– Прости меня, – умоляюще сказала она, схватив Майкла за плечи и вплетая пальцы в его волосы.

– За что простить?

– Ну не знаю. Ведь мы же поссорились…

– Разве?

– Давай лучше заниматься любовью.

Майкл уже расстегивал кнопки на ее блузке. Сидни расстегнула пуговицы у него на рубашке.

– А вдруг горничная войдет? – забеспокоилась Сидни, стягивая чулки и выскальзывая из юбки.

– А мы ей скажем, чтобы уходила.

Как всегда, Майкл оказался проворнее. Сидни все еще возилась со шнуровкой сорочки, когда он опрокинул ее на спину.

– Да, но она нас увидит!

От нетерпения Майкл затянул шнуровку узлом. Рыча, пустив в ход зубы, он разорвал тонкий хлопковый трикотаж, стащил сорочку, выворачивая ее наизнанку, как змеиную шкурку, и швырнул на пол. Все равно она превратилась в ненужную тряпку. Сидни только ахнула и ошеломленно взглянула на него. Кровь, казалось, гудела в ее жилах, отдаваясь мерными ударами в голове.

– Тебя она не увидит, – успокоил ее Майкл с победной ухмылкой. – Она увидит только меня.

Его длинное сильное тело накрыло ее, и Сидни тут же забыла и про горничную, и про все на свете. Для нее существовал только Майкл.

«Я одержима, – проносились у нее в голове бессвязные мысли. – Он держит меня, значит, я одержима… Все правильно… Я сдаюсь». Это рассуждение показалось ей на редкость логичным и убедительным. Оно не ужаснуло и не возмутило ее. К нему не примешивался тайный стыд. «Я ничего не могу поделать», – думала Сидни и упивалась этой мыслью. В том, чем они занимались, в том, чего желали, во всех любовных фантазиях и прихотях, что приходили им на ум и мгновенно удовлетворялись, – во всем этом не было ничего дурного. Все было правильно. Она полностью принадлежала ему и в то же время чувствовала себя свободной, как никогда раньше.

Его жаркий рот ласкал ее с ненасытной жадностью, и она воспаряла все выше с каждым новым поцелуем. Сидни чувствовала, как ее тело открывается навстречу. Оно стало мягким, как воск, словно лишилось костей. А потом происходило чудесное превращение. Минуту назад она была не в силах поднять руку, чтобы прикоснуться к нему, а в следующую минуту становилась отчаянной наездницей, крепко сидящей в седле, достойной своего скакуна. Да, она была ему хорошей парой. Настоящей подругой.

В тот момент, когда он овладел ею, с ее губ слетели слова:

– Не покидай меня!

– Сидни, – прошептал Майкл. Но она видела по его глазам, что он ее не слышит. Он был слишком поглощен страстью.

– Майкл, не покидай меня! – повторила Сидни медленно.

Он смял ее губы грубым самозабвенным поцелуем, от которого у нее помутилось сознание и все мысли погасли. Остались одни только ощущения – глубинные лихорадочные толчки желания, пульсирующие во всем теле и отзывающиеся эхом в теле Майкла. Сидни слышала в нем тот же неумолчный ритм, делавший их еще ближе друг другу, сплавлявший их тела воедино. Потные горячие тела то сливались нерасторжимо, то, словно отталкиваясь друг от друга, теряли точки соприкосновения. Внешний мир в эти секунды снова возвращался – они были в городе, в отеле, в постели, но, когда они вновь сближались, поглощая друг друга, мир снова таял и становился нереальным.

Ее имя… Он повторял его ей на ухо, повторял без конца, пока слоги не слились в неразличимый припев, означавший только одно: «Я люблю тебя». Да, все сошлось воедино – души и тела. И опять она преодолела вместе с ним какую-то невидимую грань, за которой простиралось столь острое наслаждение, что она потеряла его, потеряла себя. Забвение. Она опять нашла его и ухватилась за него, как за якорь спасения.

А когда все кончилось, Сидни попыталась объяснить ему, что с ними было.

– С тобой, Майкл… не знаю, как это сказать… я чувствую себя свободной. Могу делать все, что захочу, и знаю, что это можно, что это… правильно. .

Сидни изо всех сил старалась найти верные слова. Ей не хотелось говорить с Майклом о Спенсере – это было бы предательством. Но про себя она не могла не вспомнить, что иногда со Спенсером у нее возникало чувство, будто они… делают нечто предосудительное. Нет, она и мысли не допускала, что они занимаются чем-то грязным или позорным… ну разве что самую малость. Да, совсем чуть-чуть. С самого детства им обоим исподволь внушали, что секс – это нечто недостойное их. Считалось, что им следовало быть выше этого, но они не оправдали ожиданий и поддались слабости. Поэтому им приходилось скрывать друг от друга, что недостойное занятие доставляет им удовольствие. И тем самым обкрадывать самих себя.

