Или — тут Диана посмотрела на все с другой стороны — не она водит его за нос, а наоборот?

«Осторожно! — кричали ее профессиональные привычки. — Будь бдительна!!!» Ибо если Диана и сумела чему-то научиться за эти годы, то именно недоверию. Ведь не только Аврам мог неправильно понять ее намерения — она также могла заблуждаться относительно его. То, что ей показалось одиночеством, могло оказаться сексуальной озабоченностью. И даже извращением. А дружеское участие — изощренным притворством. Не надо быть дипломированным адвокатом с Уолл-стрит, чтобы оценить, чего может добиться молодой человек, завязавший интимные отношения с богатой женщиной. А если еще учесть, что он пришелец из совершенно другого мира с другой культурой, то волосы встают дыбом. Нельзя забывать, что у него есть возможность проникнуть к ней в квартиру. Он волен явиться сюда и вытворять все, что ему вздумается!

Противопоставить всем этим страхам Диана могла лишь открытую улыбку и любовь к Моцарту. Окажись она на месте своего собственного адвоката, первым и настоятельным советом было бы не высовываться из дома. Однако, не в силах побороть привычку держать данное слово и видя, что день выдался теплый и солнечный, она так и не смогла придумать достойной отговорки.

Одевалась она, выбирая подчеркнуто нейтральный туалет. Об оборках или павлиньих перьях не могло быть и речи. Никакой вчерашней фривольности: твидовый жакет, поношенные брюки и туфли. Пусть это его немного охладит.


Однако если даже его и разочаровал ее вид — ничего похожего на вчерашнее великолепие, — ему удалось это весьма умело скрыть. Стоило ей показаться в дверях лифта, как Аврам вскочил и помчался навстречу, простирая руки:

— Я боялся, что вы не придете!

— И тем не менее я здесь, — неловко отвечала она, — и день, судя по всему, выдался славный. Как вы смотрите на такой план: Нью-Йоркское историческое общество, дом Абигейл Адамс Смит, чашка чаю в Йельском клубе. — Она собиралась отделаться от него не позднее шести.

— Все это ужасно заманчиво, — отвечал он, — не считая того, что обидно таскаться по музеям в такую погоду, верно? И если ваш характер сходен с моим, то вам пришлось бы по душе проводить на воздухе всю неделю напролет. — И он предложил обзорную экскурсию вокруг Манхэттена. — Если только вы еще не бывали, — добавил он.

Диана облегченно рассмеялась. На эту экскурсию первым делом отправлялись все приезжие: провинциалы со Среднего Запада, европейцы с морских курортов. Никто из настоящих ньюйоркцев в жизни бы не признался в подобной слабости: это было равносильно попытке взобраться на голову статуе Свободы.

— Нет, не была. И буду рада побывать.

Часом позже они уже поднимались на борт «Хадсона», и искушенный в истории гид посвящал их в городские тайны, большинство которых оказались новостью для обоих.

Позднее они подкрепились картофельными чипсами и кофе, без умолку болтая обо всем: о колледже, опере, новеллах Генри Джеймса. Но главное — они по-прежнему оставались «публикой». Катер был переполнен туристами со всех концов света — Аврам удачно окрестил эту толпу «мишмош».

Он от души развлекался, пытаясь вообразить образ жизни соседних пассажиров. Вот это, решил он, профессор из Сорбонны, преподает антропологию. А малый с угольно-черными усами — американский торговец козьим сыром. Вот эта пожилая парочка справляет медовый месяц. Нет! Пожалуй, они вообще не женаты. Они сбежали от всех, расставшись с обеспеченной однообразной жизнью.

— И откуда же именно они сбежали? — поинтересовалась Диана.

— Из Билокси, штат Миссисипи! — последовал немедленный ответ. Юный философ предпочитал «экзотические» наименования городов в американской провинции и, оказывается, успел составить для себя целую коллекцию.

— А я? — рассмеялась Диана. — Что вы думаете обо мне?

— По поводу вас, — отвечал он, — я не желаю домысливать. Я предпочитаю узнать все из первых рук.

Какие-то из его вымыслов были смешными, какие-то серьезными, но ни один из них не содержал издевки.

— Ну же, не робейте и спросите, — подзадоривала его Диана. — И тогда выяснится, правда ли эта девушка выступала в шоу в «Валла-Валла»!

