Анжела Биссел - Одна душа на двоих

А сейчас он стоял здесь и думал о несносной женщине с ее списком желаний. Он размышлял о мягкости песка и о температуре воды, о том, как прижмет к себе ее обнаженное тело и они поплывут вместе.

Странные и безумные мысли. Обычно он гнал такие мечты прочь.

Но эта девушка проникла ему под кожу, разбудила в нем первобытный инстинкт охотника.

Интересно, она понимает, с кем затеяла игру?

Он не романтический любовник, а бывший солдат с ужасным прошлым. В его жизни была любовь, которую он потерял, поклявшись себе, что никогда больше не влюбится. Его связи с женщинами с тех пор служили одной цели – получить физическое удовлетворение. Он выбирал опытных женщин и никогда – невинных.

Но Мариэтта отнюдь не наивная девушка. Она сильная, умная и знает, чего хочет.

Хочет ли она его? Он зажмурился, пытаясь разобраться со своей совестью. Что лучше? Вступить с ней в связь или держать на расстоянии?

Открыв глаза, он уставился на ступеньки. Так ли они надежны, как выглядят?

Единственный способ проверить – спуститься по ним вниз.

Мариэтта прильнула к спине Нико, дрожа от волнения и не смея поверить в происходящее. Они собирались спуститься с утеса по ступеням, ведущим к пляжу.

Она смотрела через его плечо на расстилавшийся далеко внизу белый песчаный пляж. Ступеньки оказались гораздо круче, чем она предполагала. Инстинктивно Мариэтта покрепче ухватилась за шею Нико.

– Готовы, дорогая? – Его глубокий голос эхом отозвался в ее груди, а неожиданное ласковое обращение заставило ее пульс забиться с удвоенной скоростью.

– Да.

«Всегда и на все для тебя готова», – промелькнуло у нее в мозгу.

Нико начал спускаться по ступеням.

После вчерашнего вечера Мариэтта была уверена, что оттолкнула его. Оставшись одна на террасе после его внезапного ухода, она наблюдала за золотисто-пурпурным закатом, пытаясь оправдать свое необычное поведение тем, что днем перебрала солнца, а за ужином вина.

Но ни одно из этих оправданий ее не устроило. Правда заключалась в том, что она хотела его спровоцировать. Она жаждала знать, может ли мужчина, подобный Нико, увлечься женщиной, которую общество считало инвалидом.

Она знала, что инвалидное кресло отпугивает большинство мужчин. Некоторые неправомерно считали, что она не может ни заниматься сексом, ни получать от него удовольствие. Других, вероятно, отталкивали ее обездвиженные ноги. Дэвид отличался в этом отношении от других, их секс был здоровым и удовлетворительным, но не страстным, как она мечтала в юности.

В животе у нее порхали бабочки, и Мариэтта была уверена, что с Нико она может иметь бурный и страстный секс, на который уже и не надеялась.

Она видела, что нравится ему. Мариэтта ясно поняла это, когда рассказала о желании искупаться нагишом на его пляже. Желание было написано у него на лбу, и ее тело инстинктивно на него откликнулось, что не осталось для него незамеченным.

Он едва не поцеловал ее. Когда он стоял над ней, приподняв ее подбородок, в нем бурлили злость и вожделение одновременно, и он старался взять себя в руки.

И она жаждала его поцелуя, хотя знала, что он вряд ли будет нежным. Когда Нико ушел, так и не поцеловав ее, она почувствовала сильнейшее разочарование сродни удару под ребра.

Нико преодолел последние ступеньки, и глаза Мариэтты расширились от удивления, когда он понес ее по песку к бело-голубому полосатому тенту, установленному с подветренной стороны утеса. Под тентом лежала подстилка для пикника, несколько больших и удобных на вид подушек и плетеная корзинка с провизией.

– Нико, сколько же раз вам пришлось спуститься?

– Несколько, – коротко бросил он.

Он встал на колени у края подстилки, и Мариэтта соскользнула по его спине вниз, чувствуя, как напряглись ее соски от трения о его спину. Прежде чем Нико повернулся, Мариэтта поправила свободную белую футболку. Просунув руки под колени, она распрямила ноги. Нико подложил ей под спину пару подушек:

– Удобно?

Она кивнула и осмотрелась вокруг.

– Какая красота, Нико.

Мариэтта пропустила через пальцы горсть песка, посмотрела на спокойную бирюзовую воду уединенной бухточки.

– Не могу поверить, что вы никогда сюда раньше не спускались.

