— И как ты запомнил кличку кота, когда тебя интересуют только блондинки? — ухмыльнулся Мартин.

— Вообще-то мне нравятся брюнетки.

— Ты это Кэрол скажи.

— Лучше сделай это ты. Мои слова на нее не влияют.

— Ты просто неправильно говоришь. Нужно по-другому. Вот ты ей постоянно говоришь: «Кэрол, я в тебе не заинтересован», а нужно говорить: «Женщина, я всё никак не могу вспомнить Вашего имени» или «От тебя ужасно воняет твоими новыми, дорогущими духами, отойди от меня, пока я не задохнулся», или «Оставь меня старуха, я в печали». Еще можно сказать то, чего она никогда тебе не простит, например правду: что у нее ужасный смех, что ты предпочитаешь брюнеток или, что у нее силиконовая грудь. Хотя, зная Кэрол, после этих заявлений она перестанет смеяться, перекрасится в брюнетку и вытащит имплантаты из сисек. Так что лучше попробуй с вариантом её преклонного возраста — она ведь на два или три года старше тебя?

Роланд искренне засмеялся от откровенной речи брата, и я тоже срывалась на усмешки, наблюдая за тем, с какой самоотдачей и детской искренностью говорит Мартин.

— Если я намекну на её возраст, её лицо треснет от очередной подтяжки, — засмеялся Роланд, и мы случайно встретились улыбающимися взглядами, после чего я отвела глаза и эта тема была закрыта.

Я не заметила, как быстро пролетело время, поэтому, когда отвечала на звонок отца, не верила в то, что уже начало двенадцатого.

— Не может быть… Но мы еще не дособирали железную дорогу, — огорченно отозвалась я.

— Какую еще железную дорогу? Дочь, ты обкурилась?! — так громко раздался негодующий голос отца в трубке моего телефона, что братья Олдриджи мгновенно брызнули смехом от услышанного.

— Уже поздно, а за окном ливень, оставайся на ночь здесь, — предложил Мартин, и я перевела взгляд на Роланда, который, в свою очередь, согласно поджал губы и закивал головой.

— Пап, уже поздно и на улице ливень… — начала цитировать своего подопечного я. — Пожалуй, я останусь ночевать здесь.

— Где это «здесь»?

— В поместье Олдриджей.

— Только не распускай там свои руки, извращенка, — гулко захохотал отец и резко положил трубку, после чего братья расплылись в насмешливой улыбке, переглянувшись между собой теми самыми мужскими взглядами, которые означают: «Ты это слышал?! Я тоже!».

В итоге мы дособрали конструкцию к началу первого часа ночи и, после пробного запуска эшелона, разошлись по спальням. Я отправилась в комнату для гостей, а Роланд решил остаться ночевать в кровати Мартина, отчего тот пришел в полный восторг.

Решив отложить принятие душа до утра, я переоделась в безразмерную пижаму для гостей и залезла под теплое одеяло, дрожа от первой осенней прохлады. Сначала было непривычно засыпать с мыслью о том, что я сплю под одной крышей с Роландом Олдриджем (ведь это далеко не отель!). Затем я задумалась над тем, почему даже не вспомнила о том, что в непосредственной близости ко мне также находится и мелкий Олдридж. В итоге я наплевала на дурацкие мысли и погрузилась в глубокий, беспокойный сон, в котором Роланд Олдридж страстно меня целует, после чего затаскивает меня в эту самую комнату для гостей и кладет моё, отчего-то вдруг ослабевшее тело на кровать, как вдруг останавливается из-за чего-то, что я никак не могу понять. И вот я пытаюсь понять, смотря в ошарашенные глаза Роланда, что же именно пошло не так, пытаюсь изо всех сил осознать, почему он смотрит на меня ошеломленным взглядом, но стук дождя вытаскивает меня из тонкой пелены сна, и я просыпаюсь. Мысленно выругавшись то ли на то, что не досмотрела сон, то ли на то, что Олдридж не завершил начатое дело, я встала с постели и посмотрела на часы — половина седьмого. Похоже, после эпилептического припадка Мартина, у меня начинал вырабатываться хронический недосып на фоне желания контролировать каждое телодвижение мальчика, из-за чего я стала раньше приходить на работу и позже с нее уходить (а теперь даже оставаться на ней на ночь). Приняв душ, высушив и уложив волосы, я, наконец, оделась и отметила, что температура воздуха в комнате явно повысилась с момента моей отключки на мягких подушках — наверное Джонатан включил отопление.

