Когда Сэм появилась в гостиной и протянула мне свою тонкую, розовую толстовку, я нервно вздрогнула от неожиданности.

— Прогуляемся к качелям? — предложила рыжеволосая.

На улице было достаточно тепло, но я всё равно надела толстовку, зная, что через час точно похолодает. Старые подвесные качели, на которых я обожала пропадать в детстве, находились в конце нашей улицы. В последний раз я ходила на них с Самантой лет десять назад, в ноябре, когда Дэниел разбил хрустальный снежный шар Эмилии, после чего дома началось настоящее землетрясение.

— Ты сильнее всех в этой семье, — вдруг заявила Сэм, усевшись на качелях слева от меня.

— Неправда. Сильнее всех в этой семье ты.

— Мне сложно быть частью семьи. Я говорю не про конкретно нашу семью, я говорю в общем. Я не могу спокойно рассуждать о починки посудомоечной машины, вязать носочки для племянников или поливать цветы на клумбах. Мне сложно жить на одном месте и сложно привязаться к кому-нибудь. Я всех вас люблю и знаю, что вы моя семья, но частью вашего мира я себя не чувствую. Наверное, всё потому, что чувствовать себя частью ограниченного сообщества вроде семьи, для меня слишком мало, поэтому я чувствую себя частью всего мира сразу и всячески пытаюсь его объять. Объять необъятное, понимаешь? Вы часть моей души, но моя душа — это весь мир. Я могу в любой момент сорваться с любого места и уехать куда угодно, но я обязательно вернусь к вам. Вы словно необъяснимая часть меня, которую я люблю всем своим существом, но с которой не могу быть всегда рядом, чтобы не испортить её и не потерять себя. Я наверняка знаю, что уеду отсюда, но не знаю, куда и когда. Ты же — часть этой семьи. И ты самая сильная её часть. Именно ты решаешь самые сложные для существования вашего мира вопросы: убираешь вещи погибшего брата, нянчишь новорожденных младенцев, единственная пытаешься выучиться в университете, который затем бросаешь, чтобы помочь семье, ради которой, впоследствии, работаешь нянькой вредного мальчишки, чтобы приносить домой деньги…

— И всё бессмысленно… Я бросила учебу, устроилась на нелюбимую работу и всё бессмысленно.

— Еще не всё потеряно — в июле будет обжалование. Мы накопим деньги на нового адвоката…

— Ты действительно веришь в то, что детей нам вернут? — поинтересовалась я, словно прося Саманту не заниматься самообманом и не обманывать меня.

— Нет, — неожиданно в лоб ответила Сэм, согласившись с моим видением ситуации. — Их не вернут. И в этом ты сильнее меня. Я видела их пару раз в год и для меня не будет такой проблемой встречаться с ними по субботам, как для вас. Пожалуй, я буду видеться с ними даже чаще чем раньше. Я уеду и снова приеду, а ты останешься переживать эту ситуацию. В самые ужасные моменты своей жизни, ты единственная в этой семье, кто собирает весь свой здравый смысл в кулак и лишь по прошествии всего ужаса, когда всё остаётся позади, и ты выстояла очередной бой, ты позволяешь себе заплакать. Остальные же впадают в апатию еще до начала битвы.

На небе начали появляться первые звезды, и мы заскрипели качелями. Я знала, о чем говорит Сэм. Я была единственной, кто хладнокровно сделал то, что, по мнению некомпетентного судьи, должна была сделать моя семья — взяла детей в руки и без рыданий отдала их незнакомой женщине. Это было ужасно и это осталось позади. Сегодня ночью я буду плакать.

— Как мы будем жить дальше? — поинтересовалась я у такой молодой и такой всезнающей тёти.

— Вы будете биться с драконом еще некоторое время и в битве спустите все заработанные вами деньги, и даже влезете в тягостные долги. Вы проиграете. Твой отец едва ли найдет себе новую работу, у Тэмми тоже шансов мало в этом городе. Ты быстро накопишь на возвращение в университет и вернешься в Лондон, чтобы со временем стать успешным врачом. По субботам вы будете видеться с растущими вдали от вас двойняшками, а я буду пару раз в год приезжать в этот город.

— Как пережить поражение?

