– Тебе тоже было страшно.

– Но не так сильно. Сидни сжала его руку.

– Майкл… – вздохнула она.

Ей не хотелось его отпускать. Что же с ними происходит?

Филип зашуршал газетой. Они виновато расцепили руки и отпрянули друг от друга. Сэм зевнул, протирая глаза. Кондуктор объявил их остановку, и они вышли из поезда. По дороге домой в серых ветреных сумерках никому не хотелось разговаривать, зато за обедом в тот же вечер историю, сопровождаемую возгласами удивления, пересказывали заново по многу раз. Сидни долго ждала, но, к ее изумлению, никто так и не сказал самого главного, никто не сделал вывод, который, по ее мнению, неизбежно напрашивался: Майкл Макнейл оказался самым необыкновенным человеком из всех, кого они когда-либо знали.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

На самом деле Маленькая Египтянка не была голой. И все же, хотя Филип опять над ним подшутил, Майкл не почувствовал разочарования. Маленькая Египтянка исполняла танец живота, на ней была прозрачная юбочка и короткая свободная золотая блузка, не достававшая до живота, с висячей бахромой.

– Все женщины так выглядят? – захотел узнать Сэм. – Да, папа? Под одеждой они все такие?

Филип засмеялся, но Майклу тоже очень хотелось услышать ответ. Профессор Винтер дернул себя за ухо и промычал что-то невнятное, но в конце концов все-таки сказал:

– Гм… да. Я полагаю, некоторые из них выглядят именно так.

– Те, кому повезло, – уголком рта вставил Филип. Сэм приподнялся на цыпочки, пытаясь выглянуть из-за спины мужчины, стоявшего впереди.

– Но в одежде они выглядят совсем по-другому. Мы и в одежде, и так выглядим одинаково, а женщины нет.

Майкл думал то же самое. Он видел обнаженных женщин на картинах, но женщины в одежде выглядели совсем иначе.

Маленькая Египтянка и двигалась совсем иначе, чем все остальные женщины, которых ему раньше приходилось видеть. Пока мужчина, сидевший со скрещенными ногами, играл на флейте заунывную мелодию, она держала голые руки над головой и медленным круговым движением вращала бедрами. У нее были черные волосы и белая кожа; во время танца она улыбалась и бросала на публику томные взгляды влажных черных глаз.

– Насколько нам известно, женщины начали носить корсет или шнуровку лишь в самом конце средних веков, то есть ближе к окончанию войны Алой и Белой розы [14], – сказал профессор Винтер, не отрывая глаз от Маленькой Египтянки. – До этого они носили платья-рубахи или свободные блузы.

– А что они носят теперь? – прищурившись, спросил с усмешкой Филип. – Теперь они носят… – профессор закашлялся и покосился на Сэма. – Не будем об этом. Не забывай о своих манерах, Филип. Филип усмехнулся и подмигнул Майклу. Танец закончился, Маленькая Египтянка скрылась за занавесом, а зрители принялись хлопать, свистеть и кричать «бис!». Но она не вернулась, и толпа начала понемногу расходиться.

– Пора домой, – профессор Винтер взял Сэма за руку. – Нет нужды… гм… гм… – Он опять закашлялся и поправил очки: – Нет нужды рассказывать твоей тете, что мы видели эту… гм… танцовщицу.

– Значит, это секрет?

– Э-э-э… нет-нет, просто не стоит об этом упоминать, вот и все. Сэм растерялся.

– А можно рассказать Сидни?

– Как? Ну что ж, я полагаю… полагаю, вреда от этого не будет. Теперь ты, Филип.

–Сэр?

– Не хочу, чтобы ты задерживался в городе на всю ночь, ты понял?

– Да, сэр. Я больше не буду.

– Гм… – Профессор наклонился к старшему сыну. – Хотел бы я пойти с вами. Дома бедлам. Женщины с ума посходили.

Майкл засмеялся вместе с Филипом, догадавшись, что профессор шутит. Сидни и тетка во главе целой армии горничных готовили дом к большому праздничному вечеру, который должен был состояться через две недели. Они и вправду перевернули все вверх дном. «Хаос», – называл это профессор Винтер. Спасаясь от этой напасти, он прятался в своем кабинете и даже запирался на замок.

– А нам можно, папа? Почему бы нам не пойти вместе с Филипом и Майклом? Почему мы должны возвращаться домой? Почему мы не можем пойти с ними?

– Нам нельзя.

– Почему?

Профессор Винтер обменялся многозначительным взглядом со старшим сыном, потом наклонился и прошептал на ухо Сэму:

– Потому что я слишком стар, а ты слишком мал. Когда Сэм и его отец ушли, Майкл спросил:

– Куда мы теперь пойдем?

