– Дерзить необязательно.

– С тобой, Миллер, обязательно.

Он щурит свои ярко синие глаза, глядя на меня, но не отчитывает за плохие манеры.

– Хочу знать пошагово.

– Нет, не хочешь.

– Твоя мама, – эти слова заставляют меня моментально застыть, и, судя по его взгляду, он это заметил. – Когда мне пришлось прятаться в твоей комнате, твоя бабушка упомянула историю твоей мамы.

– Это не имеет значения.

– Нет, имеет.

– Она была проституткой, – слова на автомате вылетают изо рта, удивляя меня, и я рискую взглянуть на Миллера, чтобы оценить его реакцию.

Он собирается заговорить, но только тяжело вдыхает и выдыхает. Я, как и думала, шокировала его, но хотелось бы, чтобы он, в конце концов, сказал что-нибудь….что угодно. Но он не говорит, так что это делаю я.

– Она бросила меня. Оставила на дедушку с бабушкой в поисках жизни, полной секса, алкоголя и дорогих подарков.

Он рассматривает меня близко. Отчаянно хочу знать, о чем он думает. Точно не о хорошем.

– Расскажи, что с ней случилось.

– Я уже рассказала.

Он снова передвигает стакан и возвращает ко мне свой взгляд.

– Ты мне только рассказала, что она брала деньги взамен за….развлечения.

– И это все, что нужно знать.

– Так и где она сейчас?

– Мертва, наверное, – из меня вырывается злобное шипение. – Мне правда все равно.

– Мертва? – выдыхает он, показывая больше эмоций. Теперь я вытягиваю из него реакции по всем фронта.

– Наверное, – пожимаю плечами. – Она гонялась за иллюзиями. Каждый, кто попадался на ее удочку, не соответствовал ее требованиям, даже я.

Выражение его лица смягчается, окрашенное симпатией.

– Почему ты решила, что она мертва?

Я делаю глубокий вдох, собираясь с силами объяснить то, что до этого никому не хотела рассказывать.

– Она слишком много раз попадала в руки не тех мужчин, и у меня есть банковский счет, который пополнялся годами, и к которому не прикасались с тех пор, как она исчезла. Мне было всего шесть, но я помню, как бабушка и дедушка постоянно спорили о ней, – в голове настойчиво всплывают картинки страдающего деда и плачущей бабули. – Она постоянно пропадала на пару дней, но однажды не вернулась. Спустя три дня дедушка позвонил в полицию. Они начали расследование, опросили всех до единого ее клиента и немыслимое количество предыдущих, но, учитывая ее образ жизни, закрыли дело. Я была маленькой девочкой и ничего не понимала, но в семнадцать я нашла ее дневник. Он рассказал мне все – в подробных деталях.

– Я… – Миллер явно не знает, что сказать, так что я продолжаю. Чувствую какое–то облегчение, избавляясь от этого груза, даже если это значит, что Миллер уйдет от меня.

– Ни в чем не хочу быть похожей на свою мать. Не хочу напиваться и заниматься сексом без чувств. Это унизительно и бессмысленно, – осознаю сказанное, едва слова срываются с губ, но я не давала Миллеру повода думать, что с моей стороны нет чувств. – Она предпочла этот образ жизни своей семье, – я поражаюсь тому, что мой голос остается ровным и сильным, даже слыша все это вслух впервые в своей жизни, отчего мне становится больно.

Миллер надувает щеки, тяжело выдыхая, и берет в руки пустой стакан, хмурясь на него.

– Шокирован? – спрашиваю, а сама думаю, что могла бы сделать с одними из тех шорт.

Он смотрит на меня так, как будто я сумасшедшая, потом встает и направляется к шкафу со спиртным, наливает еще виски в свой стакан, на этот раз заполнив его наполовину, а не как обычно, на два пальца. А потом он удивляет меня, наливая во второй стакан, прежде чем снова занять место напротив меня. Протягивает мне новый стакан:

– Выпей.

Я немного потрясена при виде стакана, маячащего перед носом:

– Я сказала тебе…

– Оливия, ты можешь выпить, не пьянея до беспамятства.

Осторожно протянув руку, беру стакан:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – практически рычит Миллер перед тем, как выпить. – Твой отец?

Я пресекаю взрыв ироничного смеха, вместо этого пожимаю в ответ плечами, отчего он выдыхает в стакан у рта.

– Ты не знаешь?

Качаю головой.

– Ненавижу твою мать.

– Что? – спрашиваю в шоке. Может, я просто неправильно услышала.

– Я ее ненавижу, – повторяет он ядовитым голосом.

– Так же, как и я.

– Хорошо. Тогда мы оба ненавидим твою мать. Рад, что мы это выяснили.

