— Отвратительно себя чувствуешь, — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнесла Эми.

— Да.

— Еще более дерьмово ты будешь себя чувствовать после того, как всё произойдет.

— Мама того же мнения…

— А отец?

— С папой мы не разговаривали на эту тему… Я ведь говорила, что все предпочитают молчать в тряпочку, чтобы не комментировать мой выбор, от которого явно никто не пребывает в восторге лишь потому, что все боятся за моё душевное спокойствие, о котором я совершенно не пекусь, считая его, в данной ситуации, привилегией эгоистов.

— Только не говори, что ты считаешь их эгоистами…

— Их нет. Скорее я зачастую считаю себя эгоисткой, неосознанно желая вмешать во всё это дело свою семью. Мне хочется, чтобы Мартин дружил с двойняшками… Но я не могу подвергать подобному стрессу собственных племянников и одновременно не могу объяснить Мартину, почему Дин с Элис перестали к нему приходить.

— Что по этому поводу говорит Олдридж?

— Он ничего не говорит. Сам понимает деликатность всей ситуации…

— Вот что я тебе скажу… Если ты считаешь, что не вовлекаешь во всю эту историю свою семью — ты глубоко ошибаешься. Эта боль не пройдет по боку. Она заденет каждого, кто с тобой связан. Смерть Мартина — это цепная реакция боли, которая начнется с тебя и закончится скулением Балто, и Герды.

Я вздрогнула от неожиданности слов сестры. Эми никогда не отличалась деликатностью в вопросах поддержки, поэтому я всегда предпочитала ей Сэм или Тэмми, услугами которых я не могла сегодня воспользоваться. Словосочетание «смерть Мартина», вырвавшееся из уст моей сестры, было настолько ошарашивающим, что буквально ввело меня в ступор. Я еще ни разу не произносила и не слышала рядом с именем Мартина слово, означающее окончание его жизни, а всякий раз, когда мой мозг выдавал сближение этих двух, казалось бы, несовместимых слов, я резко переключалась на схожие формулировки вроде «уход ребенка» или «потеря связи», заклиная свои эмоции заткнуться.

Меня вдруг затошнило от дорогого кофе сестры, и я отставила чашку. Прищурясь, она посмотрела на меня и глубоко выдохнула:

— Просто будь с ним рядом. Не стоит себя готовить к самому страшному. Ты всё равно никогда не будешь к этому готова. Данное рано или поздно произойдет, просто попытайся об этом не думать в присутствии мальчика. Хотя, что я такое говорю… Его присутствие — прямое напоминание о грядущем… Просто постарайся наслаждаться тем малым, что ему еще осталось — временем.

«Самое страшное», «это», «данное», «грядущее», — сестра явно поняла свою осечку со словом «смерть» и теперь всячески пыталась его завуалировать. В конце нашей беседы мы даже обнялись, и я поняла, что меня не избежит бич жалости, который начал хлестать мою трясущуюся душу уже сейчас. Он уже проявлялся в виде отсутствующих ранее объятий старшей сестры, дополнительных сэндвичей со стороны мамы и возможности пользоваться пультом от телевизора в присутствии папы. Это было настолько ужасно, как и занять у друга на выходные автомобиль, а затем разбить его вдребезги — сначала приятно, но после осознаешь, что искореженное авто уже не восстановить, как и не выплюнуть уже съеденный сэндвич, не переключить на «тот самый момент» в бейсбольном матче и не отвергнуть уже принятые объятья.

Глава 70

Успех — это труд, умноженный на труд? Вот только что, если этого недостаточно? Что если Вы заранее будете знать, что, несмотря на все Ваши усилия — бессонные ночи, разбитые в кровь руки, потерю времени — успеха всё равно не будет? Согласитесь ли вы трудиться? Нас было трое — согласившихся трудиться, не смотря на неминуемое поражение. Пока Роланд отвозил Мартина в Лондон на плановый осмотр в Национальный неврологический госпиталь, я с Доротеей изучали всё о первой помощи при эпилептическом приступе. Как оказалось, Доротея неплохо ладила с интернетом, хотя и была старше моей мамы, которая не знала, как изменить размер видеоролика в ютюбе.

