Джоджо Мойес - Один плюс один

– Полиэтиленовый пакет.

Танзи отдала ей свой.

– Просто на всякий случай, – жизнерадостно сказала мама и приоткрыла окно. Следующие несколько миль мистер Николс ехал очень медленно. Так медленно, что две машины мигали сзади, а один водитель при обгоне злобно нажал на гудок. Иногда мистер Николс заезжал на белую линию, как будто не мог сосредоточиться, но Танзи заметила, что мама старательно молчит, и решила тоже ничего не говорить.

– Долго еще? – бормотал мистер Николс.

– Недолго, – ответила мама, хотя откуда ей было знать? Она похлопала мистера Николса по руке, как ребенка. – Вы молодец.

Он бросил на нее страдальческий взгляд.

– Потерпите, – тихо сказала она, и это прозвучало как инструкция.

Они проехали еще полмили.

– О боже! – Он снова ударил по тормозам. – Мне нужно…

– Паб! – завопила мама и указала на паб, огни которого только что показались на окраине очередной деревушки. – Смотрите! Вы успеете!

Мистер Николс вдавил педаль газа. Щеки Танзи сдуло назад ускорением. Он на полной скорости въехал на парковку, распахнул дверцу, шатаясь, выбрался из машины и бросился в паб.

Они сидели и ждали. В мертвенной тишине было слышно, как тикает, остывая, мотор.

Через пять минут мама наклонилась, закрыла водительскую дверцу, чтобы не выстудить машину, обернулась и улыбнулась:

– Как тебе пористая шоколадка?

– Отлично.

– Я тоже люблю пористый шоколад.

Никки с закрытыми глазами кивал в такт музыке. Рядом припарковались мужчина и женщина с высоким хвостиком. Женщина пристально посмотрела на машину. Мама улыбнулась. Женщина не улыбнулась в ответ.

Прошло десять минут.

– Сходить за ним? – спросил Никки, вытаскивая из ушей наушники и глядя на часы.

– Лучше не надо, – ответила мама и начала постукивать ногой.

Прошло еще десять минут. Наконец, когда Танзи отправилась с Норманом на прогулку вокруг парковки, а мама делала растяжку на заднем сиденье, потому что ее «всю перекосило», появился мистер Николс.

Он был белым как бумага. Танзи никогда такого не видела. Казалось, кто-то стер его черты дешевой резинкой.

– Боюсь, придется здесь задержаться, – сказал он.

– В пабе?

– Нет, не в пабе. – Он обернулся. – Только не в пабе. Может быть… Может быть, в нескольких милях отсюда.

– Хотите, я поведу? – спросила мама.

– Нет, – ответили они хором.

Мама улыбнулась и попыталась сделать вид, что не обиделась.

«Гавань колокольчиков» оказалась единственной гостиницей в радиусе десяти миль, которая не была полностью забронирована. В ней имелось восемнадцать трейлеров, игровая площадка с двумя качелями и песочницей и табличка «С собаками запрещено».

Мистер Николс зарылся лицом в руль.

– Мы найдем другое место. – Он поморщился и согнулся пополам. – Подождите минутку.

– Не надо.

– Вы говорили, что не можете оставить пса в машине.

– Мы не оставим его в машине. Танзи, – скомандовала мама, – солнечные очки.

У передних ворот стоял трейлер с надписью «Администратор». Мама вошла первой, а Танзи надела солнечные очки и осталась на крыльце, наблюдая через дверное стекло с пузырьками воздуха. Толстяк устало поднялся со стула и заявил, что маме очень повезло – остался всего один дом, и на него специальная цена.

– Сколько? – спросила мама.

– Восемьдесят фунтов.

– За одну ночь? В трейлере?

– Сегодня суббота.

– А сейчас семь часов вечера, и у вас никого нет.

– Может, приедут еще.

– Ну конечно. Я слышала, Мадонна выступала тут неподалеку и теперь ищет, где бы разместить свою свиту.

– Необязательно быть такой саркастичной.

– Необязательно драть с меня три шкуры. Тридцать фунтов. – Мама достала банкноты из кармана.

– Сорок.

– Тридцать пять. – Мама протянула деньги. – У меня больше нет. Кстати, с нами собака.

Толстяк поднял мясистую руку:

– Табличку читали? Никаких собак.

– Это собака-поводырь. Моей маленькой дочки. Напоминаю, что закон запрещает отказывать в доступе людям с ограниченными возможностями.

Никки открыл дверь и под локоток ввел Танзи. Девочка неподвижно стояла в темных очках, а Норман терпеливо стоял перед ней. Они уже проделывали это дважды, когда нужно было сесть на автобус до Портсмута после того, как ушел папа.

– Пес хорошо обучен, – сказала мама. – И не доставит хлопот.