— Это не поражение — это опыт. Просто прими его, каким бы жестоким он не был, — ответила Сэм, после чего вдруг тяжело вздохнула. — Я иногда задумываюсь о том, кем же могут быть мои биологические родители. Может быть, они алкоголики, преступники или наркоманы? Или может они политики, поп-звезды, спортсмены… А может быть комбо? — грустно улыбнулась рыжеволосая. — Может быть, у меня есть братья или сестра? Я имею в виду биологических, а не твоего отца, который стал для меня лучшим братом на планете Земля. Как я оказалась подкинутой под двери женского монастыря? Может быть, меня потеряли? Или всё же от меня отказались?.. И, знаешь, к какому выводу я прихожу, размышляя обо всем этом бреде?

— К какому?

— Нет смысла думать о том, чего не можешь изменить. Тем более нет смысла думать о том, что кто-то, когда-то решил за тебя. Даже если я поверну время вспять и снова стану младенцем, я не смогу предотвратить того, что произошло. И стоило бы вообще что-то предотвращать? Я ведь счастлива «здесь» и «сейчас», а если я изменю своё «здесь» буду ли я счастлива «сейчас»? То, что вы лишились двойняшек — не ваша вина, как и не ваша заслуга в том, что они у вас были. Вы научились с благодарностью принимать дары судьбы, теперь же вам стоит с благодарностью принять её новый дар — опыт. Пусть даже этот опыт заклеймен словом «боль».

Домой мы возвращались, когда звезды уже высоко светили над нашими головами. Под крышей нашего дома ужина сегодня не было, но мне и так кусок в горло не лез, так что я отказалась от предложения Сэм съесть бутерброд, после чего поднялась наверх. Все заперлись по своим комнатам, и меня впервые никто не норовил выгнать из ванной, поэтому я простояла под прохладным душем с полчаса, прежде чем намылила голову. Стоя под потоком воды, я пыталась заплакать, но меня словно закупорили изнутри, чтобы я не смогла просто взять и выплакать свою боль. Уже возвращаясь к себе в комнату, я увидела в детской спальне, лежащую на матрасе Тэмми, которая всё время после раздора с Эми спала в комнате племянников. Сейчас же, оставшись в опустевшей спальне двойняшек, сестра не перебиралась на тахту Дина или Элис, оставаясь на своём захудалом матрасе. Увидев это, к моему горлу подступил комок. Лишь запершись в своей спальне и сев на кровать, я вдруг разревелась так сильно, что пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы мои всхлипы никто не услышал.

* * *

Спустившись с утра на кухню, я никого не обнаружила. Сегодня Эмилия ночевала у Эммета, отчего в этой семье только мне нужно было позавтракать, чтобы с утра пораньше отправиться на работу. Я пошарила в холодильнике, чтобы наскоро съесть хоть что-нибудь, но в итоге остановилась на лежащем на столе яблоке. Уже отправляясь на выход, я вдруг увидела папу, сидящего спиной ко мне на старом диване в гостиной. Всю свою жизнь он всегда выглядел моложе своих лет, но последние месяцы его сильно подкосили. Сначала заседания в судах, затем увольнение с любимой работы и в итоге потеря двойняшек. Только сейчас я заметила, как он вдруг резко постарел: его виски покрыла первая седина, между бровей появилась новая, старческая морщинка и он весь словно поник изнутри. Я положила яблоко на место.

— Пап?

— Глория? — повернулся ко мне отец, и я чуть сразу не разревелась от того, что он впервые в жизни не услышал моих шагов.

— Что ты здесь делаешь? — через силу сглотнув комок боли, поинтересовалась я.

— Мама сегодня не встанет приготовить завтрак…

— Ничего страшного, я уже ухожу на работу.

— Да-да, я тоже сегодня пойду на биржу, возьму с собой Тэмми, — словно оправдываясь, начал рассказывать свои планы на день отец.

— Отдохни сегодня, — шепотом попросила я.

— Только не сегодня, — на выдохе ответил папа. В ответ я обняла сидящего отца, после чего быстрым шагом вышла из дома, чтобы поскорее стереть скатившиеся по щекам слёзы.

Путь на работу впервые оказался для меня настолько тяжелым. Раньше я буквально пробегала эту гору с густым садом по правую сторону от меня. Сейчас же, давая себе внутреннюю установку о том, что я до конца рабочего дня ни разу не должна позволить себе всплакнуть, мои ноги едва волочились по каменной плитке. Остановившись напротив поместья, я достала из сумочки миниатюрное зеркальце и обрадовалась тому, что догадалась воспользоваться водостойкой косметикой Сэм. И всё же, мои заплаканные глаза едва удалось спрятать под косметическим корректором, черной подводкой и пышной россыпью ресниц, которые я хорошенько обработала тушью. Еще от моего расстроенного лица отлично отвлекали объемно завитые локоны. Я не спала всю ночь, поэтому встала с постели пораньше, чтобы тщательно замаскировать своё состояние перед грядущим рабочим днём. Благодаря моим утренним стараниям, теперь с первого взгляда можно было и не заметить, что я проплакала всю ночь. Меня мог выдать лишь слегка порозовевший нос, незначительное покраснение возле глаз и губы, которые всякий раз, когда мне хотелось плакать, наливались кровью (стоило закрасить их карандашом бледного оттенка, но у меня такого не было). Сегодня я специально одела белую блузку с широким рукавом до локтя, чтобы выглядеть посвежее, и заправила её в любимые, корсетные джинсы темного цвета.