— Еще ни разу в жизни не сталкивалась с подобным, — нахмурив свой гладкий лоб, пробормотала Доротея, после чего зачитала отрывок из научной статьи:

«…Обычно со стороны, кажется, что приступ начался абсолютно внезапно. Человек издает крик и теряет сознание. В течение тонической фазы мышцы его напряжены, а дыхание затрудняется, из-за чего синеют губы. Затем судороги вступают в клоническую фазу: все конечности начинают напрягаться и расслабляться, выглядит это как беспорядочное подёргивание. Иногда больные прикусывают язык или внутреннюю поверхность щёк. Возможно самопроизвольное опорожнение кишечника или мочевого пузыря, обильное слюнотечение или рвота. По окончании припадка жертва болезни часто испытывает сонливость, головную боль и проблемы с памятью…».

— Всё примерно так и было, за исключением предпоследней строки… И крика перед припадком я не услышала… — ответила я, в очередной раз громко сглотнув от ужаса воспоминаний, и снова уткнулась в экран нетбука.

Оказалось, что необходимо засекать время начала приступа и его окончания, чтобы сравнивать разрывы между показателями и иметь представление о прогрессе или регрессе заболевания.

К счастью, братья вернулись к часу дня — еще полчаса подробного изучения собственного бессилия и у меня бы поехала крыша. Однако хороших новостей Роланд не привез. И без того обширная аневризма дополнительно увеличилась на злосчастную четверть миллиметра, что стало причиной выписки Мартину более сильных гормональных средств, которые имели перечень побочных эффектов списком длиною в полмили. Чтобы хоть как-то отвлечься от нависшего над нашими головами мрака, после обеда мы отправились на мини-гольф. К сожалению, погода не располагала к игре на свежем воздухе, так что мы спрятались от приближающейся непогоды под высокой крышей специально оборудованного помещения.

И хотя стиль игры в данный вид гольфа всегда считался обще-рекреационным, поначалу я чувствовала лишь убогость своих ударов на фоне изысканного «дро»[46] Роланда или хитрого «чипа»[47] Мартина. Не удивительно, ведь еще перед нашим приездом сюда Мартин рассказал мне о том, что раньше они с Роландом являлись завсегдатаями Royal Lytham & St Annes Golf Club[48], прежде чем переехали в родовое поместье. По-видимому, моё чувство раздавленности разделяла и Доротея, поэтому вскоре мы уединились от Олдриджей, после чего, наконец, начали наслаждаться игрой, которая со стороны походила на копошение двух наседок.

Спустя полтора часа мы вышли на улицу и от хорошего настроения, кое-как наскоро соштопанного из отрешения, не осталось и малейшего следа. Над нашими головами повисли огромные массы свинцовых туч, еще не готовых разорваться, но уже предупреждающе трещащие по швам редким и гулким рокотом грома. Воздух был настолько разряжен, что казалось, будто каждый из нас способен прикончить стоящего рядом с собой разрядом чистого электричества.

Мы довезли Доротею до дома, что в очередной раз позволило мне удивиться чрезмерно высокой почасовой ставке и фактическому отсутствию полноценно выработанных часов, что совершенно не волновало Олдриджа. По возвращению в поместье, Роланд отправился на второй этаж, чтобы переодеться, Мартин метнулся в свою часть дома, и я быстрым шагом последовала за ним, так как с недавних пор боялась оставлять его хотя бы на минуту без своего присмотра.

Я остановилась на крытом коридоре, напротив любимого внутреннего дворика, лишь потому, что, через открытую дверь расположенного напротив дома, могла наблюдать за Мартином, разбирающим дорогущую, игрушечную железную дорогу, которую сегодня подарил ему Роланд, чтобы сгладить огорчение мальчика по поводу отмены посещения школы.

Одним из знаменитых тридцати трех удовольствий, я считала наблюдение за природой, погружающейся в колоритные банки с красками осени. Как я и подозревала, осенью плющ во внутреннем дворике наливается кровью, окрашиваясь в разнообразные оттенки алого — от тицианового до бордового. Это зрелище настолько захватывающее, что от его долгого лицезрения становится не по себе. Наверняка восторг от наблюдения за художницей-осенью, разлившей свои краски во внутреннем дворе, довел бы меня до мурашек, если бы этого не успели сделать раньше потоки ледяного дождя, внезапно обрушившиеся с неба на землю. Ливень беспощадно полосил между мной и садовым столиком из мрамора, практически абсолютно скрыв красноту плюща за дымчатой стеной влаги. Некоторые, самые проворные капли, попадали на отполированный деревянный пол и, разбиваясь в ледяные брызги, отскакивали на мои ноги. От сырости и ветра мне стало холодно, и я уже хотела продолжить свой маршрут по направлению к Мартину, всё еще разбирающемуся в конструкции железной дороги, когда заметила Роланда, приближающегося ко мне по коридору основного дома. Выйдя на крытую дорожку, он остановился в паре шагов от меня и посмотрел вдаль над моей головой. Я знала, куда направлен его взгляд, но продолжала тупо смотреть в центр его груди, облаченной в тонкую, серовато-белую кофту, пока вдруг он неожиданно не заговорил:

