— Вы не поняли. Форма, размер и расположение аневризмы не позволяют провести вмешательство, — снова повторился доктор. — По крайней мере, в Британии подобную операцию определенно не сделают. Мальчик не оперируем.

— Подождите, — я прошла вглубь кабинета, стараясь хоть как-то шевелить своими онемевшими ногами. — У Роланда много связей. И много денег. Очень-очень много денег. Пффф… Он что-нибудь точно придумает.

Дверь кабинета вдруг открылась и я резко обернулась. Встретившись с моими широко распахнутыми от ужаса глазами, Роланд перевел взгляд на доктора и закрыл за собой дверь.

— Есть результаты? — коротко спросил он.

— Пффф… — повторив за мной, выдохнул мужчина. — Вынужден Вам сообщить, что у Мартина неоперируемая аневризма головного мозга, — сжато произнес доктор, голос которого приобрел неожиданную хрипотцу.

От услышанного Роланд вдруг окаменел, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Обычно клиническая симптоматика долгое время отсутствуют, — начал объяснять доктор. — Иногда до последнего момента даже сам больной не подозревает о возникшей проблеме. Описанные же Вами симптомы возникают лишь в случае, если аневризма расширяется более чем на одиннадцать миллиметров. У Мартина аневризма достаточно больших размеров и из-за её формы, и места расположения, хирургическое вмешательство невозможно.

— Так, — твердым голосом остановил дребезжащего доктора Роланд, скрестив руки на груди, как бы давая собеседнику понять, что он понимает, о чем идет речь. — И что с этим делать?

Раз за разом выслушивать всё заново было невыносимо тяжело. Я похолодела и уперлась дрожащими ладонями в бока, тем самым пытаясь обуздать свою дрожь. Кажется, у меня начинало плыть перед глазами.

— С этим ничего нельзя сделать. Сосуд может лопнуть в любой момент, — без ножа резал нас доктор.

— То есть, в Британии подобных операций не делают? — сосредоточенно констатировал Роланд. Интересно, о чем он думал в этот момент, пока я от бессилия сворачивалась в кокон?

— Нет, — поджав губы, произнес доктор. — Подобных практик в Британии нет. Кровоизлияние может произойти в любой момент. Вот, смотрите на снимки.

Доктор достал снимки компьютерной томографии головного мозга Мартина, и я подошла поближе, чтобы собственными глазами увидеть проблему. Я встала справа от Роланда и начала слушать бубнение врача, который водил по изображению детского мозга своим широким указательным пальцем. Увидев собственными глазами черное, продолговатое пятно в миниатюрной детской голове, мне стало еще хуже. Доктор достал очередной снимок из бумажного пакета, продолжая что-то бубнить про строение аневризмы, говоря про её шейку, тело и купол. Я приняла у мужчины первый снимок и, не обращая внимания на звон в своих ушах, начала его рассматривать. Мне определенно было дурно.

— Что мы будем делать? — поинтересовалась я у Роланда прозрачным голосом, но он, почему-то, показался мне невероятно высоким. Олдридж сверху вниз посмотрел на меня невозмутимым взглядом и в моих ушах колокольным звоном раздался его ответ: «Разберемся». Я снова опустила глаза на огромный снимок в своих руках, а Роланд сосредоточился на докторе, пытающемся донести до него, по-видимому, нечто важное. Неожиданно для себя, я вдруг поняла, что не разбираю ни слов доктора, ни слов Роланда — их слова слились в один монотонный бубнеж. Я отстранилась назад за их спины и, еле передвигая ногами, дошла до окна, за которым нависли густые, свинцовые тучи. «Неоперируемая аневризма… Может разорваться в любой момент и вызвать прямое кровоизлияние в мозг», — вдруг повторно пронеслось у меня в голове и я, словно пытаясь понять смысловую нагрузку этих слов, отвернулась от окна, снова уткнувшись расплывчатым взглядом в снимок. Изображение словно расплывалось у меня перед глазами, постепенно превращаясь в сплошное черно-белое пятно. Неожиданно я пошатнулась, но вовремя и одновременно как-то неуклюже поставила левую ногу чуть впереди себя.

— Глория? — послышался голос Роланда, после чего я подняла глаза на стоящего в противоположном конце кабинета Олдриджа и поняла, что падаю ничком вниз, и никто не успеет подхватить меня. Темнота. Звон в ушах. Кто-то пытается меня куда-то подтянуть. Пустота.