— Чтобы все испортить? — хохотал Аврам.

Он попросил ее сфотографировать себя на фоне горизонта, чтобы послать карточку домой. И без конца щелкал саму Диану.


К тому времени, как катер обогнул Баттери, опасения Дианы окончательно рассеялись. Аврам Гиттельсон не был ни сексуальным маньяком, ни мошенником. Судя по всему, он был не больше и не меньше чем тот, за кого она приняла его сначала: общительный студент, старающийся обзавестись друзьями. И к тому же незаурядная личность. Часто он казался ей старше своих двадцати шести лет, а в иные моменты поражал своей полной искренностью.

Увидев знакомые очертания Уолл-стрит, Диана показала на один из небоскребов:

— Вон в том белом здании и находится моя адвокатская фирма. Одна из самых известных в Нью-Йорке, — гордо добавила она.

— Вы любите свою работу?

— Еще как! — И она увлеченно принялась расписывать свою фирму, и босса, и коллег, и даже перипетии тяжбы «Симплекс» против «Харригана», Аврам слушал с интересом.

— Мне кажется, — заметил он, — что причиной тяжбы является желание «Симплекса» получить патент до их слияния.

— Совершенно верно! — воскликнула Диана в восторге от того, как легко он вникает в дело. — Конечно, мы требуем сначала получения патента, однако это весьма зыбкая почва. Я раскопала дело 1883 года, когда в сходных обстоятельствах оказалась фирма — только вы не смейтесь! — «Пневматические корсеты». Надеюсь, что его удастся преподнести как прецедент.

— М-м-м… г-м-м, — задумчиво промычал Аврам. — Но послушайте, между нами говоря, большой-то разницы здесь нет, а?

— Нет разницы! — охнула Диана. — Да ведь речь идет о миллиардном иске!

— Я имел в виду, что в более общем масштабе это не имеет значения. Одна сторона практически ничем не отличается от другой, правда?

— Ну, для меня значение есть, — вскинулась Диана. — От этого зависит, стану ли я компаньоном владельца.

И она пояснила, что уже семь лет работает на эту фирму, что это и есть способ жизнеобеспечения адвокатских контор: не только помогать грести деньги власть имущим, но и умудриться рано или поздно стать одним из них. Партнерство в фирме «Слайтер Блэйни» означало место в высших слоях американского общества. Ее запросы — общественные, материальные, профессиональные — крайне высоки. В то же время конкуренция идет очень жесткая, и шансы выбиться на самый верх невелики. Тем не менее Диане удалось добиться кое-чего, и ей обещано «место на корабле». К будущему лету уже будет окончательно ясно, на что пошли шесть лет изнурительного труда.

— Так что, как видите, исход тяжбы «Симплекс» против «Харригана» имеет для меня лично очень большое значение.

— О, конечно! — Он мило улыбнулся и упрямо взялся за свое: — А все-таки, Диана, вы не можете не признать, что в этом деле нет ни правых, ни виноватых и какие-либо моральные принципы не затрагиваются. Скажите, вам никогда не было жалко тратить на эту бодягу столько времени и сил? Ведь в конце-то концов вы только волей случая не оказались по другую сторону баррикад!

— Конечно, — с улыбкой согласилась Диана. Аврам не сказал ничего такого, что прежде не приходило в голову ей самой. Сплошная мишура. В таких случаях моральные принципы ни при чем, а с другой стороны, ее занятия отнюдь не противоречат законам этики. Наверное, она переоценила его способность к адаптации: он явно заблуждался насчет американской системы ценностей. — Если бы я представляла другую сторону, — продолжила она, — то можете не сомневаться, работала бы с не меньшим усердием. Вы, наверное, не совсем понимаете тонкости функционирования нашей системы правосудия. — И Авраму пришлось выслушать краткую лекцию об основах англо-американской юриспруденции. — Так что, как видите, — заключила она, — каждый адвокат (не важно, кого он защищает: убийцу, растлителя малолетних или международную корпорацию — хотя я бы попросила все же не валить их в одну кучу), повторяю, каждый адвокат дает слово чести действовать на пользу клиенту, прав он или виноват. В противном случае вообще не будет возможности добиться справедливости.

— О да, я вас понял, — пробормотал он. — Это, наверное, единственно правильный путь.

