Лиз Карлайл - Один маленький грех

Она как-то сумела отвернуть лицо в сторону.

— Fa schifo![6] — выкрикнула она, изо всей силы ударяя его коленом, явно желая ударить как можно больнее. — Sporco![7] Отпусти меня, гнусная английская свинья!

Пробормотав ругательство, Уинвуд поднялся с нее. Только тогда Эсме увидела зажатый в ее перчатке стек. Женщина сильно хлестнула им по лицу Уинвуда — ярко-красные брызги крови окрасили его рубашку. Те двое, судя по всему, не замечали стоящих в дверях женщин. До того момента, пока старая леди не упала в обморок.

Она ослабела и плавно сползла на пол. Эсме, должно быть, вскрикнула. Откуда-то появились служанки. Женщина — графиня Бергонци — оттолкнула Уинвуда и бросилась к Шарлотте, путаясь в полах своего костюма для верховой езды.

Графиня неловко опустилась на колени, не видя ничего вокруг.

— Куин, вы глупец! — кричала она, откидывая волосы с лица Шарлотты. — Хватит! Довольно! Теперь вы убили свою бабушку!

Эсме приложила пальцы к горлу старушки.

— Пульс есть, — сказала Эсме. — Она не умерла. Уинвуд застыл на месте. Через открытое двустворчатое окно, доходящее до пола, из сада шел холодный воздух.

— Закройте окно, — велела Эсме одной из служанок. — Уинвуд, пошлите кого-нибудь за доктором. Ради Бога, поторопитесь!

Уинвуд словно очнулся и начал действовать. Шарлотта испустила жалобный стон.

— Не надо… доктора, — прошептала она.

— Poveretta! — бормотала графиня, продолжая гладить лицо старой леди. — Non ci credo![8]

Когда Эсме в следующий раз взглянула вверх, Уинвуда не было. Две служанки смотрели ему вслед с вытаращенными глазами и с открытыми ртами. Боже милостивый! Они, должно быть, все видели.

Доктор недолго осматривал леди Шарлотту.

— Переломов нет, — сообщил он толпе, ожидающей в гостиной леди Уинвуд. — Но пульс еще прерывистый, каким и был последнее время, даже получше. Я посоветовал бы денек полежать в постели и ее обычное лекарство для укрепления сердца. Завтра она будет чувствовать себя как обычно и, я надеюсь, сможет вернуться домой.

— Слава Богу! — Леди Уинвуд прижала к груди скомканный носовой платок. — Я боялась худшего.

— Запомни мои слова, Гвендолин, это все кровь! — заявил пожилой джентльмен рядом с ней. — Шарлотта никогда не выносила вида крови.

— Нет, я считаю, что это ее больное сердце, — сказала леди Уинвуд. — Наверное, она перенапрягла его.

Лорд Уинвуд машинально провел пальцем по ранке на щеке. С того момента, как слуги на руках перенесли сюда его двоюродную бабушку, он беспокойно ходил взад-вперед. Его сестра Элис сердито следила за ним из угла и теребила в руках носовой платок.

— Вспомни, Хелен, как Шарлотта лишилась чувств и выпала из догкарта[9], когда под колеса попала белка? — говорил теперь пожилой джентльмен даме, сидевшей по другую сторону от него.

— Да, конечно, помню! — присоединилась к нему кругленькая седовласая леди — еще одна двоюродная бабушка, подумала Эсме. — Тогда Шарлотте наложили шесть швов!

Эсме прокашлялась.

— Это тоже очень прискорбный несчастный случай, — вставила она безмятежным голосом. — Уинвуд, вам не следует так пугать людей. Графиня неудачно сделала резкое движение — с каждым может случиться такое.

В комнате на мгновение стало тихо. Леди Уинвуд с прижатым к лицу носовым платком как-то странно смотрела на Эсме.

— Да, ужасное невезение! — наконец присоединилась она. — Куин, нам повезло, что Шарлотта не сломала бедро. В следующий раз будь к ней внимательнее!

— Сожалею, — повторил он, наверное, в десятый раз. — Не могу найти слов, как я сожалею.

Доктор выглядел несколько обескураженным.

— Пожалуй, я пойду, — сказал он. — Я загляну к леди Шарлотте утром, просто на всякий случай. Она, знаете ли, не молодеет.

Страсти утихли, «ранние пташки» начали покидать комнату и спускаться к завтраку. Леди Элис вывела мать, что-то рассказывая ей о детях. Графиня давно удалилась, покинув кабинет Уинвуда тем же путем, которым, судя по всему, она попала туда — через открытое в сад окно. Остальные еще не поднялись с постелей. Тем не менее, несмотря на попытки Эсме скрыть истинное положение вещей, к полудню следовало ожидать быстрого распространения слухов.