Меньше всего я ожидала встретить на кухне старшего Олдриджа, мирно выпивающего чашку ароматного кофе, хотя и не была удивлена его бессоннице. Естественно он предложил мне присоединиться к его занятию, естественно я согласилась, и естественно это был самый вкусный кофе за всю мою жизнь. Когда же Роланд принялся мыть за мной чашку, у меня в очередной раз отвисла челюсть от повторного удивления — прежде я уже видела его моющим стаканы на моей кухне — так как я всё еще никак не могла привыкнуть к мысли о том, что его руки способны на что-то большее, чем на пересчитывание банкнот и подписание контрактов. Заметив моё замешательство, Роланд с иронией напомнил, что не всегда наслаждался благами роскоши, отчего «нищенские замашки» у него всё еще остались.

Весь оставшийся день мы провели в ленивой неги у разожженного камина, кресло-качалка перед которым, в итоге, досталась мне, так как братья слишком сильно увлеклись борьбой друг с другом за это место. Мы даже не помышляли высунуться на неприветливую улицу, где весь день моросил дождь, поэтому развлекали себя высмеиванием Гектора, железной дорогой, горячим шоколадом с круассанами, которые повар любезно передал нам после обеда, веселыми ответами на звонки Доротеи, которую Роланд чуть до инфаркта не довел необдуманным заявлением о том, что её услуги ему не нужны, забыв доставить слово «сегодня». К вечеру дождь прекратился, и я начала собираться домой, сопровождаемая грустными взглядами братьев.

— Не смотрите на меня так, иначе я и вправду поверю в то, что вы будете скучать по мне, — заулыбалась я, застегивая на себе куртку.

— Честно будем, — наигранно надул нижнюю губу Мартин.

— Честно-честно, — положа правый кулак на сердце, подтвердил Роланд.

— Обещаю прийти уже через десять часов, — усмехнулась я, откинув волосы назад, после чего потянулась к подставке за своим зонтом, вульгарно выделяющемся на фоне более дорогих своих собратьев, чьи отполированные ручки были украшены изысканной резьбой или полудрагоценными самоцветами.

— А я думал, что ты останешься с нами и сегодня, — вдруг и вправду искренне расстроился Мартин.

— Переезжай на постоянное местожительство в комнату для гостей, — неожиданно предложил Роланд.

— Правда?! — обрадовался Мартин, подпрыгнув от счастья.

— Л-л-ладно, я подумаю над этим, — решив больше не расстраивать сегодня мальчика, ответила я, заранее зная свой отрицательный ответ и пытаясь не выдавать своего замешательства. Наконец взмахнув ладонью в ответ на прощальные взмахи братьев, я ретировалась за входной дверью.

Защищаясь от чрезмерной влажности воздуха, я раскрыла зонт, не смотря на то, что небеса даже не моросили. Было приятно выбраться на ночную прогулку после полуторасуточного заточения, пусть даже и самого приятного в моей жизни. Однако, как только я покинула хорошо освещенное Б***-стрит и ступила на тропинку, ведущую вниз в город, мимо заброшенного и опустевшего сада, который после прошедшего накануне шторма неожиданно обнажил свои черные ветви, ощущение комфорта резко улетучилось. Мне вдруг захотелось поскорее оказаться дома, благодаря чему я домчалась до заветного крыльца в два раза быстрее обычного.

— Хотя бы одна явилась, — пробормотал сидящий на своем кресле в гостиной папа и, повысив голос, позвал меня, когда я замешкалась в коридоре. — Дочь моя, подойди ко мне.

— Пап, ты чего? — непонимающе спросила я, подойдя к родителям, сидящим за журнальным столиком.

— Мы впервые за всю жизнь почувствовали холодок одиночества на спине, — иронично ухмыльнувшись, ответила мама.

— Одри, это не смешно! — запротестовал отец. — Ни одна из наших дочерей больше не ночует дома.

— Эми вышла замуж, — решила уточнить я, — я задержалась на работе, а с Тэмми что?

— Слышишь? Она задержалась на работе… На ночь!

— На самом деле твой отец не из-за тебя так пыжится. Тэмми вчера ночевала у Рика…

— Правда? Это ведь замечательно! — перебила маму я.

— И ты туда же, — гулко выдохнул отец. — Это уже не первый раз. Она наверняка считает, будто я не заметил её отсутствия ночью после свадьбы Эми, как и её внезапного появления с утра.

— Дерек, чего хорошего в том, что твоя дочь, являясь невестой такого замечательного парня как Рик, сейчас спит наверху в своей детской комнате?

— Вот именно, пап.

