Сари Робинс - Одна грешная ночь

– Но ведь ты пыталась помочь…

– А что толку?

Фанни погладила руку Лилиан. Она хлопотала над ней, как наседка.

– Ты думаешь, что, если бы вместо сэра Патрика там сидел Редфорд, ситуация изменилась бы?

– Да, я так думаю, – помолчав, ответила Лилиан. – В этом Редфорде есть нечто особенное. Он так чертовски уверен в себе, что хочется врезать ему кулаком в грудь, и в то же время испытываешь к нему безграничное доверие. Он не успокоится, пока невинный человек не окажется на свободе.

– Я слышала, что Редфорд никогда не нарушал слова и что он не станет злоупотреблять доверенной ему тайной. Почему бы тебе не сказать ему правду о Диллоне?

– Он не поверит, – вздохнула Лилиан. – Скорее всего поднимет меня на смех и вышвырнет за дверь.

– Вышвырнет за дверь?

Щеки Лилиан запылали.

– Он сказал, чтобы я не пыталась обольстить его своими дамскими штучками.

– А точнее?

Лилиан смутилась.

– Не могу припомнить.

– Ты отлично помнишь каждое его слово. Так что говори!

– Ну, что-то вроде… – Она кашлянула и, понизив голос, сказала: – Можете сколько угодно хлопать своими прелестными глазками и покачивать бедрами хоть до темноты, но я не возьмусь за дело Бомона.

– Он хочет тебя.

– Да, хочет, чтобы я убралась подальше.

Фанни снисходительно улыбнулась:

– Этот человек заметил и запомнил тебя. Он тебя хочет. И кто его осудит? Ты – произведение искусства, шедевр.

– Если я шедевр, то этот шедевр принадлежит тебе.

– Уже нет. – Фанни покачала головой. – Возможно, я научила тебя красиво двигаться, вести беседу, одеваться, выщипывать брови, но теперь ты сама по себе.

– Однажды эта метаморфоза меня, возможно, спасла, но едва ли бровь красивой формы поможет Диллону избавиться от петли палача. – Лилиан едва сдержала слезы. – Кейн. Этот человек – моя смерть. Я надеялась, что навсегда покончила с ним там, в конторе поверенного, когда мы узнали, что мой дед завещал все свое состояние мне, а не Кейну. Когда он набросился на бедного стряпчего, разбил мне до крови губу и помчался к Диллону. – Слезы потекли по ее щекам. – Не знаю, что бы я делала без него и без тебя… А теперь, – она разрыдалась, – теперь я стала причиной смерти Диллона.

– Ну-ну, – принялась ворковать Фанни, обхватив сильной рукой плечи Лилиан. – Не твоя вина, что Кейн – такой дьявол.

– Я навлекла его гнев на Диллона.

– Но ты не в силах контролировать махинации Кейна. А вот что ты должна сделать, так это доказать свету, что он действительно дьявол. Разоблачить его.

– Как?

– Перетяни Редфорда на свою сторону. Известно, что он упрямец. Если за этим делом стоит Кейн, Редфорд проследит затем, чтобы справедливость восторжествовала.

– Если бы!

– У тебя есть хоть какие-нибудь доказательства?

– К несчастью, нет.

– Именно поэтому тебе без детектива не обойтись.

Лилиан фыркнула:

– Не знаю, Фанни. Этот человек настроен крайне враждебно. Он даже слышать не хочет о том, чтобы взяться за дело Диллона.

– Но ведь ты привыкла преодолевать трудности. Три года назад ты была робкой девицей, никому не интересной и пряталась на задворках общества в надежде на то, что тебя никто не заметит. Ты была гадким утенком.

– Ну уж не настолько гадким…

– Да, спина у тебя была прямая, словно ты аршин проглотила, одежда ужасная.

Лилиан скорчила гримаску, вспомнив мучительные усилия, которые Фанни заставляла ее предпринимать.

– Знаешь, почему я согласилась тебе помочь?

– Из-за денег?

– Ну и из-за них тоже. – Убрав руку с плеч подруги, она продолжила: – Но главное, чтобы ты не чувствовала себя жертвой. Чтобы не считала себя виноватой, несмотря на все издевательства Кейна.

– А почему я должна была испытывать чувство вины?

– Как это ни печально, многие сами позволяют тирану измываться над собой. Я много раз это наблюдала. К счастью, ты никогда не занималась самобичеванием.

– Однако испытывала сомнения и неуверенность, всячески избегала людей. В общем, чувствовала себя отвратительно.

Фанни отмахнулась:

– Все это нервы. И ничего больше.

