Лиз Карлайл - Один маленький грех

Было еще раннее утро, когда Эсме решилась на следующий шаг. Она быстро порылась в сундуке и отыскала ботиночки Сорчи, предназначенные для прогулок. Эсме осмотрела их и вздохнула. Увы, маленькие кожаные ботиночки выглядели совсем не так опрятно, как надо бы.

— Пошли, моя маленькая, — сказала она, беря девочку на руки. — Я не хочу, чтобы ты выглядела маленькой замарашкой среди этих разряженных англичаночек.

Вместе они спустились вниз, Сорча весело щебетала, глядя вокруг. На последней лестничной площадке она увидела восточную вазу, которая ей очень понравилась. Не слушая увещеваний, она заупрямилась, стала вырываться и кричать во всю силу своих легких: «Дай! Дай мне!»

Кое-как Эсме ее усмирила, но у буфетной Сорча потребовала, чтобы ее опустили на пол. Руки у Эсме были заняты, поэтому она толкнула дверь боком и высунулась в проем. К несчастью, она не заметила камердинера Маклахлана, спешащего в противоположном направлении. Движущаяся дверь ударила его по локтю, отчего он приглушенно чертыхнулся.

— Ой, что я наделала! — вскрикнула Эсме, переступая порог. Стопка шейных платков и одежда из черной шерсти оказались на полу.

— Ох, мистер Эттрик! Простите меня.

— Право, мисс Гамильтон! — с досадой сказал камердинер, поднимая упавшее. — Я только что закончил чистить эту одежду!

Эсме опустила Сорчу на пол и, встав на колени, попыталась спасти свеженакрахмаленные шейные платки.

— Мне так жаль, — говорила она, быстро поднимая их. — У меня были заняты руки. Я не видела вас.

Эсме распрямилась и положила шейные платки на стол для чистки одежды. Эттрик теперь отряхивал фрак, прекрасный фрак, явно сшитый из первосортной материи.

— Ладно, кажется, большой беды не случилось, — проворчал Эттрик, снимая с фрака нитку. — Только немного почистить здесь и вот здесь. Хоз, поживей, старина! — крикнул он через комнату одному из лакеев.

Лакей у противоположного конца длинного стола оторвался от работы.

— Что там еще, Эттрик? — спросил он. — Мне нужно вычистить эту обувь.

Эттрик махнул в его сторону фраком.

— Сэр Аласдэр хочет, чтобы это доставили в дом миссис Кросби, — сказал он. — Отвези часам к четырем.

— Что мне, делать больше нечего, как только лететь сломя голову в Блумсбери? — пожаловался лакей.

— Больше нечего. — Эттрик кисло улыбнулся и повесил фрак на вешалку у того конца стола, где трудился Хоз. — И на этот раз не забудь чехол из муслина.

Эттрик возвратился к столу и начал рассматривать шейные платки. Не спуская глаз с Сорчи, Эсме взяла одну из щеток. Она не смогла сдержать любопытство.

— Кто такая миссис Кросби, мистер Эттрик?

Лакей на дальнем конце стола что-то затараторил. Эттрик устало вздохнул.

— Миссис Кросби — близкий друг сэра Аласдэра.

— Ага, одна из подружек, — вмешался лакей. — Эттрик, ты мог бы прямо сказать крошке, если уж она будет жить здесь. Миссис Кросби — актриса и одна из его любовниц. Но об этом не положено говорить за стенами дома.

Эттрик бросил на лакея уничтожающий взгляд, но ничего не сказал. Эсме торопливо почистила ботиночки Сорчи и вместе с девочкой ретировалась в детскую.

Близкий друг. Одна из подружек. Интересно, сколько подружек может быть у такого мужчины, как Маклахлан? Наверное, не сосчитать. Тогда понятно, что он не может упомнить их всех, из чего лишний раз следует, какой дурочкой была ее мать, если поддалась его чарам. И это лишний раз показывает, какой осторожной надо быть с Маклахланом. Под взглядом его карих глаз легко растаять. Скорее всего он смотрит так на каждую женщину.

Сердясь на себя за такие мысли, Эсме заставила себя выбросить их из головы. Она надела на Сорчу светлое пальтишко и шляпку и обула ее в только что почищенные ботиночки, после чего сообщила Уэллингзу, что они идут гулять. Эсме могла только догадываться, что входит в обязанности гувернантки, но прогулки с ребенком, конечно же, входили в их перечень, потому что Уэллингз не удивился.

— Идем гулять! — твердила Сорча, когда Эсме понесла ее вниз по лестнице. — Гулять, Мей! Я иду гулять!

Уэллингз снисходительно улыбнулся ребенку.

— Она твердо знает, чего хочет, не так ли? Эсме кивнула.

