Джоджо Мойес - Один плюс один

– По-вашему, я конь?

– Вовсе нет. Мне нужен метафорический конь.

– Так мы вернулись к запутанным метафорам?

– Послушайте, женщина, которую вы назвали красивой, предлагает вам секс без обязательств. Я не понимаю, в чем проблема.

– Секса без обязательств не бывает.

– Что?

– Все чего-то хотят.

– Я ничего от вас не хочу.

Она ощутила, как он пожал плечами.

– Сейчас – возможно.

– Ого. – Джесс повернулась на бок. – Похоже, она здорово вас задела.

– Я просто…

Джесс провела стопой по его ноге:

– Вы полагаете, что я хочу вас соблазнить? Думаете, я пытаюсь завлечь вас своими женскими уловками? Своими женскими уловками, нейлоновым покрывалом, пирогом и картошкой?

Она переплела свои пальцы с его пальцами и понизила голос до шепота. Она чувствовала себя раскрепощенной и безрассудной. Ей казалось, что она может потерять сознание, так сильно она его хотела.

– Мне не нужны отношения, Эд. Ни с вами, ни с кем-то другим. В моей жизни нет места для «один плюс один». – Она наклонила лицо, так что до его губ оставалось всего несколько дюймов. Она почти чувствовала сладковатый привкус зубной пасты в его дыхании. – Мне казалось, это очевидно.

Он неловко отодвинулся:

– Вы… невероятно убедительны.

– А вы… – Она закинула на него ногу и притянула его ближе. Когда она ощутила его твердость, у нее на мгновение закружилась голова.

Он сглотнул.

Ее губы были в нескольких миллиметрах от его губ. Все нервы ее тела неведомым образом сосредоточились в ее коже. Или, может быть, его коже; она больше не могла отличить.

– Это последняя ночь. Знаете… вы можете высадить нас завтра, и мы больше никогда не увидим друг друга. В худшем случае обменяемся взглядами поверх пылесоса, и я вспомню замечательную ночь с замечательным парнем, который был действительно замечательным парнем. – Она скользнула губами по его подбородку, чуть колючему от щетины. Ей хотелось его укусить. – А вы, разумеется, вспомните лучший секс в своей жизни.

– И больше ничего. – Его голос был низким, рассеянным.

Джесс придвинулась ближе.

– И больше ничего, – промурлыкала она.

– Из вас вышел бы прекрасный переговорщик.

– Вы замолчите когда-нибудь? – Она чуть подвинулась вперед, пока их губы не встретились. Она еле-еле содрогнулась, почувствовав возбуждающее прикосновение его губ, когда он уступил ей, сладость его рта, а больше ее ничего не волновало. Она хотела его. Она сгорала от страсти. – С днем рождения, – прошептала она.

Он слегка отодвинулся. Она скорее ощутила, чем увидела, что Эд Николс смотрит на нее. Его глаза в темноте были черными, бездонными. Он шевельнул рукой, и когда его ладонь коснулась ее живота, она невольно задрожала.

– Черт! – тихо произнес он. – Черт, черт! – Он застонал и добавил: – Завтра вы скажете мне спасибо.

Он осторожно выбрался из ее объятий, поднялся с кровати, подошел к креслу, сел, с шумным вздохом накрылся одеялом и отвернулся.

Эд Николс думал, что торчать восемь часов на сырой автомобильной парковке – худший способ провести ночь. Затем он решил, что худший способ провести ночь – выворачивать кишки наизнанку в трейлере неподалеку от Дерби. И снова ошибся. Оказывается, худший способ провести ночь – сидеть в крошечной комнате в нескольких футах от подвыпившей привлекательной женщины, которая хотела заняться с тобой любовью и которой ты, как идиот, отказал.

Джесс уснула или притворилась, что уснула, отличить было невозможно. Эд сидел в самом неудобном кресле в мире и смотрел на черное, залитое лунным светом небо через узкую щель в занавесках. Его правая нога уже начала затекать, а левая стопа, торчавшая из-под одеяла, совсем замерзла. Он старался не думать о том, что если бы не выскочил из постели, то мог бы сейчас лежать, обняв Джесс, она закинула бы руки ему на шею, он прижался бы губами к ее коже, ее гибкие ноги обхватили бы его…

Нет.

