справлялась только с одной задачей — находить неприятности на свою пятую точку.

В пространстве повисло наэлектризованное молчание, которое меня едва ли окончательно не раздавило. На сей раз из неловкой ситуации меня спас именно Мартин — он разорвал наши с Олдриджем пересеченные взгляды, одернув брата за руку.

— Поиграешь со мной в шахматы? — поинтересовался мальчик у Роланда, к тому времени успев осмотреть все суккуленты.

— Неси сюда, — согласился Олдридж, после чего мальчик побежал в дом, а он сел за стол, стоящий поодаль позади меня. — Так значит, Вы любите ковыряться в земле? — спросил Роланд, явно глядя мне в затылок — я ощущала его тяжелый взгляд каждой своей волосинкой.

— Относительно, — ответила я, совершенно забыв повернуться к собеседнику лицом. — У нас есть маленький палисадник, но за ним присматривает мама. Не помню, когда последний раз занималась подобным, но сегодня, почему-то, втянулась.

— Нашел! — радостно прокричал выбежавший на террасу Мартин. — Помнишь, ты дарил мне их на Рождество? Так как ты предпочитаешь темные тона, давай я буду играть белыми.

За моей спиной началась оживленная игра, в которой Мартин весело смеялся, когда у него получалось выгодно обменяться с братом определенными фигурами. Слушая спиной их бурную игру, я с облегчением расслабилась. Как же отлично эти двое ладили между собой! Мы с сестрами не могли похвастаться столь высоким уровнем взаимопонимания ни в детстве, ни даже сейчас.