И все же в его глазах она заметила отблеск замешательства, словно юноше было невдомек, как образованным людям не жаль тратить свое время на подобные дела. Диана испугалась, что он может подумать о ней плохо.

— Видимо, — вступилась она за себя, — вам кажется, что мне следовало бы трудиться ради защиты гражданских прав, или для «Международной амнистии», или же еще для чего-то подобного, вместо того чтобы обслуживать зажравшиеся корпорации…

— Я никогда не вмешиваюсь в чужие решения, — замахал руками Аврам, — и пожалуйста, — он расцвел одной из самых подкупающих улыбок, — извините, что ранил ваши чувства!

— Вы вовсе не ранили, — отвечала она и решила кинуть камешек в его огород: — А вы? Что вы сами собираетесь делать, когда покончите со своими тезисами о Витгенштейне? Будете добиваться степени доктора философских наук? Но ведь, насколько я понимаю, ваше положение не позволяет жить исключительно академическими интересами?

— Убить на это еще столько лет? Боже упаси! — засмеялся он. — По сути, я до сих пор и сам не знаю, чем собираюсь заниматься, но судьба профессионального школяра мне не улыбается. В высших школах и без того достаточно молодых женщин и мужчин, без конца глотающих новые знания с совершенно непонятной целью. Так они и мотаются из университета в университет, надеясь на гранты и на прилично оплачиваемые должности. Нет, академический мирок слишком тесен. Может быть, я буду учить богатых сынков. Или переводить книги с иврита. Мой английский очень хорош, верно? Временами я подумываю вернуться домой, чтобы поработать в киббуце. Но это потом. В данный момент я очарован Нью-Йорком.

Такая позиция была выше разумения Дианы. Обладать таким интеллектом, так старательно учиться — и не помышлять о применении своих знаний!

— Наконец могу устроиться на работу к кузену Лео.

Он пояснил, что этот самый Лео эмигрировал сюда пятью годами раньше, женился на американке и завел собственное агентство такси по радиовызову в Челси. Он с большой охотой принимает к себе на службу, соотечественников, так что Аврам запросто найдет у него место.

— Какое место?

— Шофера, может быть, диспетчера. Да какая разница, в любом случае это будет честная и полезная деятельность? Ну, конечно, прежде всего мне необходимо получить «зеленую карту» [9].

— То есть получается, — остолбенело уставилась на него Диана, — что вы корпите над тезисами по Витгенштейну ради карьеры шофера такси?! Что за глупая расточительность!

— Да нет же, — не сдавался он, — вовсе не расточительность. Мне нравится в университете, нравится учиться. Мне даже начинает нравиться сам Витгенштейн — правда, совсем чуть-чуть. Кроме того, я должен был пойти в университет…

— Должен?..

— Чтобы иметь студенческую визу. В противном случае мне не разрешили бы так долго здесь оставаться.

— Но зачем вам это? — недоумевала Диана. Она-то была уверена, что в будущем Аврам намерен стать профессором, или напишет монографию, или будет работать консультантом, врачом, устроится на биржу, воспользуется любой другой из бесчисленных возможностей, открытых для молодых энергичных эмигрантов. Водитель такси? Но это занятие для простолюдинов, а не для интеллектуалов с высшими коэффициентами умственного развития и учеными степенями.

Диане тут же захотелось стать его покровительницей. Такой милый молодой человек (в особенности «молодой») и такой заблудший. Она сделает доброе дело, наставив его на путь истинный. Подумав, Диана заговорила:

— Но ведь должен же быть какой-то путь в жизни, который станет соответствовать вашим задаткам. Надо только как следует во всем разобраться. Смотрите сами…

И она, подобно профессиональному куратору студентов, принялась перечислять список «возможных карьер», среди которых надеялась найти подходящую для Аврама. Прежде всего бизнес. Или искусство. Множество профессий. Престижное положение ученого. Аврам слушал с вежливым любопытством, очарованный и растерянный тем, что она принимает в его судьбе столь живое участие. «Как вы милы, как вы добры!» — словно говорила его улыбка. И все же он не соблазнился ни на одно из ее предложений.

— А как, к примеру, дипломатический корпус? — не сдавалась она. Нет, спасибо, он уже отслужил в армии и не желает больше работать на правительство… — Все, сдаюсь! Вы что, просто следили за тем, как шевелятся мои губы, или действительно слушали?