– Можешь рассказать об этом моей горничной. Я меняла в день по пятнадцать платьев.

Кроме Фанни, только слуги были свидетелями этих мучительных поисков образа, этих долгих и утомительных часов перед зеркалом, когда она вырабатывала надлежащую осанку, часов примерок у модисток, длительных уроков красноречия и танцев. Сколько времени она провела перед зеркалом, флиртуя с собственным отражением, ведя любезные беседы с запуганной девочкой, готовой осмеять все ее усилия?

– Но ты сумела преодолеть и страх, и нервозность, тебе удалось справиться с Кейном. – Поставив бокал на столик, Фанни помахала изящным пальчиком. – Не могу поручиться за твое благополучие в настоящий момент. Знаю лишь одно: если женщина захочет, непременно добьется своего.

– Я не всего могу добиться одна. Иногда мне требуется помощь. Но я еще не готова сложить оружие.

– Умница. – Фанни сжала ее руку. – Докажи Кейну, что его интриги ничего не стоят.

– Но как, ради всего святого, мне удастся перетянуть Редфорда на свою сторону? Как убедить его, что Диллон не мог сделать того, в чем его обвиняют? Редфорд сказал, что не верит ни единому моему слову.

– Он должен понять, что почем.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что два года ты любовница Диллона. Подумай об этом, Лилиан.

– Ты переходишь все границы.

Фанни пожала своими знаменитыми плечами, получившими известность за те годы, что она прослужила в театре «Друри-Лейн».

– Но ведь ты давно мечтаешь об этом мужчине.

– Тот мужчина, с которым я виделась несколько дней назад, нисколько не похож на Аполлона моих грез.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он был таким мрачным, отчужденным, даже привлекательность утратил.

– Ну, в это трудно поверить. Возможно, теперь он не Аполлон, а скорее Арес, бог войны.

Водя пальцем по краю бокала, Лилиан, избегая встретиться взглядом с Фанни, проговорила:

– Не могу сказать, что он показался мне воинственным.

– Ну если не воинственным, так вспыльчивым. Разве ты не почувствовала этого?

Лилиан смущенно заерзала на стуле.

– Не знаю, о чем ты, Фанни. Единственное, что я чувствую, – что он мне не поможет.

– В таком случае верх возьмет Кейн.

Лилиан откинулась на стуле.

– В том-то и загвоздка.

– Послушай, Лилиан. Вспомни свое преображение два года назад. Это из области несбыточного. Ты из засушенной старой девы превратилась в роскошную лилию. Мы знали, что столпы общества никогда не примут тебя в свой круг, но хотели сделать тебя неотразимой. Ты стала женщиной, желанной для любого мужчины, и чаровницей, какой желала бы стать любая женщина. У тебя появилась харизма. А харизма дает силы Наполеону.

– Разве не армия дает силы Наполеону? – попыталась сострить Лилиан.

– Армия следует за ним. Его магнетизм зачаровывает солдат и подданных и заставляет делать все, чего потребует он. Харизма – это ключ ко всему.

– Кое-кто может возразить, что научить этому нельзя.

– Возможно, и так. Но к этому надо стремиться, создать легенду и жить в ней. – Фанни взмахнула рукой. – То же и с Редфордом. В свое время фантазия тебе помогла создать его идеализированный образ. Так сделай это сейчас. Особенно хорошо фантазия работает в спальне. Подцепи его на эту удочку, и он не сможет сказать тебе «нет».

– А что, если я захочу сказать «нет»?

– После того что ты напридумывала о нем? – фыркнула Фанни. – Да ты будешь на седьмом небе от счастья.

Лилиан вспыхнула.

– Вряд ли он даст себя провести. Сразу поймет, что им манипулируют.

– В таком случае, дорогая, не оставляй ему выбора.

Лилиан прикусила губу.

– У нас мало времени. Процесс начнется менее чем через две недели. – Она отпила виски, гадая, уже не мираж ли все это.

– У меня кое-что на уме, и это следует осуществить сегодня вечером.

– Сегодня вечером? – воскликнула Лилиан.

– Ты позволила Кейну выиграть в этой схватке. Теперь наступил твой черед. Ты будешь генералом в этом сражении.

– О чем ты?

– Ты соблазнишь Редфорда, и он возьмется за дело. И как только поймет, что Диллон не мог убить леди Лэнгем, станет твоим главным козырем, солдатом, готовым сражаться на твоей стороне.

– Он честный человек.

– Нет, он сметливый. Он поймет, сколько денег можно заработать, прижав к ногтю истинного виновника. Не говоря уже о награде, обещанной лордом Лэнгемом. Редфорд только что открыл собственную контору. И его известность сама по себе будет капиталовложением.