Вскоре в гостиной остались только Эсме и лорд Уинвуд. Пришло время сделать то, за чем она спустилась сюда. Она повернулась и увидела, что он безучастно смотрит в окно, никак не реагируя на ее присутствие.

Она подошла и положила руку ему на плечо.

— Боюсь, милорд, пойдут сплетни, — тихо сказала она. — Но может быть, нам удастся противостоять им. Мы должны настаивать на этой глупой истории с несчастным случаем.

Лорд Уинвуд отказывался смотреть на нее.

— Эсме, я могу объяснить.

— Нет, не надо, — сказала она. — Я бы предпочла не обсуждать это.

— Я не виню вас, — шепнул он. — Я такой глупец — хуже, я оскорбил вас. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

— Дело совсем не в том, прощаю я или не прощаю, — тихо сказала она.

— Если вы так считаете, моя дорогая, тогда вы тоже глупы. Эсме набрала в грудь воздуха.

— Я должна объясниться, Уинвуд. Утром я шла к вам, чтобы сказать… сказать, что не могу стать вашей женой, — продолжала она. — Я сделала ужасную ошибку, приняв ваше предложение. Я прошу простить меня.

Он откинул назад голову и горько хохотнул.

— Меня не удивляет, что вы хотите отказаться от обещания, — отвечал он. — Оказаться в такой ситуации! И это мне, а не вам, надлежит просить о прощении.

— Вы не слушаете меня, милорд, — твердо сказала она. — Я шла, чтобы сказать вам, что хочу разорвать помолвку. Сожалею, что помешала вам в… в ваших планах, что бы вы там ни делали…

— 'Рушил свою жизнь, — прервал он ее. — Вот что я делал.

Эсме пожала плечами.

— В любом случае это не имеет никакого отношения к моему решению. То же самое я собираюсь сказать вашей матери. Я не хочу, чтобы она думала, что ответственность лежит на вас.

Плечи Уинвуда обвисли.

— Я сегодня же пошлю объявление в «Тайме», — сказал он, запуская руку в свои и так растрепанные волосы. — Никто не удивится. Моя дорогая, мне жаль, что все кончилось так плохо.

— Не жалейте, — прошептала она. — Поверьте мне, я никогда не сказала бы «да». Кое-что… кое-что случилось этой ночью, окончательно убедив меня в этом.

Уинвуд оторвался от окна и принялся ходить по комнате.

— Я думал, это хорошая партия, Эсме, — растерянно сказал он. — Я убедил себя, что мы сможем поладить, вы и я. Я был глупцом, воображая, что могу… или смогу в будущем… черт, почему я не послушал Аласдэра?

— Аласдэра?..

— Он с самого начала говорил мне, что я недостаточно хорош для вас, — признался Уинвуд. — И я знал, что он прав. Я подумал, что, может быть, вы сделаете меня другим, лучше. Но ничего не получилось. Даже Аласдэр видел это. Прошлой ночью он отчитал меня и чуть не набросился на меня с кулаками.

— Аласдэр? Но… но почему?

— Он видел, что я не уделяю вам достаточно внимания, он считал, что у вас несчастный вид. Он хотел, чтобы я разорвал помолвку, ноя, конечно, отказался. Как я мог? Джентльмен не имеет права так поступить. — Уинвуд улыбнулся ей виноватой, горькой улыбкой. — А теперь вы сделали это за меня.

Эсме теперь смотрела себе под ноги.

— Да, и я думаю, так будет лучше, — сказала она. — Мы не подходим друг другу.

Некоторое время он молча смотрел на нее.

— Эсме, вы ведь в душе романтичны, да? — наконец спросил он с изумлением. — Вы верите, что у каждого человека есть единственная половинка?

— Я… Да, я начинаю верить, что это так, — призналась Эсме.

Он снова отвернулся к окну и раскинул руки, ухватившись за раму. Он так долго вглядывался в даль, что Эсме начала подумывать о том, чтобы тихонько выйти.

— Не знаю, Эсме, что там между вами и Аласдэром, — сказал он тихо. — Разумеется, теперь это не мое дело.

Она хотела заговорить, но он жестом остановил ее:

— Пожалуйста, дайте мне сказать.

— Да, конечно.

Он взглянул на нее почти умоляюще.

— Вот что я хочу сказать: если между вами есть хотя бы капелька искреннего расположения, не давайте ей исчезнуть. По крайней мере до тех пор, пока не убедитесь, что больше из этого ничего не появится. Потому что если вы упустите эту капельку — случайно или намеренно, — все может исчезнуть навсегда.

Эсме была не в силах смотреть на него.

— Это хороший совет, — отвечала она. — А сейчас, если вы извините меня, я должна пойти и рассказать тете о нашем решении.