– Он – мои глаза, – добавила Танзи. – Без него моя жизнь не имела бы смысла.

Мужчина посмотрел на ее руку, затем на лицо. У него были брыли, как у Нормана. Танзи старалась не поглядывать на телевизор.

– Вы схватили меня за яйца, леди.

– Еще чего, – весело откликнулась мама.

Толстяк покачал головой, убрал здоровенную руку и с трудом кивнул на шкафчик с ключами.

– «Золотые акры». Вторая дорожка, четвертый дом справа. Рядом с туалетами.

Когда они добрались до трейлера, мистеру Николсу уже было так плохо, что он, возможно, даже не заметил, где они оказались. Он тихо постанывал и держался за живот, а при виде таблички «Туалеты» вскрикнул и исчез почти на час.

«Золотые акры» не были золотыми и не тянули даже на пол-акра, но мама сказала, что на безрыбье и рак рыба. В доме были две крохотные спальни, а в гостиной – диваны, которые можно превратить еще в одну постель. Мама сказала, что Никки и Танзи лягут спать в комнате с двумя кроватями, мистер Николс – во второй спальне, а ее вполне устроит диван. В спальне Никки и Танзи оказалось очень даже неплохо, несмотря на то что ноги Никки свисали с края кровати и все провоняло сигаретами. Мама открыла окна, положила на кровати одеяла и включила в ванной воду, чтобы холодная стекла. Мистер Николс, наверное, захочет принять душ, когда вернется.

Танзи по очереди заглянула во все шкафы из прессованных опилок, задернула занавески в цветочек и осмотрела химический туалет в ванной комнате, прижала нос к окну и пересчитала огни в остальных трейлерах. Заняты, похоже, только два. «Все-таки наврал, скотина», – заметила мама. Пока они ждали возвращения мистера Николса, мама изучала карту, водя пальцами по дорогам.

– У нас куча времени. Просто куча. Все будет хорошо. К тому же ты сможешь побольше повторить в спокойной обстановке. – Казалось, она пытается убедить саму себя.

Мамин телефон простоял на зарядке ровно пятнадцать секунд и зазвонил. Она вздрогнула и схватила его, не вынимая из розетки.

– Алло? – Похоже, мама думала, что это мистер Николс звонит из туалета и просит принести еще бумаги. – Дес? – Она прижала руку ко рту. – О господи, Дес, я не успею вернуться.

Серия приглушенных вспышек ярости на другом конце линии.

– Мне очень жаль. Я знаю, что сказала. Но все пошло наперекосяк. Я в… – Она сделала Танзи страшные глаза. – Где мы?

– Рядом с Эшби де-ла-Зуш, – ответила Танзи.

– Эшби де-ла-Зуш, – повторила мама. И еще раз, запустив руку в волосы: – Эшби де-ла-Зуш. Знаю. Мне очень жаль. Все пошло наперекосяк, водитель заболел, телефон разрядился, и при всем… Что? – Она посмотрела на Танзи. – Не знаю. Наверное, не раньше вторника. Или даже среды. Я не думала, что дело так затянется.

Танзи слышала, как Дес кричит на маму.

– Разве Челси не может меня подменить? Я столько раз ее подменяла… Я знаю, что сейчас горячее время. Знаю. Дес, мне правда очень жаль. Я же сказала, что я… – Она помолчала. – Нет. Не могу вернуться раньше. Нет. Я правда… Что ты имеешь в виду? Я за прошлый год не пропустила ни одной смены. Я… Дес?.. Дес? – Мама замолчала и уставилась на телефон.

– Это Дес из паба? – Танзи нравился Дес из паба.

Как-то раз воскресным вечером она сидела снаружи с Норманом и ждала маму, а Дес угостил ее пакетиком жареных креветок.

В этот миг дверь в трейлер открылась, и мистер Николс едва не упал внутрь.

– Лечь, – пробормотал он, на мгновение собрался с силами и рухнул на диванные подушки в цветочек. Он посмотрел на маму. Его лицо было серым, глаза – большими и запавшими. – Лечь. Извините.

Мама сидела и смотрела на свой мобильный.

Мистер Николс заморгал, глядя на нее, заметил телефон и пробормотал:

– Вы пытались до меня дозвониться?

– Он меня уволил, – сказала мама. – Поверить не могу. Этот сукин сын меня уволил.

Джесс все равно спала бы плохо, учитывая, что к прочим бедам добавилась потеря работы в «Перьях». Но большую часть ночи она ухаживала за мистером Николсом. Она никогда еще не видела, чтобы человек был так болен и при этом не кашлял, как чахоточный. К полуночи он превратился в пустую оболочку. В нем буквально ничего не осталось.