– Ты оказываешь на меня благотворное воздействие, – проговорила Сидни, лежа на боку, прижимая его руку к своей влажной от испарины груди и целуя пальцы. – С тобой мне ничего не страшно, ничего не стыдно. Ничто тебя не смущает. У тебя нет никаких внутренних запретов. А раз у тебя их нет, значит, и мне все можно.

Майкл был поглощен движением своей ладони, плавно скользившей по абрису ее тела: от округлости бедра к впадине у талии и опять вверх – к груди, к шее.

– Что такое «внутренние запреты»? Сидни весело рассмеялась.

– Не имеет значения, – пробормотала она. – У тебя их нет – и слава богу! Нечего забивать голову всяким вздором.

Ветерок надувал парусом штору на окне. Сидни придвинулась ближе, Майкл укрыл ее одеялом.

– Может быть, нам поспать?

Она улыбнулась с закрытыми глазами, зная, что он все еще смотрит на нее. Ей очень нравилось засыпать, лежа рядом с ним. Такое нежное доверие… Такая близость… Это и есть любовь.

– Я люблю тебя, – прошептала Сидни, засыпая. «Люблю тебя», – сердцем откликнулся Майкл. Ему хотелось поцеловать розоватое пятнышко у нее на щеке – небольшую ссадину в том месте, где она слишком сильно потерлась о прорастающую колючую щетину у него на подбородке. А может, это он сам ее оцарапал? Его пальцы замерли над этим пятнышком, но так и не прикоснулись: он не хотел ее будить.

Как она была прекрасна во сне после того, как они занимались любовью… Спутанные рыжие волосы в беспорядке рассыпались по подушке, лицо раскраснелось, кожа была влажной. Она мгновенно погружалась в сон: только что улыбалась ему, а в следующий миг уже дышала глубоко и ровно, полуоткрыв губы словно для последнего поцелуя.

Майкл выскользнул из постели. Его одежда была разбросана повсюду; он бесшумно собрал ее и перенес в другую комнату, чтобы одеться. Сумочка Сидни завалилась за стенку кушетки. Он обрадовался, когда сразу увидел ключ от гостиничного номера: ему не хотелось рыться в ее вещах.

Открыв дверь, он нос к носу столкнулся с горничной. Она как раз собиралась постучать. Оба они подскочили от неожиданности. Майкл приветливо улыбнулся и шагнул вперед, поэтому горничной пришлось отступить на шаг назад. Тихо закрыв за собой дверь, он сказал:

– Моя жена спит. Вы не могли бы прийти попозже?

– Да, сэр, разумеется.

– Благодарю вас.

Она присела ныряющим движением и снова выпрямилась. Сделала «реверанс». Майкл остался на своем посту у двери, пока она не скрылась за углом коридора. Только после этого он направился в противоположную сторону, к лифту.

Номер он знал наизусть, и это была заслуга Сэма. Он сел у маленького столика, на котором стоял аппарат, и взял наушник. Послышался глухой треск, но через несколько секунд раздался женский голос:

– Могу я вам помочь?

– Да, я хотел бы позвонить.

– Говорите громче, пожалуйста.

– Я хочу… – Майкл забыл, что надо говорить в переговорное устройство. Он наклонился ближе. – Я хочу позвонить.

– Номер, пожалуйста.

– Четыре-девять-ноль-один.

– Минуточку, набираю. Пощелкивание и треск. Гудки.

– Алло? Он крепче ухватился за наушник и до боли прижал его к уху. Голос доносился слишком слабо. Чей он? Филипа?

– Алло? Есть там кто-нибудь? От радости Майкл перешел на крик.

– Филип! – Не вешай трубку, – раздалось в наушнике. Какой-то глухой скрип, потом громкий хлопок, как будто со стуком закрыли дверь. И опять голос Филипа, отрывистый и резкий.

– Что случилось?

– Ничего…

– Где ты?

– В том же месте. Я…

– Где моя сестра?

– Здесь. С ней все в порядке. Она не знает, что я тебе звоню.

– Так зачем ты звонишь? «Он в ярости», – удивился Майкл. Сидни ему об этом не говорила.

– Я хотел спросить, как идут дела у вас дома.

– Да неужели? Ну что ж, я тебе скажу. Мой отец не уверен, удастся ли ему сохранить свое место в университете, моя тетя отказывается выходить из своей спальни, мой брат все время плачет. У тебя еще есть вопросы?

Майкл согнулся пополам, словно его ударили в живот.

–Ну?