— Доброе утро, Джонатон, — словно ни в чем не бывало, поздоровалась со швейцаром я, на глубоком выдохе переступив порог главного дома.

— Доброе утро, мисс Глория. Должен Вам сообщить, что сегодня мистер Рик будет заниматься с Мартином вечером.

«Замечательно! Еще и выходки Мартина придется терпеть на четыре часа больше обычного», — пронеслось у меня в голове.

— Доброе утро, — поздоровался со мной неожиданно возникший за спиной Джонатана Роланд, но я уже целеустремленно направлялась в сторону домика Мартина и не захотела останавливаться, чтобы никто из них случайно не смог раскусить моё состояние. Поэтому я лишь мельком обернулась и, не сбавляя шага, глухо произнесла в ответ Олдриджу своё неубедительное «доброе утро».

Оставив позади себя Джонатана с Роландом, я вдруг почувствовала себя колобком, ловко укатившимся от зайца и волка, но безысходно подкатывающимся к мелкому лису. Я уверенным шагом направлялась к главной амбразуре моего дня — к Мартину.

Глава 36

— Привет, тупица, — отчего-то радостно поздоровался лежащий у камина Мартин. Наверное, радовался отмененным занятиям с Риком.

— Привет.

— Я заранее увидел тебя идущей сюда и специально ради тебя закинул лего в камин, в котором вчера вечером мы с Доротеей спалили ненужную макулатуру.

Теперь ясно, чему так радовался мальчишка, уже успевший отскочить от места своего преступления. Сняв с плеча сумочку, я молча подошла к камину и начала выгребать из залы маленькие пластмассовые детальки, совершенно не думая о своей белой блузке и идеальном маникюре, оставшемся со дня бала. Я настолько ушла в процесс копошения в пепле, что не с первого раза услышала Роланда, остановившегося в пяти шагах от меня.

— Глория?

— Да, — резко подняла голову я, поняв, что меня уже дважды кто-то позвал.

— Вы вчера так быстро умчались, что я подумал, будто Вы сегодня не придете, и решил с утра отвезти Мартина в бассейн. Вчера вечером я пытался до Вас дозвониться, но Ваш телефон был вне зоны доступа, а пять минут назад Вы так стремительно спешили сюда, что я попросту не успел Вам сообщить об этом.

Кажется, я вытащила всё лего из камина. Сегодня мне повезло — всего девять мелких деталек. Переведя взгляд с Олдриджа на свои черные пальцы и после снова встретившись с ним взглядом, я поднялась с колен.

— Эммм… — только и смогла протянуть я.

— Вы можете поехать с нами.

— Я, пожалуй, подожду вас здесь. Тем более у меня нет с собой купальника. Во сколько вы вернетесь?

— Раз уж Вы пришли, все Ваши часы пребывания в этом доме будут учтены. Так, сейчас пять минут десятого, — посмотрев на свои дорогие часы, задумался Олдридж. — Примерно в двенадцать мы вернемся.

— Хорошо, я приготовлю обед.

— Не стоит. Обед сегодня готовит повар.

— Хорошо, я приберусь, — выдохнула я, посмотрев на грязную ладонь.

— Если Вам от этого станет легче, — многозначительно поднял бровь Роланд, явно давая понять, что здесь регулярно наводят чистоту горничные и в моей помощи на этом фронте явно никто не нуждается. — У Вас всё в порядке?

— Конечно.

— Вы… Гхм… Уверены?

— Всё замечательно, — попыталась улыбнуться я, но лишь поджала губы.

— Я собрался! — радостно прокричал вбежавший в гостиную Мартин, поправляющий за плечами ярко-синий рюкзак.

— Как лего оказалось в камине? — неожиданно твёрдо поинтересовался у мальчишки Роланд.

— Она что, пожаловалась? — сразу же надулся Мартин.

— В отличие от некоторых, жалующихся по сто раз на дню на свою няню, Глория еще ни разу даже не намекнула на то, что ты ей действуешь на нервы.