- Учитывая наше соглашение, я думала, мы не станем разговаривать на личные темы.

Его недовольство совпадает с моим. Он выглядит смущенным.

- Так же, как и я,– он хватает мою шею поверх мокрых волос и выводит меня из душа. - Прости меня.

Я все еще хмурюсь, когда он вытирает меня полотенцем, снова берет за шею и ведет из ванной комнаты к своей огромной кровати с кожаной обивкой. На ней повсюду изысканно разложены декоративные подушки из мятого бархата насыщенного красного и золотого цветов. Я не замечала их раньше, но знаю, что они не могли быть такими аккуратными, когда я встала, так что кровать перестилали. Не хочу опять мешать его педантичности, но Миллер, оставив меня, начинает брать подушки и аккуратно раскладывать их в изголовье кровати, после чего отбрасывает одеяло и кивает мне забираться.

Я подхожу настороженно и медленно забираюсь на огромную кровать, чувствуя себя принцессой на горошине. Уютно устроившись, смотрю, как он забирается рядом со мной и, прежде чем опустить голову, взбивает подушку, обнимает меня за талию, осторожно прижимая к себе. Инстинктивно ныряю в тепло его груди, понимая, что это неправильно. Знаю, что неправильно, особенно когда он берет мою руку и целует костяшки пальцев, потом кладет мою ладонь на свою грудь и накрывает своей рукой, начиная тихо поглаживать.

Тихо. Я слышу, как работает мой мозг, прокручивая нескончаемые полные надежды мысли. И думаю, что слышу его мысли тоже, только теперь есть невидимое напряжение, и это невидимое напряжение между нами гораздо сильнее того, что происходило ранее. Его сердце бьется прямо под моим ухом, и незнакомый плен моей руки в его приносит комфорт, но я никогда не смогу уснуть, даже если тело истощено и в голове пустота.

Миллер вдруг шевелится, и я отодвигаюсь от его груди и ловко устраиваюсь с краю.

- Оставайся здесь, - шепчет он, целуя в лоб, после чего слезает с кровати и надевает шорты. Он выходит из комнаты, и я, облокотившись на локти, смотрю, как дверь за ним тихо закрывается. Сейчас, должно быть, раннее утро. Что он делает? Отсутствие неуютной тишины должно заставить меня почувствовать себя лучше. Но нет. Я голая, с ноющими мышцами внизу, заботливо уложена в чужую кровать, но ничего не могу поделать, кроме как лечь обратно и смотреть в потолок в компании непрошенных мыслей. Миллер заставляет меня чувствовать себя удивительной и живой, а в следующую секунду нелепой обузой.

Не уверена, как долго здесь лежу, но когда слышу несколько ударов и определенно мягкие ругательства, не могу больше оставаться. Я сползаю с кровати, прихватив с собой простынь, и прохожу по спальне, осторожно ступая в коридор и направляясь к источнику шума. Грохот и ругательства становятся все громче и громче, пока я не оказываюсь в дверях кухни и не вижу Миллера, вытирающего зеркальные дверцы холодильника.

Что действительно должно шокировать меня – это рука Миллера, лихорадочно оттирающая тряпкой поверхность холодильника, но у меня перехватывает дыхание от мышц его спины, невероятно сильных, моя рука цепляется о дверной косяк в попытке удержать равновесие. Он не может быть настоящим. Он галлюцинация, сон или мираж. Я бы была в этом уверена, если бы не была так… оттрахана.

- Гребаный бардак! – шипит он, опуская руку в ведро с мыльной водой и вытаскивая тряпку. – О чем я думал? Блин! – Он ударяет тряпкой о дверцу холодильника, продолжая ругаться и лихорадочно тереть.

- Все хорошо? – спрашиваю тихо, улыбаясь про себя, как сумасшедшая. Миллер любит все такое идеальное же, как он.

Он оборачивается, удивленный, но хмурый:

- Почему ты не в постели? – тряпка со злостью брошена в ведро. – Ты должна отдыхать.

Прижимаю к себе простынь плотнее, как будто использую ее в качестве защитной завесы. Он в ярости, но в ярости на меня или на измазанное зеркало холодильника? Я начинаю пятиться, немного испугавшись.

- Блин! – он на месте сгорает от стыда, качая головой и взъерошивая свои темные волосы раздраженным взмахом руки. – Прости меня. – Он поднимает глаза, в которых видно настоящее сожаление. – Я не должен был так с тобой говорить. Моя ошибка.

- Да, твоя, - соглашаюсь я. – Я здесь не для того, чтобы ты на меня срывался.