Глава 41

Роланд Олдридж

Мои родители развелись, когда мне было шесть лет. Причиной развода стало страстное увлечение матерью молодым и перспективным сыном известного банкира из США. Итогом развода стал брошенный ребенок — то есть я.

Моя мать, недолго заморачиваясь по поводу своего единственного сына — она скоропалительно разорвала отношения с его озлобленным на весь мир отцом, после чего спокойно отправилась за океан с двадцатидвухлетним бойфрендом, совершенно не обращая внимания на то, что этот молокосос был младше нее на пять лет. В итоге, для нее всё закончилось вполне неплохо — она молниеносно окольцевала парня и стала одной из самых богатых женщин в Южной Каролине. Не смотря на отсутствие детей, пара оказалась достаточно прочной — с момента их свадьбы прошло двадцать лет, а они всё еще были вместе. У нас же с отцом была совершенно другая история.

Оставаться наедине со мной отец не пожелал и, сразу после развода, запер меня в частном пансионе. Последующие девять лет я провел в самом захолустном пансионе во всем Уэльсе, в котором зачастую приходилось недоедать и недосыпать. К пятнадцати годам я уже был уверен в том, что отец совершенно забыл о моем существовании, так как все каникулы и праздники я проводил исключительно в стенах всеми забытого пансиона. Однако в одном я до сих пор благодарен своим родителям — в том, что я не рос в роскоши. У меня не было красивых тряпок, модных гаджетов и, соответственно, детских капризов. Зато у меня была жесткая дисциплина, отличное образование, всегда наполовину пустой желудок и множество друзей. Не смотря на все трудности своего детства, я до сих пор считаю, что девять лет в забытом всеми, захолустном пансионе, с невероятно талантливым, не смотря на всю свою злобу, преподавательским составом, были самыми счастливыми годами моей жизни. Именно в том периоде своей жизни я осознал всю ценность настоящей дружбы, которая может возникнуть только между мальчишками и длится на протяжении всей жизни, и истинную ценность людей, а не денег.

Когда мне исполнилось пятнадцать, мой отец вздумал повторно жениться. На сей раз его избранницей стала двадцатидевятилетняя, малоизвестная актриса румынского происхождения Сильвия Стэнеску. Не смотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте, они обручились уже через три месяца после знакомства. По-видимому, именно на радостях отец вспомнил о моём существовании и проникся жаждой дать своему сыну хорошее образование (большего, судя по его поступкам, как отец он дать мне не мог). Через месяц после свадьбы, он перекинул меня из сомнительного пансиона в элитный пансион Западного Мидленда, но вскоре я стал первым, кто посмел врезать внучатому племяннику какого-то графа Ирландского пэрства, и отцу пришлось подсуетиться, чтобы уладить конфликт. В итоге, уже спустя три месяца после поступления на новое место, я был переведен в Йоркшир, в еще более элитный пансион. Естественно отец позаботился о том, чтобы его чадо выглядело выгодно на фоне сверстников — наследников миллионеров и поп-звезд. У меня появились лучшие гаджеты, фирменные тряпки, большие карманные деньги… Но, не смотря на внезапно свалившиеся на меня материальные блага, последующие три года я скучал по потертому пансиону из моего детства, в котором остались мои лучшие друзья и воспоминания.

Я всегда был лидером, из-за чего не смог ужиться в своем первом элитном пансионе. На новом же месте я стал настоящим бунтарем, авторитет которого не подвергался сомнению ни со стороны ровесников, ни со стороны преподавательского состава. Я научился жить в новом мире, нашел тройку отличных друзей, впервые переспал с девчонкой, которая оказалась четвертой или пятой дочерью известной телеведущей… После окончания школы с наилучшими результатами, я без проблем поступил в Кембриджский университет и, наконец, ощутил вкус свободы. К моему восемнадцатилетию отец совершенно забыл вспоминать о моем существовании, заботясь лишь о новорожденном сыне и его матери. Так, с восемнадцати лет я лишился карманных денег (за что до сих пор благодарен нерадивому родителю), что подвигло меня собрать свою первую команду из единомышленников и уже через два года открыть собственную компанию (не буду скрывать — громкая фамилия отца сыграла свою роль в мою пользу). Студенческая жизнь бурлила: я громко отмечал дни рождения однокурсников, переспал со всеми однокурсницами и перешел на девушек постарше (при этом ни разу не пренебрег предохранением), несколько раз дрался, играл в футбол и баскетбол, занимался борьбой, но никогда не забывал о поставленной перед собой цели.