Филип собирался где-нибудь пообедать и намекнул, что потом они могут даже сходить на какой-нибудь спектакль. Майкл ждал этого события целый день.

– Сейчас нам надо перейти на северную сторону, чтобы попасть на станцию. Прямо вон туда, станцию даже отсюда видно. Но идти придется минут двадцать, потому что лагуна мешает. Если бы мы могли волоком доставить сюда гондолу, были бы на месте через пять минут. Майкл внезапно замер на ходу.

– Волоком, – повторил он тихо. – Волоком. Филип внимательно посмотрел на него.

– В чем дело? – спросил он удивленно. Майкл смотрел на Филипа горящим взглядом.

– Что такое «волоком»? Что означает это слово?

– Волоком? Это когда тащишь лодку на своем горбу по суше от одного водоема к другому. Ну, скажем, между небольшими озерами.

– Маленькую лодку? Легкую лодку. Как же она называется…

– Обычно байдарка или каноэ. А что? Майкл запустил пальцы себе в волосы и дернул изо всех сил.

– Каноэ… Вот что это было. Вот что случилось. Это не было кораблекрушение.

– Ты о чем?

Майкл вдруг вспомнил все. Словно это происходило сейчас у него на глазах.

– Вода была не синяя, а белая.

– Пороги!

– Каноэ перевернулось, ушло под воду. Белая пена, холодная, как лед. Вот все, что я помню. Я проснулся на земле, на берегу, а их уже не было.

Перед глазами у него мелькнуло воспоминание: испуг на лицах его дяди и тети и еще одного человека, которого он не знал. Наверное, этот человек сопровождал их в пути.

– Все утонули, кроме меня.

Он знал это раньше, схоронил воспоминание в самом дальнем уголке памяти, но сейчас вновь увидел их лица. Ему захотелось плакать.

Филип стиснул его локоть.

– Это же отлично, Майкл! Это поможет детективу. Он долго рылся в записях кораблекрушений на Великих озерах. Теперь он сможет сосредоточиться на несчастных случаях во внутренних водоемах. И даже сузить район поисков до южной оконечности Онтарио.

– Почему я раньше не мог вспомнить? Сейчас я все вижу так ясно… Неужели только из-за того, что ты произнес это слово?! Я раньше никогда не слышал его.

– Я не знаю, – растерялся Филип. – Все в порядке? Ты побледнел, тебе нехорошо?

– Не беспокойся, Филип.

– Ну пошли, давай выбираться отсюда. Что нам сейчас нужно, так это выпить.

* * *

Они выпили очень много, переходя из одного заведения в другое. Филип называл их «салунами» и «игорными домами». Майкл заметил, что их посещают одни только мужчины. Все они знали Филипа, все хотели угостить его пивом.

– Я и не знал, что есть такие места, – удивлялся Майкл, обращаясь к Филипу.

Он потягивал первую в своей жизни кружку пива и пришел к выводу, что на вкус оно лучше, чем можно было ожидать судя по запаху.

– В городе их полным-полно. Куда ни плюнь, попадешь в салун.

– Мужчины приходят сюда поговорить? Так?

– Поговорить и выпить. И обделать кое-какие делишки.

В последних двух салунах сам Филип тоже обделывал кое-какие делишки: в одном заплатил кому-то деньги, а во втором получил от кого-то деньги. Раз он сам об этом заговорил, Майкл решил, что можно спрашивать и дальше.

– А какими делами ты занимаешься?

– Лошадьми.

– Ты купил лошадь?

– Нет, я играю на скачках. Делаю ставки на забеги в Вашингтон-парке. Если моя лошадь придет первой, значит, я выиграл. Вчера я выиграл, а завтра – кто знает?

Он усмехнулся, не выпуская зажатой в зубах толстой, мерзко пахнущей сигары. Но все равно, даже с сигарой в зубах Филип не был похож на остальных посетителей салуна, на всех этих Сликов, Динков и Лефти. Он как будто играл в какую-то игру, – решил Майкл. Разыгрывал всех, включая самого себя.

Обедали они в небольшом ресторане на Кларк-стрит. Заказанное Филипом вино на вкус было лучше пива, но, выпив полбокала, Майкл почувствовал, что у него кружится голова.

– В прошлый раз, когда мы гуляли с Сэмом, все было по-другому.

– Да уж надо надеяться, – кивнул Филип, подливая им обоим вина. – Что ты думаешь вон о той девчонке? Ну той, что сидит со стариканом за тем дальним столиком.

Майкл вытянул шею.