- Это просто… - он смотрит на холодильник и зажмуривает глаза, как будто ему больно при виде беспорядка. Потом вздыхает и идет ко мне, протягивая руки вперед, молчаливо прося разрешения до меня дотронуться. Глупо это или нет, я киваю, и он заметно расслабляется. Не теряя времени, хватает меня и тянет к себе, зарываясь носом в мои влажные волосы. Тот уют, что он мне дарит, нельзя не заметить. Когда он сказал, что не сможет уснуть, он действительно имел в виду это. Он не взглянул на бардак, когда я упомянула, но ясно, что это крутилось в его голове, изводило его.

- Прости, - повторяет он, целуя мои волосы.

- Тебе не нравится грязь, – я не спрашиваю, потому что это и так ясно. Не даю ему шанса обидеть меня своим обманом.

- Я домовитый, - признается он, разворачивая меня и подталкивая обратно к спальне.

Все вокруг напоминает мне о роскошной обстановке.

- У тебя нет уборщицы? – спрашиваю, полагая, что бизнесмен, живущий в подобном месте, одевающийся так, как Миллер, и водящий дорогой автомобиль, по крайней мере, должен иметь домработницу.

- Нет, - я разворачиваю простынь и забираюсь в постель, пока он говорит. – Мне нравится делать все самому.

- Тебе нравится убираться? – восклицаю в шоке. Он вообще реальный человек?

Уголки его губ приподнимаются в улыбке, заставляя меня чувствовать себя намного лучше после событий, слов и чувств, которые пришли после нашей близости.

- Я бы не сказал, что нравится, – он ложится рядом, притягивая меня к себе и переплетая наши ноги. – Думаю, ты могла бы звать меня богом домашнего порядка.

Теперь я тоже улыбаюсь, в то время, как моя рука имеет свободный доступ к его голому торсу.

- Никогда бы не подумала, - произношу мечтательно.

- Ты должна постараться перестать так много думать. Люди переоценивают вещи, придавая им значение большее, чем есть на самом деле, – он говорит мягко, почти безразлично, но, я знаю, в этих словах гораздо больше значения.

- Например, что?

- Ничего конкретного, – он целует меня в макушку. – Сказал в общем смысле.

Он говорил совсем не в общем, но я больше ничего не спрашиваю. Эти его новые мысли успокоили возникшее ранее беспокойство, так что я позволяю его рукам, обнимать меня. Спустя короткое время мои глаза закрываются, и последнее, что я слышу, голос Миллера, который шепчет мне что-то гипнотизирующее и ласковое.

В панике открываю глаза и резко сажусь на кровати. Кромешная темнота. Откинув с лица непослушные волосы, пару секунд прихожу в себя, и все возвращается…или мне это приснилось?

Провожу рукой по кровати, чувствуя только мягкую постель и пустые подушки. Эта кровать огромна, но я бы не пропустила на ней целого мужчину.

- Миллер? – робко шепчу, а потом чувствую, что на теле нет одежды. Я всегда сплю в трусиках. Это не сон, и я не знаю, радоваться мне или волноваться. Я сползаю с кровати и иду, опираясь о стену. – Дерьмо! – ругаюсь, голенью ударившись обо что-то твердое. Игнорирую боль и крадусь дальше, натыкаясь на что-то головой. Столкновение разрывает тишину, а я неуклюже отмахиваюсь. – Дважды дерьмо! – у меня не получается удержать то, что меня ударило, и я позволяю этому упасть, вздрогнув, когда оно разбивается, после чего потираю лоб. – Чтоб тебя!

Я жду, что появится Миллер, где бы он ни скрывался, чтобы проверить, откуда такой шум, но, простояв в тишине целую вечность, надеясь, что сейчас он щелкнет выключателем и благословит меня светом, я по-прежнему ничего не вижу. Продолжаю ощупывать в темноте стену, пока не нахожу выключатель. Я включаю его, моргая от резко бьющего в глаза света. Конечно, я одна, а еще я не одета. Вижу комод, о который ударилась ногой и напольную лампу, в которую врезалась головой. Теперь та привалилась к комоду, разбившись на миллион осколков. Я спешу обратно к постели и хватаю одеяло, кутаясь в него по дороге к двери. Может, он опять чистит холодильник, но придя в кухню, не вижу Миллера. Фактически, я вообще не вижу Миллера. Нигде. Я дважды обхожу его квартиру, открывая и закрывая двери, или все, что открываются. Только одна закрыта. Я поворачиваю дверную ручку, но она не поддается, так что я осторожно стучусь и жду. Ничего. Возвращаюсь в его спальню, сильно хмурясь. Куда он исчез?