– Мне уже лучше, уже лучше, – уверял он.

А через полчаса хватал ведро, которое Джесс вытащила из-под раковины, и выкашливал тонкую струйку зеленой желчи.

Ночь стала странной, бессвязной, часы набегали друг на друга, текучие и бесконечные. Джесс больше не пыталась уснуть. Смотрела на чисто вымытые стены карамельного цвета, читала, дремала. Мистер Николс стонал рядом и время от времени вставал и тащился в туалет. Джесс закрыла дверь в комнату детей и ждала его в маленьком трейлере, иногда засыпала на дальнем конце углового дивана, протягивала мистеру Николсу воду и салфетки, когда он, пошатываясь, возвращался.

Вскоре после трех мистер Николс сказал, что хочет принять душ. Джесс взяла с него обещание не запираться в ванной, отнесла его одежду в прачечную (стиральная машина с сушилкой в сарае) и потратила три фунта двадцать пенсов на стирку при шестидесяти градусах. Мелочи на сушилку у нее не было.

Мистер Николс еще мылся в душе, когда Джесс вернулась в трейлер. Она развесила его вещи на вешалках над обогревателем, надеясь, что они хотя бы немного высохнут к утру, и тихонько постучала в дверь. Ответа не было, только шум бегущей воды и клубы пара. Она заглянула за дверь. Стекло было запотевшим, но она разглядела, что мистер Николс неподвижно лежит на полу. Мгновение она подождала, глядя на его широкую спину, прижатую к стеклянной панели, неожиданно красивую – бледный перевернутый треугольник; затем увидела, как он поднимает руку и устало проводит по лицу.

– Мистер Николс? – прошептала Джесс, вставая у него за спиной. Он не ответил, и она повторила: – Мистер Николс?

Он обернулся и увидел ее и, возможно из-за воды, показался ей самым разбитым человеком в мире. Его глаза покраснели, голова ушла в плечи.

– Вот дерьмо. Я даже встать не могу. А вода остывает, – сказал он.

– Вам помочь?

– Нет. Да. О господи!

– Подождите.

Джесс развернула полотенце, чтобы защитить не то мистера Николса, не то себя, забралась в душ и выключила воду, намочив руку по локоть. Затем присела, чтобы мистер Николс прикрылся, и наклонилась:

– Обхватите меня за шею.

– Вы такая крошечная. Я вас уроню.

– Я сильнее, чем выгляжу. – (Он не пошевелился.) – Вам придется мне помочь. На плечах я вас не унесу.

Мистер Николс закрепил полотенце на талии и обхватил Джесс мокрой рукой. Джесс оперлась о стенку душа, и наконец они встали, покачиваясь. К счастью, трейлер был таким маленьким, что по дороге к дивану мистер Николс мог прислониться к стене. Шатаясь, они дошли до так называемой гостиной, и он рухнул на диванные подушки.

– Вот до чего я докатился, – застонал он, разглядывая ведро, которое Джесс поставила рядом с кроватью.

– Ага. – Джесс изучала слоящиеся обои, краску с пятнами никотина. – В моей жизни тоже бывали субботние вечера получше.

Она приготовила себе чашку чая. Было чуть больше четырех. Ей словно насыпали песка в глаза, голова кружилась. Джесс села и на секунду закрыла веки.

– Спасибо, – слабо произнес мистер Николс.

– За что?

Он с трудом сел прямо:

– За то, что принесли мне рулон туалетной бумаги посреди ночи. За то, что постирали мою отвратительную одежду. За то, что помогли мне выбраться из душа. И за то, что ни разу не намекнули, что я сам виноват, купив сомнительную шаурму в заведении под названием «Кебаб у Кита».

– Несмотря на то, что вы сами виноваты.

– Ну вот. Вы все испортили. – Он снова лег на подушку, закрыв глаза рукой.

Джесс старалась не смотреть на широкие просторы его груди над стратегически расположенным полотенцем. Она и не помнила, когда в последний раз видела обнаженный мужской торс, не считая соревнования паба по пляжному волейболу в прошлом августе. Не надо было слушать Деса.

– Идите в спальню. Там удобнее.

Мистер Николс открыл один глаз:

– А мне дадут одеяло с Губкой Бобом?

– Вам дадут мое розовое полосатое одеяло. Но я обещаю, что это не уронит вашего мужского достоинства.

– А вы где будете спать?

– Здесь. Меня вполне устраивает. – А когда он начал возражать, она добавила: – В любом случае сомневаюсь, что крепко усну.

Он позволил отвести его в крошечную спальню. Со стоном рухнул на кровать, как будто даже это причиняло мучения, и Джесс бережно накрыла его одеялом. Под глазами мистера Николса лежали пепельные тени, язык заплетался.