– Ты говоришь о той даме с черными волосами? Она выглядит очень мило, – нерешительно проговорил он. – А вот у ее мужа усталый вид.

Филип застыл, не донеся вилку до рта, и начал смеяться. Очень скоро его смех перешел в хохот. Майкл так и не понял, в чем заключается шутка, но тоже засмеялся.

С этой минуты началось беспрерывное веселье. Они пошли в театр на Четырнадцатой улице, где посмотрели пьесу под названием «Дитя богемы», где мужчины выезжали на сцену на настоящих живых лошадях, похищали героиню и скрывались в кулисах. Спектакль произвел на Майкла такое впечатление, что он потом никак не мог успокоиться, все говорил и говорил о нем, задавал бесчисленные вопросы.

Час был уже поздний, но вместо того, чтобы вернуться домой, они отправились еще в один салун, уже в другом районе. В этом салуне, к удивлению Майкла, были и дамы. Их называли официантками, они подавали напитки на столы и развлекали посетителей на сцене. При этом они показывали ноги, прямо как Маленькая Египтянка, но танцевали под быструю музыку на фортепьяно, а не под грустную мелодию флейты. Майкл попытался вообразить себе Сидни, поющую и пляшущую на сцене в этом зале, но не смог.

– Сэм правильно заметил, – тихо признался он Филипу, пока две женщины на сцене пели песню под названием «Под лимонным деревом». – В одежде они выглядят совсем по-другому.

Филип поставил на столик стакан с виски.

– У тебя никогда не было женщины, так ведь? – спросил он без обиняков. – Ты ни разу в жизни не спал с женщиной?

Он проговорил это так спокойно, без насмешки, что Майкл не стал уходить от ответа.

– Я никогда не занимался любовью, – сказал он, используя выражение, которому недавно научил его Филип. – А что это за девушки? Зачем они это делают?

Филип рассмеялся.

– Им это нравится?

– Конечно, почему бы и нет? Он осушил одним глотком стаканчик виски.

– Они богатые? – продолжил свои расспросы Майкл, показывая глазами на увешанных сверкающими поддельными драгоценностями женщин.

Филип соскользнул ниже на стуле.

– Нет, Майкл, они не богатые. Они занимаются этим, чтобы заработать себе на жизнь. Не знаю, нравится им это или нет. А впрочем, пошли они все к черту!

Майкл понял, что у его друга портится настроение. Такое с Филипом часто бывало.

– Давай пойдем еще куда-нибудь, – предложил он. – Туда, где есть спектакль. Тебе ведь понравился театр, я видел, как ты смеялся.

Филип молча бросил деньги на стол и тяжело поднялся на ноги. При этом он слегка покачнулся; Майклу пришлось подхватить его и поддержать.

– Отличная идея! Я знаю одно подходящее место, уверен, тебе тоже понравится!

* * *

Миссис Бэрч обитала в портовом районе. Когда Майкл спросил, что это за особенный район, Филип ответил:

– Тебе лучше не соваться сюда в одиночку. Особенно по ночам.

Дом миссис Бэрч, расположенный в глубине тупика, выглядел нежилым, но, как только Филип постучал, дверь бесшумно открылась.

– Это твой друг? – спросил открывший дверь мужчина, посторонившись, чтобы пропустить их внутрь. Похоже, самого Филипа он хорошо знал.

Филип обхватил за плечи Майкла и тяжело повис на нем.

– Это Мик. Мой друг из Канады.

Мужчина повел их по узкому коридору. Откинув тяжелый плотный занавес, он пропустил посетителей вперед.

Яркий свет, музыка, шумные возбужденные люди. Майкл удивленно заморгал. Это и есть спектакль? Он-то представлял, что увидит нечто совсем другое.

В двух шагах от него на коленях у хорошо одетого джентльмена восседала женщина в тонкой ночной сорочке. Затем он увидел другую даму, тоже в ночной сорочке, которая танцевала под мелодию, доносившуюся из граммофона. Она двигалась с закрытыми глазами, то выгибаясь, то оглаживая свое тело руками. Может, она спала? Ему уже приходилось слышать, что некоторые люди умеют ходить и даже разговаривать во сне.

– Что это за место? – шепотом спросил он у Филипа. – Разве это называется спектаклем?

В комнате, немного напоминавшей гостиную у Винтеров, только еще больше заставленную мебелью, было полно народу. Все мужчины были одеты, а все женщины – раздеты, и никому это не казалось странным. Горело так много свечей, что было светло, почти как днем. На низком столе расставлена еда – фрукты, хлеб, сыры, маленькие пирожные. Воздух был пронизан смешанным запахом духов, папиросным дымом и потом. И чем-то еще.