Он поступил правильно, сказал он себе. Иначе было невозможно. Его жизнь и так достаточно запутанна, без импульсивных уборщиц с эксцентричными родственниками (он тут же возненавидел себя за то, что мысленно назвал Джесс уборщицей). Даже когда непривычно притихшая Джесс прильнула к нему и его мозг начал плавиться, он попытался мыслить логически и с помощью последних функционирующих серых клеточек сделал вывод, что это добром не кончится. Либо а) секс будет ужасен, они разобидятся друг на друга и последние пять часов поездки будут отравлены, либо б) секс будет прекрасен, они проснутся, смутятся и поездка также будет отравлена. Хуже того, есть еще варианты: в) секс будет потрясающим (Эд подозревал, что это наиболее вероятно, – у него до сих пор стоял колом при одной мысли о ее губах), они проникнутся друг к другу чувствами на основании простого сексуального влечения и либо г) будут вынуждены смириться с тем фактом, что у них нет ничего общего и они совершенно не подходят друг другу во всех остальных отношениях, либо д) обнаружат, что не так уж не подходят друг другу, но его посадят в тюрьму. И все это без учета пункта е) у Джесс есть дети. Дети, которым нужна надежная опора, а не кто-то вроде него. В принципе, дети ему нравились, примерно так же, как полуостров Индостан. Приятно знать, что он существует, но Эд ничего о нем не знал и никогда не испытывал особого желания на нем побывать.

И обязательно следует добавить пункт ж) он явно не умеет строить отношения, совсем недавно развязался с двумя самыми катастрофическими романами, какие только можно представить, а шансы, что на этот раз все получится лишь на основании долгой автомобильной поездки, в которую он ввязался, потому что не мог придумать, как отказаться, несомненно, ниже плинтуса.

К тому же разговор о конях был, по правде говоря, странным.

Эти пункты можно было дополнить менее вероятными вариантами. Что, если Джесс – психопатка и уверяет, будто ей не нужны отношения, только чтобы ослабить его бдительность? Конечно, она не похожа на подобную женщину.

Но Дина тоже была не похожа.

Эд сидел, обдумывал эти и другие запутанные проблемы и жалел, что не может посоветоваться с Ронаном, пока небо не стало оранжевым, а затем пронзительно-голубым. У него совсем затекла нога, и похмелье, недавно заявившее о себе смутным напряжением в висках, превратилось в сокрушительную, раскалывающую голову боль. Эд старался не смотреть на девушку, спящую в кровати в нескольких футах от него, пока очертания ее лица и тела под одеялом проступали в разгорающемся свете.

И еще он старался не тосковать по временам, когда заняться сексом с привлекательной женщиной означало всего лишь заняться сексом с привлекательной женщиной, а не пытаться решить серию таких запутанных и маловероятных уравнений, что, наверное, только Танзи могла бы отчасти в них разобраться.

– Скорее. Мы опаздываем. – Джесс тащила в машину Никки, бледного зомби в футболке.

– Я не позавтракал.

– Это потому, что ты не встал, когда я говорила. Купим что-нибудь по дороге. Танзи! Танзи? Пес сходил в туалет?

Утреннее небо было свинцовым и словно давило на головы. Легкая морось обещала проливной дождь. Эд сидел на водительском месте, а Джесс деятельным вихрем носилась вокруг, наставляя, упрекая и обещая. Она занималась этим с тех пор, как Эд с трудом продрал глаза после, кажется, двадцатиминутного сна. Собирала и паковала вещи, тащила сумки вниз, надзирала за завтраком. И кажется, ни разу не посмотрела ему в глаза. Танзи молча забралась на заднее сиденье.

– Ты в порядке? – Эд зевнул и посмотрел на девочку в зеркало заднего вида. Она молча кивнула. – Нервничаешь? – (Она промолчала.) – Тебя тошнит? – (Она кивнула.) – В этой поездке всех тошнит. Все будет хорошо. Правда.

Она посмотрела на него, как он посмотрел бы на любого взрослого, скажи тот ему, что все будет хорошо, и отвернулась к окну. Ее лицо было круглым и бледным, глаза порозовели от усталости. Наверняка допоздна повторяла пройденное.

– Ладно. – Джесс запихнула Нормана на заднее сиденье. Машину наполнил почти невыносимый запах мокрой псины. Джесс проверила ремень безопасности Танзи, забралась на пассажирское сиденье и наконец повернулась к Эду. Ее лицо было непроницаемым. – Поехали.

Машина Эда больше не была похожа на его машину. Всего за три дня ее безупречный кремовый салон приобрел новые запахи и пятна, был покрыт тонким слоем собачьей шерсти, на сиденьях валялись свитера и ботинки. Под ногами хрустели обертки от конфет и чипсы. Настройки радиостанций сбились.