Не зная, что говорить дальше, я сижу молча и наблюдаю, как Миллер погружается и выплывает из раздумий, тяжело дыша, как будто намеревается что–то сказать, но тщательно обдумывает слова. Нечего тут говорить. Отвратная ситуация, и нет слов, способных это сгладить. Это моя история. Я не могу изменить того, кем была моя мать, чем она занималась, и не могу изменить того, что позволила этому так повлиять на мою жизнь.

Он, в конечном итоге, говорит, только совсем не то, чего я ждала:

– Так значит, я единственный, с кем ты спала на трезвую голову?

Я киваю и отодвигаюсь к спинке дивана, увеличивая между нами расстояние, но не могу отвести от него глаза.

– И тебе это понравилось?

Глупый вопрос:

– Меня это пугает.

– Я тебя пугаю?

– То, что я чувствую рядом с тобой, меня пугает. Я не узнаю себя рядом с тобой, – шепчу, не спеша раскрывая перед ним все свои карты.

Он осторожно ставит стакан на стол и опускается передо мной на колени.

– Я заставляю тебя чувствовать себя живой, – Миллер скользит руками по моей спине и тянет вперед до тех пор, пока наши лица не оказываются близко, дыхание смешивается в маленьком пространстве между нашими ртами. – Я не нежный и не ласковый мужчина, Оливия, – говорит он, как будто пытаясь поделиться со мной частичкой себя. – Женщины хотят меня только для одного, потому что я не даю им повода ожидать чего-то большего.

Миллион слов вертится на языке, отчаянно складываясь в предложения в попытке вырваться изо рта, но я не хочу спешить:

– Ничего большего, кроме лучшего траха в их жизни, – тихо замечаю.

– Совершенно верно, – он отодвигает мой стакан и берет мои руки, закидывая их себе на плечи.

– Ты обещал мне это, – напоминаю ему.

Его веки медленно опускаются.

– Не думаю, что смогу выполнить это обещание.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, чтобы он подтвердил, что я не выдумываю вещи или что он наговорил мне это из сочувствия. Плечи опускаются в усталом выдохе, но он продолжает смотреть вниз и все также молчит. – Если тебе задали вопрос, то вежливо было бы ответить, – бормочу я, отчего его голова удивленно поднимается. Я не увиливаю. Пусть скажет, что происходит.

– Я говорю, что хочу боготворить тебя, – он наклоняет голову и тянется, поймав мои губы, поднимается вместе со мной. Он единственный, кто сейчас осторожничает, но я не хочу его поторапливать. Я могу подождать, а между делом он будет меня боготворить.

Я удивлена, когда он опускает нас на диван и перемещается, пока не оказывается на спине и не опускает меня между разведенных бедер, усаживая меня на нем. Наша одежда все еще на месте, и он не делает попыток от нее избавиться, видимо довольствуясь одними умопомрачительными поцелуями. Его щетина царапает кожу, повторяя ловкие движения губ, но сквозь абсолютное счастье я едва замечаю щекочущее чувство. С Миллером все случается самым естественным образом. Он ведет, и я следую за ним. Мне не нужно думать, я просто следую, именно поэтому сейчас я расстегиваю его рубашку, лишь бы почувствовать жар его кожи под ладонями. Простонав в его рот, я чувствую первые искры его тепла, которые вторят моим, когда руки блуждают по его торсу, который вздымается и опускает в такт дыханию.

– Снова этот сладкий звук, – Миллер говорит шепотом, собирая мои светлые волосы, рассыпавшиеся по всей его голове. – Он вызывает зависимость. Ты вызываешь зависимость.

Его наслаждение подстегивает меня, я ртом исследую каждую клеточку его лица, пока не оказываюсь у его шеи, пропадая от этого дурманящего мужского аромата.

– Ты так хорошо пахнешь, – провожу дорожку поцелуев вниз по его груди, просто целую, не задумываясь и не следуя никаким инструкциям. Его соски затвердели, и мой язык хозяйничает, кружа и посасывая, от чего он дрожит и стонет подо мной. Звуки его наслаждения только ободряют меня, а его длинный ствол упирается в мой живот, напоминая мне, где хочу быть. Хочу попробовать его вкус. Хочу почувствовать его у себя во рту.

– Вот дерьмо, Ливи. Куда ты? – он приподнимает свою голову и смотрит вниз на меня, а потом закрывает лицо руками. – Ты не должна этого делать.

– Я хочу, – ладонью провожу по его ширинке, цепляю замок и тяну его вниз, глядя, как он за мной наблюдает.

– Нет, прошу, все хорошо, Ливи.

– Я. Этого. Хочу.