Нико лишь пожал плечами и снял кроссовки. На нем были шорты цвета хаки и черная рубашка поло. Он выглядел очень мужественным. Нико приподнял крышку корзины.

– Я не знал, что вы захотите на ланч, поэтому прихватил всего понемногу.

Он не шутил. В корзине были фрукты, оливки, крекеры, хлеб, сыры и мясная нарезка, вода, бутылка каберне и охлажденное белое, разовые тарелки и приборы, бумажные салфетки.

Мариэтта невольно рассмеялась.

– Готова поспорить, что вы всегда тщательно готовитесь к любому событию.

Нико открыл бутылку воды и подал ей.

– С кем вы хотели бы оказаться в случае катастрофы?

Мариэтта закатила глаза.

– Конечно, с вами, – сказала она.

Нико самодовольно улыбнулся и обвел взглядом богатое угощение.

– Надеюсь, что вы проголодались.

– Не до такой степени, – ответила Мариэтта, отщипнув виноградинку, – но я постараюсь.

Она так ничего и не съела, ограничившись бокалом белого вина для храбрости. Мысли о том, что может произойти после ланча, напрочь лишили ее аппетита.

Сейчас она лежала под тентом, размышляя о том, что, похоже, ошиблась. Нико не предложил искупаться, не сделал попытки приблизиться к ней, он лишь молча растянулся рядом на подстилке.

Тем не менее она чувствовала исходящий от него жар, и шестое чувство подсказывало ей, что это неспроста.

Мариэтта взглянула на Нико. Он лежал с закрытыми глазами, но она знала, что он не спит. Вряд ли он относится к разряду тех мужчин, которые любят вздремнуть после ланча. Ей казалось, что он и ночью спит вполглаза. Она отвела глаза от его лица и взглянула на обнаженный торс.

Он был само совершенство: широкие плечи, узкие бедра, рельефные мускулы и гладкая кожа. На левом плече татуировка и длинный шрам с неровными краями. Ее взгляд задержался на шраме, а в татуировке она узнала эмблему французского иностранного легиона. Значит, он воевал в горячих точках и не понаслышке знает об ужасах и зверствах на войне.

– Почему вы вступили в легион? – вырвалось у Мариэтты помимо воли.

Она не хотела высказать эту мысль вслух, но он ответил:

– Мне было восемнадцать, гормоны играли, а я не знал, чем мне заняться в жизни.

Глаза Нико были по-прежнему закрыты, и он сам удивился, что ответил на ее вопрос. Обычно он избегал вопросов личного плана. Но сейчас решил, что разговор – меньшее из двух зол. В нем копилась темная сексуальная энергия, и он не хотел выплеснуть ее на Мариэтту. Он только сейчас это осознал. Но было поздно.

Черт побери. Зачем он все это затеял? Мариэтта не просто женщина для удовлетворения зова плоти, она сестра его друга, и он ее уважает. Да, вчера она провоцировала его, но сегодня они так мило беседовали о пустяках во время ланча. Это простые удовольствия жизни, которые наверняка оценила бы и Джулия. Нико вспомнил вчерашний инцидент с молодой парой в бистро, ее заботу о влюбленных. Он понял, что эта женщина не ожесточилась сердцем после всего, через что ей пришлось пройти.

Как же он может дотронуться до нее и не запятнать ее своей темной стороной? Ему нечего ей дать. Нечего предложить, кроме плотских удовольствий.

– Ваши родители не возражали?

Нико заложил правую руку за голову. Его глаза были по-прежнему закрыты. После ланча Мариэтта сняла футболку, и вид ее груди в желтом бикини возбуждал его.

– У меня уже не было родителей, – ответил он.

– О, простите меня, Нико. – Она помолчала. – Вы рано их потеряли?

– Моя мать умерла от инсульта, когда мне было шесть. – Нико снова удивился своей откровенности. Он не помнил, когда в последний раз говорил о своем детстве. – Она была мать-одиночка. Я никогда не знал своего отца.

Он почувствовал на себе взгляд Мариэтты.

– Вы жили с родственниками после смерти мамы?

– У матери не было родственников. Меня отдали в детский дом, и я жил в приемных семьях.

– Нико, это, наверное, очень тяжело…

– Не стоит меня жалеть, Мариэтта. У каждого второго ребенка трудное детство. – Открыв глаза, он посмотрел на девушку. – Вы с Лео тоже рано потеряли родителей, насколько мне известно.

– Да, мама умерла, когда мне было всего шесть, и мне ее очень не хватало, отсюда и мои сумасбродные поступки в юности. Но у меня был брат, – ее голос стал чуть хриплым, – а у вас – никого.