— Вы наверняка уже знаете, что деньги ничего не решают, и также знаете, что всё решают связи. Вот только еще не до конца догадываетесь или вовсе не подозреваете о том, что этими самыми решающими всё связями являются связи с близкими Вам людьми. Представьте самого дорогого для Вас человека, на данном этапе Вашей жизни. Нарисуйте его явный образ перед глазами — вообразите его до боли знакомую улыбку, сверкающие глаза, манеру его забавного говора, вспомните, как он отвлекает Вас от Вашей работы или более важных дел, чем он сам. А теперь представьте что «пшик» и его вырвали из жизни. Не из Вашей жизни — из жизни в целом. Осознайте, что он есть здесь и сейчас, и больше нигде, и никогда. Представьте, что завтра Вы не сможете его обнять, а он не сможет Вам ответить, что Вы никогда не заставите его улыбнуться и никогда не сможете дотронуться к его родной коже. Представьте, что у Вас останутся о нём лишь воспоминания, которые со временем станут аберрацией памяти, постепенно превращаясь в жалкие клочки приукрашенной лжи или обесцвеченной реальности. Представьте, что этот человек Вас никогда не обнимет, никогда не разбудит своим прикосновением, никогда не попросит купить ему запретную, лишнюю шоколадку, никогда не будет ждать с Вами встречи после рабочего дня и с его номера никогда не поступит вызов на Ваш телефон. Представьте, что Вы дышите, не смотря на то, что его грудь больше никогда не вздымется в попытке сделать очередной глоток воздуха. Представьте, что Вы просыпаетесь, не смотря на то, что он навсегда уснул. Я буквально прошу Вас представить, что Вы перестали существовать… Представили?.. А теперь скажите, как именно Вы тратите то время, которое Вам отведено провести с этим человеком? Чем Вы заняты?

Глава 71

Весь оставшийся вечер я провела в компании Олдриджей, пытаясь сконструировать отрезок огромной железной дороги, внушительная часть которого была настолько приближена к реальной модели Beipanjiang* в Гуйчжоу, что пришлось скручивать его сваи реально настоящими болтами[49]. Сняв с себя слегка промокшие носки, я села напротив облокотившегося на правый локоть Роланда и пыталась не думать о том, почему на его обнаженном запястье до сих пор висит моя красная нить. Пока мы с Роландом крутили гайки, Мартин практически ежеминутно отвлекался на Гектора, стоящего в полукруглом аквариуме рядом с нами, который он перетащил на пол с комода, дабы контролировать психосоматическое состояние рыбки. Мартин на полном серьезе считал, что Гектор, из-за страха перед разгулявшимся громом, способен покончить жизнь самоубийством посредством прыжка из аквариума.

— Отлей ровно столько воды из его аквариума, чтобы он не смог из него выпрыгнуть даже при всем своем желании и самоотверженных попытках, которыми он пока не отличается, — предложил Роланд, прикручивая очередной болт к какой-то железяке.

— Это издевательство над живым существом, — запротестовал Мартин. — Гринпис бы тебя за такое клеймил.

— Ну да, — улыбнулась я, представив где-то в области бедра старшего Олдриджа клеймо с надписью «Опасен». — По крайней мере, я суицидальных наклонностей у Гектора не наблюдаю. Вполне нормальная, физически и психологически здоровая золотая рыбка.

— А как же его выпученные глаза? — не успокаивался Мартин.

— Да, его глаза и действительно смотрят прямо в душу, — на мгновение отвлекшись от прикручивания рельс и посмотрев в вытаращенные глаза Гектора, признала я. — Но это всего лишь результат излишнего веса, который давит на его миниатюрный череп.

— И вправду, — согласился со мной Роланд, обращаясь к брату. — Тебе следует прекратить ежечасно его кормить. Иначе он станет как тот самый кот Арчибальд из инстаграма блондинки.