Открыв собственную компанию, я быстро приобрел успех, и отец вспомнил о моем существовании, но к тому времени я окончательно забыл о его. У нас так и не удалось наладить мосты перед тем, как немногим более года назад, он с Сильвией погиб в авиакатастрофе — их частный самолет потерпел крушение при взлете у берегов Майами. К тому моменту, благодаря своему упорству, я успел добиться большого успеха: у меня были миллионы на счету, три квартиры в центре Лондона, загородный дом и с десяток дорогих автомобилей. Я был создателем успешной фирмы и основателем недавно созданного мной благотворительного фонда. У меня было всё, кроме семьи, когда я узнал, что отец погиб, оставив мне баснословное состояние и восьмилетнего Мартина, о существовании которого я знал, но с которым я ни разу в жизни не виделся. Я мог бы поступить с мальчишкой так же, как, в своё время, поступил со мной отец — запереть его в одном из пансионов и забыть о его существовании вплоть до его совершеннолетия. Но, почему-то, я не захотел так поступать.

Мы с Мартином невероятно быстро нашли общий язык, и первые месяцы всё шло достаточно хорошо — я успевал работать в фирме, контролировать фонд и вести активную светскую жизнь, но с наступлением осени Мартин вдруг начал серьезно болеть. Сначала сильная ангина, затем еще более мощный грипп… В конце концов, после череды болезненных дней, я решил перевезти брата в загородную резиденцию отца, в которой до развода родителей часто отдыхал с семьей. Я не был здесь около двадцати лет, а когда вернулся — мало что смог узнать. Прежнее ощущение, что где-то в мире есть мой настоящий дом, словно растаяло. С приездом сюда, я понял, что настоящего дома у меня нет — есть только смутные воспоминания, раскрашенные детской фантазией. Это подвигло меня сделать ремонт во всем поместье, полностью подковав его под свой вкус.

После нашего окончательного переезда, я начал вести дипломатические дела дистанционно, изредка выезжая в Лондон. Мартин же проболел всю зиму, но к весне начал идти на поправку. Я нанял достаточно большой штат прислуги, однако вскоре понял, что без няньки мне не обойтись. Уже спустя месяц работы первая няня сбежала из нашего дома, с остриженными концами волос, и мне пришлось думать о замене. К этому времени на горизонте объявилась Кэрол, с которой я около пяти лет назад единожды переспал лишь потому, что под рукой не оказалось другой женщины. Узнав о том, что я вернулся в отцовскую резиденцию, которая по стечению обстоятельств расположилась на одной улице с домом её отца, Кэрол начала мозолить мне глаза. Как раз в это время у меня появилась неплохая возможность заключить контракт на несколько миллионов долларов, и я решил воспользоваться услугами Кэрол, которая так и норовила запрыгнуть ко мне в постель.

Я не собирался влюбляться, так как считал, что с ненужной привязанностью моё внимание рассеется, и дела в компании пойдут хуже. Еще я никогда не обманывал женщин, ясно давая им понять, что не настроен на отношения, которые могут продлиться дольше одной ночи, но Кэрол это явно не волновало. Вспомнив обо мне спустя пять лет, она всячески пыталась стать миссис Олдридж, постоянно шуточно намекая мне о своих намерениях. Я сразу ясно дал ей понять свою позицию, но не отказался от её услуг в подборе новой няньки для Мартина, так как был слишком занят новым контрактом. Однако я просчитался — для того, чтобы дольше зависать в моем доме, блондинка отклоняла все кандидатуры. На третий день, когда основные вопросы в фирме были решены, я, наконец, осознал свою ошибку и отправился её исправлять. Идя в сторону Кэрол, я сразу обратил внимание на девушку в красной блузке. Не замечая меня, она рассматривала свои ботинки, но я уже успел оценить претендентку.

— Меня зовут Глория Пейдж, мне двадцать два и я бывшая студентка… — дальше я не слушал. К данному периоду своей жизни я уже четко осознавал, что мне нравятся женщины старше меня. По моим меркам, эта девушка была для меня малолеткой. Неожиданно словив себя на мысли о том, что рассматриваю девушку не в том ракурсе, я, в итоге, решил нанять её и пожилую женщину. Я делал это с четким расчетом на то, что в любой момент, если вдруг что-то пойдет не по плану, я всегда смогу уволить малолетку, подстраховавшись пожилой дамой. И вскоре, из-за этой девушки, абсолютно всё пошло не по плану, но я так и не смог её уволить.