Но что-то случилось, пока Эд вел машину на скорости сорок миль в час. Слабое ощущение, что он должен быть где-то в другом месте, незаметно начало исчезать. Он перестал пытаться представить, что будет дальше, перестал бояться телефонных звонков, перестал гадать, есть ли шанс, что Дина Льюис решит не топить его вместе с собой… и просто начал жить. Эд Николс спокойно ехал милю за милей в раннем утреннем тумане, достаточно медленно, чтобы замечать окрестности, неуловимые изменения пейзажа, жизнь, кипящую в маленьких ярмарочных городках и больших городах. Он обнаружил, что поглядывает на людей, мимо которых они проезжают, на людей, которые покупают еду, сидят за рулем, ведут детей в школу и из школы в мирах, бесконечно далеких от его собственного, понятия не имея о его маленькой драме в нескольких сотнях миль к югу. Это словно заставило все съежиться, превратиться в макет проблемы, а не в нависшую над головой катастрофу.

Он вел машину, и, несмотря на подчеркнутое молчание женщины на соседнем сиденье, сонное лицо Никки в зеркале заднего вида («До Одиннадцати Часов Утра подростки ни на что не годятся», – пояснила Танзи) и периодические зловонные выхлопы пса, чем больше они приближались к месту назначения, тем яснее ему становилось, что он совершенно не испытывает того облегчения, которое ожидал испытать, когда вернет себе контроль над собственной машиной и жизнью. Его чувства были более сложными. Эд покрутил настройки динамиков, чтобы музыка ревела на задних сиденьях и временно заглохла на передних.

– С вами все хорошо?

– Со мной все хорошо, – ответила Джесс, не глядя на него.

Эд обернулся, проверяя, что никто не подслушивает.

– Я насчет прошлой ночи… – начал он.

– Забудьте.

Он хотел сказать ей, что сожалеет. Хотел сказать, что его тело буквально болело от усилий не забраться обратно в продавленную узкую кровать. Но смысл? Как Джесс сказала прошлым вечером, вряд ли они встретятся снова.

– Я не могу забыть. Я хотел объяснить…

– Нечего объяснять. Вы были правы. Это была дурацкая идея. – Она поджала ноги, отвернулась и уставилась в окно.

– Моя жизнь слишком…

– Я серьезно. Ничего страшного. Просто я… – Она глубоко вздохнула. – Просто я беспокоюсь, успеем ли мы на олимпиаду.

– Но я не хочу, чтобы все так закончилось.

– Нечему заканчиваться. – Она положила ноги на приборную панель, словно поставила точку. – Вперед.

– Сколько миль до Абердина? – Танзи просунула лицо между передними сиденьями.

– Осталось?

– Нет. От Саутгемптона.

Эд вытащил из куртки телефон и протянул ей:

– Посмотри в приложении «Карты».

– Примерно пятьсот восемьдесят? – постучала она по экрану, нахмурив лоб.

– Похоже на правду.

– То есть со скоростью сорок миль в час надо ехать не меньше шести часов в день. А если бы меня не тошнило, мы бы доехали…

– За день. Максимум.

– За день. – Танзи переваривала это, не сводя глаз с шотландских холмов вдалеке. – Но зато мы приятно провели время, правда?

Эд покосился на Джесс:

– Правда.

Через мгновение Джесс взглянула на него.

– Конечно, милая, – чуть помолчав, ответила она с печальной улыбкой. – Просто замечательно.

Машина пожирала мили незаметно и эффективно. Они пересекли шотландскую границу, и Эд попытался устроить радостный визг по этому поводу, но безуспешно. Они остановились, чтобы Танзи сходила в туалет, и еще раз через двадцать минут, чтобы в туалет сходил Никки («Я не издеваюсь. Когда Танзи ходила, я не хотел»), и три раза из-за Нормана (два из них – ложные тревоги). Джесс молча сидела рядом с Эдом, посматривала на часы и грызла ногти. На ней по-прежнему были шлепанцы. Наверное, у нее мерзнут ноги. Никки мутным взглядом смотрел в окно на пустынный пейзаж, редкие каменные дома среди покатых холмов. Эд задумался, что ждет паренька, когда поездка закончится. Ему хотелось дать ему еще полсотни добрых советов, но он попытался представить, как кто-то дает ему советы в том же возрасте, и решил, что просто пропустил бы их мимо ушей. Как Джесс сможет обеспечить безопасность сына, когда они вернутся домой?

Зазвонил телефон, Эд взглянул на экран, и у него екнуло сердце.

– Лара.

– Эдуардо! Милый! Мне нужно поговорить с тобой о квартире.

Он заметил, что Джесс внезапно окаменела и покосилась на него. Неожиданно он пожалел, что ответил на звонок.