— Да, и это не помешало бы знать каждому, — пробормотала она и поставила девочку на пол. — Не скажете ли вы мне, Уэллингз, как пройти в Мейфэр? Боюсь, я могу заблудиться.

— Мы довольно далеко от Мейфэра, мисс, здесь нет прямой дороги, — сказал он, указывая направление.

Эсме поняла, что Сорча не сможет дойти туда. Но она не посмела нанять экипаж, детскую коляску еще не доставили, поэтому она отправилась в путь, придерживаясь указанного дворецким направления. Что ж, когда девочка устанет, придется взять ее на руки.

В свежем прохладном воздухе пахло дождем. Пройдя через обширные парки, Эсме вышла к Мейфэру и вскоре оказалась там, где окружающие дома показались ей знакомыми. Она была здесь дважды и уже узнавала красивые дома в георгианском стиле.

Чувствуя, как отзываются болью на каждый шаг стертые еще накануне до волдырей ноги, держа Сорчу на руках, она направилась к Гросвенор-сквер. После долгой, утомительной недели, проведенной в дороге, и двух мучительных дней в Лондоне Эсме начала ненавидеть Англию и все с ней связанное. Единственной удачей, если так можно сказать, оказался сэр Аласдэр Маклахлан. Тем не менее она была уверена, что не имела права жить в доме этого мужчины и разыгрывать из себя гувернантку собственной сестры. Мамочка была бы шокирована ее поведением, хотя не Эсме являлась причиной всех бед.

Когда в обществе узнают, что у неисправимого повесы сэра Аласдэра появилась воспитанница, наверняка пойдут разговоры. Эсме решила вести себя очень сдержанно, а произошедшее утром в столовой дополнительно показало, что она внезапно и неожиданно для себя оказалась в самом зависимом положении. Она оказалась прислугой. Даже в доме отчима к ней не относились настолько высокомерно. Ее ладонь еще чесалась от желания дать пощечину брату сэра Аласдэра. Лорд Уинвуд по крайней мере выказывал больше сочувствия. Она заметила, как он с упреком взглянул на Меррика.

До знакомой зеленой двери Эсме добралась, слегка запыхавшись, и остановилась, чтобы пересадить Сорчу на другую руку.

— Зеленая, Мей, — сказала малышка, показывая на дверь ручкой. — Зеленая, видишь?

Да. Зеленая. Такая же, как и в те два раза. И, как и раньше, дверной молоток отсутствовал. Но Эсме не для того проделала длинный путь, чтобы уйти ни с чем. Она поднялась по ступенькам и постучала в массивную деревянную дверь. Она слышала, как гулко разнесся звук внутри дома.

— Проклятие, — прошептала она.

— Проклять, — повторила за ней Сорча. Ох, нужно следить за своим языком.

— Такая нехорошая дверь, да, моя маленькая? — говорила Эсме, чмокая девочку в щечку. — Почему нам ее никогда не открывают?

В этот момент мимо с грохотом прокатило сверкающее черно-красное ландо и остановилось у соседнего дома. Из него вышел высокий темноволосый господин и крикнул кучеру, чтобы тот ехал вокруг и поставил карету у конюшен. Экипаж отъехал и повернул на Чарлз-стрит. Эсме пошла вслед за ним. Вскоре кучер свернул вправо и въехал в проход между домами. Эсме подошла ближе.

Между высокими кирпичными стенами обнаружился тенистый проулок, из которого повеяло холодком. Эсме пошла дальше, рассматривая дома, мимо которых проходила. Вскоре ландо остановилось, и кучер наклонился, чтобы поговорить с женщиной, стоявшей на тротуаре с корзиной в руке. Отбросив всякую осторожность, Эсме бросилась к ним. Они заметили ее и повернулись.

— Прошу прощения, — произнесла Эсме, задыхаясь. — Вы здесь живете?

— Да, не сомневайтесь. — Женщина осмотрела ее с головы до ног, явно удивленная, почему Эсме прошла во двор, а не навела справки на улице.

Эсме посадила Сорчу на другую руку.

— Не скажете ли вы мне, живет ли еще в соседнем доме леди Таттон? — спросила она, еще не успев успокоить дыхание. — Видите ли, дверного молотка нет и…

— Да, конечно! — воскликнула женщина. — Она уехала в Австралию.

Эсме испытала облегчение.

— Слава Богу, — прошептала она. — Я долго не имела от нее вестей. А есть ли в доме слуги?

Видя, что он ничем не может быть больше полезен, кучер уселся поудобнее и щелкнул кнутом.

— Сейчас нет никого, кроме Финчей, это муж и жена, оставленные присматривать за домом, — сказала женщина с корзиной. — Но у Бесс — так зовут миссис Финч — матушка заболела в Дептфорде, и в прошедший четверг они уехали туда.