— Я не хотел бы, чтобы она сердилась на вас, — сказал Уинвуд. — Скажите ей правду.

— Правда заключается в том, что мы не подходим друг ДРУГУ, — повторила она снова. — И никогда не подходили. Мы предназначены другим, вы и я. Мы были глупцами, ду-1^ая иначе.

Он грустно улыбнулся.

— Маленькая Эсме, — пробормотал он. — Всегда такая мудрая. Почему мы не можем полюбить друг друга? Жизнь стала бы намного легче, правда?

Эсме тоже улыбнулась с печальным сожалением.

— Да, но я начинаю думать, что мы не выбираем, кого нам любить. А жизнь не может быть легкой. — Она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его в щеку.

С чувством, что вот-вот заплачет, Эсме повернулась и поспешно вышла. Тетя Ровена, конечно, проснулась. Эсме надеялась, что тетя одобрит ее решение, но сейчас ее нервы были слишком напряжены, и она отчаянно желала, чтобы все уже осталось позади. К сожалению, Эсме запоздала с объяснением. Эсме постучалась в спальню тети и быстро вошла, едва услышав ответ. С негодующим, застывшим лицом, похожим на маску, леди Таттон величаво сидела на кровати перед подносом с завтраком. Похоже, вместе с утренним шоколадом Пикенс принесла своей хозяйке рассказ о неблаговидном поступке лорда Уинвуда.

— Ничего не говори! — приказала леди Таттон, выставив изящную ручку в останавливающем жесте. Кружева, каскадом ниспадающие с ее груди, тряслись от ее негодования.

— Какое безобразие! Это оскорбление. Даже не думай защищать его. Я всегда говорила, что Уинвуд негодяй и мерзавец, помнишь?

— Да, тетя, — сказала Эсме с преувеличенным почтением. — Не могу сказать, что меня не предупреждали. Я разорвала помолвку и уверена, что это к лучшему.

— Хорошая девочка! — одобрила тетя. — Ну а со сплетнями мы справимся. Ох, я чувствую, что приближается приступ головной боли. Флакон с ароматическим уксусом, Пикенс! Мы возвращаемся в Лондон. Соберите вещи. Я поговорю с Гвендолин, как только немного приду в себя.

Эсме подошла к кровати и уселась на краешек.

— Прошу вас, не ссорьтесь с леди Уинвуд, — умоляла она. — Влиять на поведение своего сына она может не больше, чем… чем вы когда-то… на мою мать.

Леди Таттон фыркнула, но негодование ее угасло.

— Справедливо, очень справедливо! — согласилась она. — Но это чудовищное оскорбление. С оперной певицей! Иностранкой! Пойдут всякие толки.

Эсме легонько сжала тетину руку, лежавшую на стеганом одеяле.

— Я все равно собиралась разорвать помолвку, — настойчиво внушала она. — Правда. Я боялась, что не смогу решиться, и набиралась мужества, чтобы сказать вам.

— Мужества? — недоверчиво переспросила леди Таттон. — Моя дорогая девочка! Я никогда не стала бы настаивать, чтобы ты вышла замуж за негодяя.

Эсме вяло улыбнулась.

— Я знаю, — отвечала она. — А теперь, если вы извините меня, мне надо кое-что уложить. Должна заметить, тетя Ровена, что я буду очень рада снова оказаться в Лондоне.

— Гм-м, — произнесла ее тетя, бросив на нее подозрительный взгляд. — Не знала, что тебе так полюбилась городская жизнь, моя дорогая.

На следующее утро Эсме проснулась на Гросвенор-сквер со странным чувством трепета и предвкушения. Что-то должно было случиться. Она ощущала это всем существом, всей своей шотландской натурой. Не в силах справиться с собой, она оделась, сошла вниз и нервно ходила по гостиной, пока не появился Гримонд с большим серебряным подносом.

— Не принести ли вам кофе и утреннюю газету, мисс? — учтиво спросил он. — Ее светлость еще не оправилась от головной боли и предполагает некоторое время провести в постели.

— Прекрасно, — сказала Эсме. Она обрадовалась возможности занять чем-нибудь голову.

Эсме уселась на диванчик, развернула газету и стала читать очередную статью об отставке Веллингтона. Вдруг ей пришла в голову мысль, от которой она похолодела. В газетах уже могло появиться сообщение о разрыве помолвки. Лорд Уинвуд собирался немедля отослать объявление. Видимо, он, как и Эсме, хотел как можно скорее покончить с этим скандальным происшествием.

Запах свежей типографской краски дразнил ее ноздри, пока она листала газету. Долго искать не пришлось. Короткое объявление было напечатано в верхней части страницы. Это, возможно, была самая короткая помолвка на памяти светского общества, подумала Эсме.