Его взгляд сосредоточен на мне, руки заметно напряглись, цепляясь за голову, и он падает обратно на подушки:

– Не торопись.

Улыбаюсь себе под нос, чувствуя себя уверенной, обожая его уязвимое место и то, как правильно все это ощущается. Он не сбежал после моей постыдной истории. Расстегиваю пуговицу и стаскиваю его брюки, садясь на колени. Он остается в симпатичных черных боксерах, которые топорщатся в нужных местах. Они выглядят слишком хорошо, чтобы их снимать, но меня подстегивает то, что находится за ними. Я бросаю его брюки на пол, пальчиками поддеваю резинку его боксеров и, медленно спуская их по мускулистым бедрам, поднимаю взгляд к его лицу, а потом мои глаза приклеиваются к его толстому уже вставшему члену, касающемуся низа живота. Невольно высовываю язык и провожу им по нижней губе, восхищаясь Миллером во всей его нереальной мужественности. Не чувствую страха от его пульсирующего стояка. Я чувствую восторг.

Бросив боксеры, туда же, где уже валяются брюки, ползу вниз и устраиваюсь поудобнее, кладу руки на его бедра, носом почти касаюсь нижней части его пениса. Смотрю вниз, наблюдая за тем, как он подрагивает, и открываю рот, жадно вдыхая его запах. Его бедра не спеша приподнимаются, толкаясь ко мне, заставляя сделать полный, уверенный вдох.

– Ливи, Боже мой! Я чувствую жар твоего дыхания, – он приподнимает голову и пронзает меня голодным взглядом. – Ты в порядке?

– Прости, я… – снова гляжу вниз.

– Все нормально, – он с легкостью соглашается. Чувствую себя глупо от этих слов, высовываю язык и впервые пробую вкус Миллера Харта. Следую инстинктам и облизываю его ствол снизу вверх, поднимаясь при этом на колени. Никогда в жизни не пробовала ничего подобного.

– Бляяяять, – его голова падает на подушки, ладони закрывают лицо, что кажется мне хорошим знаком, так что я беру его в руку и потягиваю, заметив каплю белой жидкости на кончике члена. Слизываю ее, действительно наслаждаясь вкусом.

Едва заметно выдыхаю в попытке сохранить свою смелость. Он такой толстый и длинный. Никогда не смогу вобрать его целиком. Прежнее чувство самообладания ускользает, но я отчаянно не хочу выглядеть полной идиоткой. Мысленно ругаю себя, ненавидя свою неуверенность, и беру его в рот, вбирая, пока он не ударяется о стенку горла.

– Блять! – он подбрасывает бедра, сильнее толкаясь в меня, от чего я давлюсь и поспешно отстраняюсь. – Прости, – выпаливает Миллер, сдавленно рыча. – Дерьмо, Ливи. Прости меня.

Злясь на себя, но не колеблясь, я снова беру его в рот, в этот раз только наполовину, после чего отстраняюсь и снова опускаюсь. Его гладкость поражает. Классные ощущения – его жар, твердость под гладкой кожей.

Двигаюсь в удобном ритме, стоны наслаждения подбадривают меня, и рука блуждает свободно, чувствуя его грудную клетку, бедра, живот.

– Ливи, остановись сейчас же, – мышцы его живота напрягаются, когда он принимает сидячее положение, его колени также поднимаются и падают, оставляя меня на коленях между его широко разведенных ног, с головой у его паха. – Остановись. – Его руки запутались в моих волосах, терпеливо направляя меня вверх и вниз. Он просит меня остановиться, но в то же время, кажется, поощряет мои действия. – Господи, – выдыхает он, и я чувствую, как одна его рука оставляет мои волосы и молния платья медленно ползет вниз по спине. – Раздевайся, – говорит он, потягивая подол платья.

Я чувствуя себя немного обманутой, делаю так, как мне сказали, и, выпуская его изо рта, поднимаю задницу с пяток и вытягиваю руки над головой. Мое платье стянуто вверх, пока я смотрю на Миллера, восхищаясь беспорядком волос, свободно торчащих в сексуально-взвихренном состоянии. Он исчезает из виду всего на секунду, стягивая мое платье через голову, прежде чем кое-как бросить его на пол, тянется мне за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Медленно стягивает с плеч бретельки и бросает его, после чего берет меня за бедра и опускается, прижимаясь губами к моему животу. Потянувшись вниз, я принимаюсь стягивать с его плеч рубашку, желая поскорее увидеть его обнаженным и почувствовать целиком. Он помогает мне, отрывая от меня одну руку и позволяя освободить себя от оставшейся одежды, но продолжает губами исследовать мой живот, лениво покусывая кожу на пути к бедру.