Эсме поникла, разочарованная.

Женщина снова внимательно посмотрела на Эсме.

— У вас есть дело к ее светлости? — спросила она. — Насколько я знаю, ее светлость не ожидают в ближайшее время, по крайней мере Бесс ничего об этом не говорила, а она непременно сказала бы, я уверена.

— Я… Да, мне нужно с ней встретиться, — признала Эсме. — Но мы не виделись уже несколько лет.

— Она уехала с дочкой, которая была в интересном положении, — сказала женщина. — Один ребеночек начал болеть. Потом появилась двойня. А дальше, как говорит Бесс, одно тянет за собой другое. Но так как она не отказалась от дома, значит, еще возвратится.

Сорча на руках у Эсме начала вертеться.

— Яблоко, Мей, — потребовала она. — Дай яблоко! Женщина вынула из корзины яблоко и протянула ей.

— Какая хорошенькая девочка, — сказала она, расплываясь в улыбке. — И такие необыкновенные голубые глазки! Ты это хочешь, дитя?

Сорча взвизгнула от восторга, растопыривая и сжимая в кулачок пальчики, как она уже проделывала утром, когда ей понравились часы Меррика Маклахлана.

— Спасибо, но лучше не надо, — сказала Эсме. — Право, лучше не надо.

— Отчего же, пусть возьмет, — сказала служанка, вкладывая красное яблоко в маленькие протянутые ручки. — Я только что с Шепердского рынка, так что яблоко свежее.

Опасаясь буйного нрава Сорчи, Эсме поблагодарила женщину. Та улыбалась Сорче.

— Какой красивый ребенок! — продолжала она. — Теперь о леди Таттон. Если хотите, я могу передать что-нибудь Бесс.

Эсме обрадовалась.

— Письмо, — торопливо сказала она. — У меня с собой письмо для леди Таттон. Будьте так добры…

Женщина смотрела сочувственно.

— Хорошо, я передам его Бесс, мэм, но, насколько я знаю…

— Да, да, я понимаю, — сказала Эсме. — Ее не ждут. Но все же попросите миссис Финч оставить письмо до ее возвращения. Не важно, когда она появится.

Женщина взяла письмо, которое Эсме извлекла из кармана.

— Может быть, она отправит письмо ее светлости, если хотите?

Эсме покачала головой.

— Это займет месяцы, а я уже послала два письма, но так и не знаю, дошли они или нет.

Женщина сочувственно кивнула и снова обратила свое внимание на Сорчу, которая уже впилась маленькими зубками в сочную мякоть яблока.

— Ах, какие глазки, — сказала она еще раз. Затем понимающе взглянула на Эсме. — Достались со стороны отца, конечно?

— О да, — устало ответила Эсме. — Безусловно. Со стороны отца.

Аласдэр прислушался к дыханию спящей Джулии: оно было спокойным и ровным все эти несколько часов. Звук ее дыхания действовал на него успокаивающе. К нему сон не шел. Он отошел от кровати и устроился в шезлонге у окон, чтобы не потревожить спящую. Он смотрел вниз, на Бедфорд-плейс, — там полицейский в синем мундире степенно прохаживался в свете газовых фонарей, — когда услышал, что дыхание Джулии изменилось.

— Аласдэр? — сонно проговорила она, приподнимаясь на локте. — Аласдэр, который час, дорогой?

— Около четырех, наверное, — отвечал он рассеянно. — Я разбудил тебя, милая?

Джулия встала и пошла к нему, кутаясь в халат.

— Что случилось, Аласдэр? — спросила она. — Обычно ты спишь сном невинного младенца.

Он засмеялся.

— Господь Бог в конце концов решил исправить эту ошибку, — отвечал он. — Полночи прошло, а я так и не заснул.

— Мне жаль, — сказала она. — Боже, ты куришь. Не рано ли для тебя?

— Или поздно, все зависит от точки зрения. — Он притянул ее за руку и посадил на шезлонг возле себя. — Извини, Джулия. Мне погасить?

— Ты знаешь, не надо. — Она подтянула под себя ноги и прикрыла их халатом.

Джулия была пухленькой, хорошенькой, добродушной, и с момента их знакомства, которое состоялось несколько месяцев назад, Аласдэр был рад каждой минуте, проведенной с ней.

— Тебе понравилось, как они сыграли, моя дорогая? — Он стряхнул пепел с конца сигары. — Я считаю, что твоя подруга Генриетта Уилер была великолепна.

— Фи, Аласдэр! — произнесла Джулия. — Ты вообще никогда не замечал ее.

— Но не тогда, когда мы специально пошли посмотреть на нее.

Джулия провела рукой по его щеке.

— Тогда быстро скажи, какая у нее была роль?

При свете луны выражение досады на его лице не осталось незамеченным.