— Это всё женская солидарность — покрываете друг друга.

— Дорогой, ты прекрасно знаешь, что такого понятия, как женская солидарность, в принципе не существует.

— А ты чего улыбаешься? — обратился ко мне отец, сложив руки на груди. — Думаешь, мы забыли, что ты не ночевала дома?

— Я уже говорила, что осталась на ночь в поместье Олдриджей лишь потому, что потеряла счет времени и, плюс ко всему, за окном был шторм, — оправдывалась я, обойдя мамино кресло сзади, чтобы обнять её за шею. — Тем более я тебя предупредила…

— А он не мог подвести тебя на своем дорогом джипе?

— Боюсь, ценность моей жизни не оправдала бы царапину на его автомобиле, — ухмыльнулась я, забыв уточнить, что на самом деле Роланд неоднократно предлагал меня подвезти, отчего я наотрез отказалась.

— Он не такой жлоб, каким ты его рисуешь, — заметила мама, похлопав меня по тыльной стороне моей ладони.

— Ладно, соглашусь с тем, что преувеличиваю. Человек, который самостоятельно вручную моет чашки из-под кофе, еще не до конца потерян. Ладно, я жутко устала, хотя определенно ничего не делала. Хочу спать. Спокойной ночи, родители.

— И запомни, что незамужняя девушка должна преклонять голову лишь на подушку, отчего дома, — вполне серьезным тоном проводил меня отец.

— Дерек, очнись. За окном двадцать первый век и далеко не первое его десятилетие, — начала мама, но я не стала вслушиваться в их смехотворно-серьезный разговор и медленно поднялась наверх по скрипучей лестнице.

* * *

— Спишь? — поинтересовалась я, заглянув в комнату сестры сразу после того, как переоделась в свою самую просторную пижаму.

— Глория? — вынырнув из-под одеяла, отозвалась сестра.

— Отец негодует, пытаясь не признавать того очевидного факта, что в глубине души он рад, что его дочери наконец начали устраивать свои личные жизни… — не договорила я, подумав о том, что как раз средняя его дочь скорее занимается разрушением, нежели организацией своей жизни.

— Он такой милый, — захихикала Тэмми. — Когда вот так дуется, похож на хомячка.

— На что спорим, ты ему это сказала? — засмеялась я.

— Да, сказала, — прыснула тихим смехом Тэмми, словно боясь привлечь к себе внимание сидящих в гостиной родителей. — А он расхорохорился еще сильнее. Поспишь со мной?

Вообще я пришла к Тэмми именно с этой мыслью, поэтому с удовольствием легла рядом с ней на разложенную тахту и начала прислушиваться к поднявшемуся за окном ветру, из-за которого ветви огромного орехового дерева бились и скрежетали по мокрому окну нашей детской комнаты.

— Думаешь, у нас получится? — вдруг спросила Тэмми.

— Не знаю, — ответила я, эгоистично предположив, что сестра спрашивает о том, будет ли каждый из нас счастлив в ближайшем будущем. Мне не хотелось говорить о том, что в будущем я загнусь от душевной боли, поэтому я и выдавила дурацкое «не знаю».

— Я тоже. Вдруг Рик ошибается во мне? Вдруг у нас ничего не получится?

— Более чем уверена в том, что Рик знает, что делает, — посмотрев на сестру снизу вверх, попыталась реабилитироваться с ответом я. — Поверь мне, вы доподлинно будете счастливы. Во что бы то ни стало. Не бойся.

— С каждым днем я всё меньше боюсь. Мне уже поскорее хочется выйти за него замуж, — улыбнулась Тэмми и я готова была поставить сто фунтов на то, что она смутилась.

— За такого парня каждая хотела бы выйти замуж.

— Дело не в том, что я хочу за него замуж лишь потому, что он хороший человек, и я люблю его, — заерзала Тэмми. — Хотя конечно это самая главная причина!

— Правда? Тогда какая косвенная? — хитро ухмыльнулась я.

— Всё так по-дурацки получилось. После свадьбы Эми я рассказала ему о том… — Тэмми глубоко вздохнула. — Что произошло три года назад… О том, что я не помню, что именно было в том злачном клубном туалете, после которого до встречи с Риком не могла больше чувствовать себя чистой. Рассказала ему о… О выкидыше… А потом я расплакалась и Рик… В общем, он пригласил меня к себе и я хотела убедиться в том, что между нами ничего не будет, и в итоге он поклялся, что до свадьбы ко мне не прикоснется. Я как всегда всё испортила, — расстроенно выдохнула Тэмми.