– Да, – с трудом выдавил он из себя. – Я хочу спросить кое-что еще. Он услышал, как Филип тяжело вздохнул. После этого его голос прозвучал уже не так враждебно.

–Что?

– Скажи мне, что будет, если нас поймают? Я хочу сказать, с Сидни, а не со мной.

– Почему бы тебе не спросить у нее самой?

– Я спрашивал. Она сказала «ничего».

– Она лжет.

Майкл изо всех сил надавил ладонью на глазницу. Дверь лифта открылась, кто-то вышел, но он так и не поднял головы, чтобы посмотреть, кто это.

– Скажи мне, – попросил он в трубку.

– Ладно. Произойдут две вещи. Одна наверняка, другая под вопросом. Во-первых, ее репутация будет погублена.

– Репутация? Как…

– Перед ней закроются все двери. Она должна бывать в свете, должна соблюдать приличия. Если ее друзья узнают, где и с кем она была, они уже не станут интересоваться, чем вы там занимались. Даже если вы читали друг другу Библию последние пять дней, это уже никого не волнует. Ей придет конец. Понятно? За исключением разве что Камиллы Дарроу, у нее не останется ни одного друга в этом мире.

Майкл попытался что-то сказать, но слова путались, мысли сбивались.

– Ты еще слушаешь? – спросил Филип.

– Да. А что во-вторых?

– Во-вторых, она может быть арестована. Укрывательство беглого преступника и пособничество ему являются уголовно наказуемыми деяниями. Не знаю, что смог бы для нее сделать хороший адвокат, может, он и сумел бы снять ее с крючка. Ты меня слышишь? Понимаешь, о чем я говорю?

–Да.

Какое-то время оба они молчали. Наконец Майкл сказал: – Не беспокойся ни о чем, Филип! – Что это должно означать? – Все кончено. С ней ничего не случится. – Что ты собираешься делать? – Я должен повесить трубку. – Погоди. Что ты собираешься делать? – Спасибо, что все мне объяснил. – Послушай, Майкл, не надо торопиться. Дай мне… Майкл повесил трубку. Надо было действовать быстро, не теряя ни минуты.

В гостиной было пусто, в спальне – тихо. Сидни все еще спала. Наклонившись над столом, Майкл торопливо нацарапал записку. Он так спешил, что сам едва ли разобрал бы, что написал. Он оставил записку на столе, бесшумно ступая, пересек комнату и остановился в дверях спальни, хотя все у него внутри кричало: «Беги сейчас же!» Ему хотелось подойти поближе, но он боялся, что она проснется. Что она подумает, когда увидит, что его нет? Назовет его трусом за то, что он удрал потихоньку? Будет его ненавидеть? Майкл ничего не мог поделать. Он должен спасти ее, и другого выхода он не знает. Он наконец-то поступил правильно, сделал то, что давно надо было сделать. Раскаяние горьким привкусом наполнило его рот, когда он подумал о том, как долго Сидни подвергалась опасности по его вине. Как же он был глуп и слеп! Пустая голова! Но еще есть время все исправить. Если он уйдет прямо сейчас, есть надежда, что она не пострадает.

Сидни пошевелилась, и он похолодел от испуга. Она что-то пробормотала, но голос был невнятный, сонный, она так и не проснулась. Майклу и раньше приходилось слышать, как она разговаривает во сне. Однажды она ясно проговорила: «Нет, все совсем не так», а в другой раз сказала: «О, это ты…» А сейчас у нее на губах играла легкая улыбка. Если бы только знать, что ей снится! Разобрать ее последние слова…

Майкл боялся даже шептать. «Я люблю тебя, – сказал он одними губами. – Прощай». Он вернулся в гостиную. Его шаги не производили ни малейшего шума. Подойдя к столу, он приписал еще несколько строк на записке и передвинул ее ближе к краю, чтобы Сидни сразу заметила ее, когда проснется.

– Майкл?

Сердце у него остановилось.

Он пулей пролетел по комнате к входной двери, осторожно открыл ее и выскользнул наружу. Опять послышался ее тихий сонный голос. Майкл закрыл за собой дверь и ушел из ее жизни навсегда.

Сидни обнаружила его записку полминуты спустя.

«СИДНИ, – написал он печатными буквами, а потом перешел на свои детские каракули. – Я знаю, где полицейский участок, Сэм показал мне когда-то. Я пойду туда и сдамся. Скажу им, что прятался в Линкольн-парке. Это не совсем неправда, потому что я действительно там прятался раньше. Ты в опасности и должна немедленно вернуться домой. Мы не должны были этого делать, хотя это было лучшее время в моей жизни. Я люблю тебя. Жаль, что нет времени сказать все, что хочется. Мне давно надо было это сказать. Не знаю, что теперь будет, но я должен идти. Майкл.