Сидя на его половине постели, я задаюсь вопросом, что делать, и впервые за все это время вся сила собственной глупости обрушивается на меня. Я в чужой квартире, обнаженная посреди ночи, после сумасшедшего, безэмоционального, разрушающего секса с незнакомцем. Разумная, здравомыслящая Ливи только что приняла четкое, заслуживающее похвалы, решение. Я в себе разочарована.

Я осматриваюсь в поисках одежды, но нигде ее не вижу.

- Твою мать! – ругаюсь на себя. Какого черта он с ней сделал? Логика приходит слишком быстро, и я оказываюсь перед комодом, отодвигаю лампу и открываю ящик, где нахожу стопки чистой мужской одежды. Меня это не останавливает. Открываю следующий, потом следующий и следующий, пока не оказываюсь на коленях у нижнего ящика и не смотрю на свою одежду, аккуратно сложенную, с конверсами, ловко оставленными рядом. Смеюсь над собой, вытаскивая свою одежду и быстро одеваясь.

Когда поворачиваюсь к двери, замечаю листок бумаги на кровати. Не хочу верить в то, что он оставил мне записку на подушке, и, возможно, мне стоит уйти, не прочитав ее, но я чертовски любопытна. Миллер делает меня любопытной, и это плохо, потому что всем известно: любопытным Варварам отрывают нос. Ненавижу себя, но спешу обратно и хватаю ее, разозлившись, даже успев прочитать.

Ливи,

мне пришлось отлучиться. Я ненадолго, так что, пожалуйста, не уходи.

Если я тебе понадоблюсь, звони. Я забил свой номер в твой телефон.

Миллер

Х

Глупо, но я вздыхаю при виде поцелуя после его имени. Потом начинаю сильно злиться. Ему пришлось отлучиться? Кто отлучается посреди ночи? Ищу свой телефон, чтобы узнать точное время. Нахожу свою сумку и телефон на кофейном столике, включаю его и не обращаю внимание на дюжину пропущенных звонков от Грегори и три сообщения, информирующих о том, что у меня проблемы. Экран подсказывает мне, что сейчас три часа утра. Три?

Снова сжимаю телефон, размышляя, что могло понадобиться ему в такое время? Что-то могло случиться с членом его семьи. Он мог быть в больнице или забирать пьяную сестру из ночного клуба. У него есть сестра? Самые разные причины вертятся в голове, но когда телефон в моей руке начинает звонить и я вижу его имя, высветившееся на экране, прекращаю лишние размышлениея.

- Привет?

- Ты проснулась.

- Ну, да, и тебя здесь нет, - сажусь на софу. – Все хорошо?

- Да, нормально, – он говорит тихо. Может, он действительно больнице. – Я скоро вернусь, так что просто расслабься в постели, хорошо?

Расслабиться в постели?

- Я как раз уходила.

- Что? – он больше уже не шепчет.

- Тебя здесь нет, так что нет резона оставаться, – это похоже на предательство.

- Большой резон! – спорит он, и я слышу стук захлопнувшейся двери на заднем плане. – Просто оставайся на месте. – Голос звучит сердито.

- Миллер, ты в порядке? – спрашиваю. – Что-то случилось?

- Нет, ничего.

- Тогда что заставило тебя сорваться посреди ночи?

- Просто дела, Ливи. Возвращайся в постель.

Слово «дела» вызывает во мне необоснованную обиду.

- Ты с той девушкой?

- Что заставляет тебя так говорить?

Его вопрос превращает обиду в подозрение.

- Потому что ты сказал «дела», – от этого затмевающего мозг преклонения я совсем забыла о темноволосой красотке.

- Нет, пожалуйста. Просто возвращайся в постель.

С силой прислоняюсь к спинке софы:

- Я не буду спать. Это не было частью сделки, Миллер. Я не хочу быть одна в чужой квартире, – абсурдность слов заставляет меня мысленно кусать локти. Потому что я становлюсь счастливее в чужой квартире с незнакомым мужчиной, который заставляет меня терять все благоразумие.

- Сделка была на одну ночь, Оливия. Двадцать четыре часа, и мне не льстит мысль потерять несколько из них. Если тебя не будет в постели, когда вернусь, я…

Сажусь прямо:

- Ты что? – спрашиваю, чувствуя его паникующее, нервозное дыхание на том конце линии.

- Я..

- Да?

- Я..

- Ты что? – я переспрашиваю нетерпеливо, вставая и забирая свою сумку. Он мне угрожает?

- Я найду тебя и притащу обратно, - бросает он.

На самом деле, я смеюсь:

- Ты себя хоть слышишь?

- Да, - его тон спокоен. – Это незаконно - нарушать условия сделки.

- Мы не пожимали руки в знак соглашения.