– Не думала, что правосудие настолько корыстно.

– Но в нашем случае можно убить двух зайцев, и от этого выиграют все.

– Но неужели это должно произойти сегодня вечером? Не рано ли?

– Ты ждала двадцать лет и еще три года, пока тебе удалось одолеть Кейна, Лилиан. Неужели намерена ждать следующего солнечного затмения?

– Если я должна это сделать, думаю, лучше дождаться темноты…

– Это требует мужества, дорогая. Думай о лунном свете в траве и мощном молодом олене.

– Ага, ты вынуждаешь меня думать об охоте. Это вовсе не та метафора, в которой я сейчас нуждаюсь.

– А что тебе подошло бы больше?

– Пожалуй, жертвенный агнец подходит больше.

– Как скажешь, дорогая. – Лицо Фанни вдруг просияло: – Вот оно!

– Ты о чем?

– Когда все остальное подводит, пора обратиться к Священному Писанию. Я подумала об Аврааме, приносящем в жертву Исаака.

– Не понимаю тебя, Фанни.

Фанни поднялась и заходила по комнате.

– Ладно, Лилиан. Я сама обо всем позабочусь.

– Обо всем? – с надеждой спросила Лилиан.

– Кроме самой важной вещи, мисс Заноза. И дело не в том, что я не хочу и это взять на себя. Такой, как Редфорд, способен соблазнить любую женщину.

Лилиан оправила юбки, смущенная столь откровенным оборотом разговора. Она привыкла к тому, что Фанни легко говорит о подобных вещах, но не к тому, чтобы в такой связи говорили о ней.

– Так каков план?

– Ты должна написать Редфорду записку. Я не умею писать письма, как надо. Потом отправляйся домой и прими ванну с благовониями. Когда стемнеет, приедешь сюда. И захвати с собой несколько хорошеньких ночных сорочек, которые мы купили в прошлом месяце. Но не те, что ты сама выбирала. Сегодня ночью ты не должна походить на монахиню.

Ник направился в таверну Типтона. Нервы его были на пределе. Он казался себе колючим, словно куст шиповника. С того момента, как не стало Данна, Ника окутала пелена печали. С ней он просыпался, с ней ходил по городу, с ней возвращался ночью в свою одинокую постель.

Данн пришел в Андерсен-Холл и изменил его, превратил из обители отчаяния для найденышей в место, где сироты обретали надежду. И не только надежду, но и достоинство, которого были лишены с рождения. Потребовалось время, чтобы завоевать доверие детей, живших в Андерсен-Холле, но никому он не уделял столько внимания, сколько Нику Редфорду. И эта хрупкая нить позволила соткать полотно заботы, уверенности, безопасности, островок благополучия в холодном и жестоком мире. Ник знал, что всегда будет благодарен за помощь и поддержку. Это давало ему уверенность в том, что он чего-то достигнет в жизни. Данн верил, что его дети достойны успеха и добьются его.

Ник любил Данна больше, чем мог бы полюбить отца, которого не знал. Он горевал о заботливом воспитателе, печалился о нем всем сердцем. Смерть Данна тяжким бременем легла ему на плечи.

Но в один прекрасный день, когда сквозь облака пробился луч солнца, пелена печали исчезла. И Ник почувствовал укол совести, будто предал память Данна. И все же Ник знал, что будь Данн жив, он пожурил бы его за подобные чувства.

Найти пропавшую безделушку, как и убедительные доказательства вины вора, ограбившего делового человека, доказать справедливость претензии по поводу оспариваемого завещания – все это были легко разрешимые задачи. Распутывание собственных чувств было сложнее. Они казались ему лабиринтом без выхода. И потому Ник решил на время отложить это, хотя сознавал, что такое время никогда не наступит.

– Добрый день, Джо, – кивнул он бармену. – Ты не получал для меня никакого послания?

Джо, лысый, сморщенный человечек, вдобавок хромой, но с пронзительными глазами, покачал головой:

– Сегодня для тебя нет ничего, Ник. Слышал, что в городе Маркус, сын Данна. Это так?

Облако печали снова окутало Ника.

– Да, но я с ним не разговаривал.

– Я слышал, что он стал офицером и героем.

– Я тоже это слышал.

Пожав плечами, Ник сел на табуретку, облокотившись о выщербленную деревянную стойку бара.

– Мне пива.

– Ник. – Доктор Уиннер похлопал его по руке.

Нику не хотелось беседовать, но он любил славного доктора, старинного приятеля Данна.