Он пожал плечами:

– В жизни есть вещи похуже одиночества.

– Такие, как участие в войне? – спросила она, проведя пальцем по шраму на его плече. – Вы были ранены, когда служили в легионе?

Он сел, чтобы ее рука соскользнула с его плеча.

– Да.

– Как это произошло?

Боже, любопытству этой женщины нет предела.

– Это след от шрапнели, – решил он приоткрыть неприглядную сторону войны.

– Взрыв?

– Смертник. – Он прямо взглянул на нее. – Двенадцатилетний мальчишка.

– Какой кошмар, – прошептала она.

– Это лицо современной войны, – бесстрастно констатировал он.

Мариэтта положила ладонь на его обнаженную спину. Прикосновение было таким неожиданным, что он едва не поморщился, как от боли.

– Мне так жаль, что вам пришлось быть свидетелем стольких жестокостей на войне, Нико, – с таким искренним сочувствием сказала она, что у него внутри все перевернулось.

Она погладила его по спине, вызвав напряжение в каждой клетке тела и жар в паху.

– Мариэтта, – простонал он, – что ты делаешь?

Она и сама не знала ответ на этот вопрос, просто хотела человеческого контакта, а прикоснувшись к нему, уже не могла, да и не хотела убрать руку.

Нико молниеносно вскочил и навис над девушкой, схватив ее за запястье и отведя ее руку за голову. Его лицо было суровым, почти сердитым.

– Ты ведь не хочешь этого, Мариэтта.

– Не хочу чего? – пискнула она, хотя прекрасно понимала, что он имел в виду. Она не такая наивная дурочка, чтобы думать, что они спустились со скалы только на пикник у моря.

Но что-то изменилось после ланча. Нико явно передумал.

Мариэтта почувствовала себя отвергнутой, и это больно ее ранило.

– Ни чего, а кого, – грубо сказал он. – Ты не хочешь меня, Мариэтта.

Она вздернула подбородок, почувствовав злость и бесстрашие. Да как он смеет говорить за нее, чего или кого она хочет или нет.

Нико тяжело дышал, раздувая ноздри.

– Я не тот человек, с кем тебе нужно сближаться.

– Почему? – с вызовом спросила она. – Потому что ты прошел через ужасы войны и думаешь, что мне не дано этого понять? Отпусти меня, Нико, – потребовала она.

Он отпустил ее руку. Мариэтта распрямилась, заставив его отодвинуться.

– Думаешь, у тебя одного есть шрамы? – Она наклонилась вперед. – Шрам под левой лопаткой остался после аварии, – сказала она, – а остальные от неудачных операций. И каждый из них – свидетель разбившейся вдребезги надежды.

Снова откинувшись на локти, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Я лежала в разбитой машине полчаса в ожидании «скорой» с двумя погибшими подругами и другом, который умер по дороге в больницу. – Мариэтта проглотила подступивший к горлу комок. – Я не была на войне, Нико. Но мне кое-что известно о смерти и выживании.

Она вытянула руку и положила ладонь ему на грудь.

– Возможно, мне неизвестно, кто прячется здесь. Но кем бы он ни был, он меня не пугает.

Она намеренно провела мизинцем по его соску, услышав, как он с шумом втянул в себя воздух. Однако его крупное тело оставалось твердым и неподвижным, за исключением груди, ходуном ходившей под ее ладонью. Она всматривалась в его лицо в поиске знаков голодного желания, которое она ясно видела в его взгляде вчера, но сейчас его лицо оставалось бесстрастным.

Кровь отхлынула от ее лица, а внутри все похолодело. Ее пронзила унизительная мысль.

Она моментально отдернула руку.

Боже! Неужели она все неправильно поняла? Вообразила несуществующее?

Она как в немом кино увидела, что Нико открывает рот, но затрясла головой и зажмурилась, не в силах смотреть на него. Он слишком хорош. Любая женщина сочтет за честь провести с ним ночь. Зачем она ему? Если только…

Ее лицо горело. «Дура, дура…» – рефреном звучало у нее в мозгу.

– Думаю, вы правы, – сквозь зубы процедила она. – Я не хочу этого. – Гордость придала ее голосу резкость. – Мне не нужен секс из жалости.

Сверху раздалось свирепое рычание, заставившее Мариэтту распахнуть глаза.

Нико грубо схватил ее руку и приложил к своему паху.

– Ты считаешь это жалостью?

Мариэтта ахнула, почувствовав силу его эрекции.

Святые угодники! Член был огромный и твердый.

Нико издал горловой звук, похожий на стон.