Мне противно, только его это не волнует.

– Ты собираешься пойти туда и сказать той женщине, что я еду с тобой домой? – скрежещу я, злость закипает под его пристальным взглядом.

– Да, – отвечает он просто и безоглядно. Просто да? Мне нечего сказать на это, алкоголь блокирует все разумные мысли, и когда он заканчивает изучать мое ошарашенное лицо, то выходит из кабинета, хлопнув за собой дверью. Понимаю, что слышу щелчок замка, поэтому тут же соскакиваю со стола и подбегаю к двери, дергая дверную ручку, абсолютно уверенная, что зря теряю время. Он запер меня.

Я не иду в ванную, но направляюсь к стеклянному шкафчику с выпивкой, вижу шампанское в ведерке со льдом и два использованных бокала, аккуратно поставленных под прямым углом. Дело рук Миллера, за исключением того, что край одного бокала испачкан вишнево-красной помадой. Меня начинает неистово трясти, так что я хватаю бокал, наливаю шампанское и опрокидываю в себя, после чего наполняю его снова и так же быстро выпиваю. Я уже достаточно пьяна, мне это не нужно, но контроль быстро ускользает.

Как и обещал Миллер, телефон в сумке начинает вибрировать, так что я хватаю ее со стола и вытаскиваю телефон. На светящемся экране вижу имя Грегори.

– Привет, – пытаюсь звучать холодно и собранно, когда на самом деле хочу заорать в телефон, выключить его и разбить.

– Ты уходишь с ним?

– Я в порядке, – мне его беспокойство больше не нужно, и я совершенно точно не уйду с Миллером. – Ты не знал его имени?

– Нет, – вздыхает он. – Просто мистер Харт, деловой мудак.

– Ты сказал мне быть с ним на танцполе!

– Потому что он чертвовски горячий!

– Или просто ты хотел продолжить с Беном?

– Маленький танец, вот и все. Я бы не позволил зайти этому дальше.

– Ты позволил!

– Мне нет прощения, – бормочет он. – Я в ярости, но как бы то ни было, об этом, блять, теперь бессмысленно спорить, разве нет? Он чертов ненавистник кофе, и ты уже любишь этого высокомерного придурка!

– Он не придурок! – я не знаю, что говорю. Я могла бы придумать более грубые слова, чтобы описать Миллера, и все они прямо сейчас ему бы подошли.

– Мне это не нравится, – ворчит Грегори.

– А мне не понравилось то, как меня подставили, Грегори.

В течение нескольких секунд на линии тишина, и только потом он заговаривает:

– Дерзкая, – угрюмо заявляет он. – Прошу, придерживайся прозвища, если даешь ему еще больше своего времени, Ливи.

– Буду, – заверяю его. – Я буду в порядке. Позвоню тебе. С Беном все хорошо?

– Нет, к нему все еще не вернулся нормальный цвет лица, – смеется друг, повышая настроение. – Выживет.

– Ладно. Поговорим завтра.

– Поговорим, – подтверждает он. – Будь осторожна.

Делаю глубокий вдох и разъединяюсь, плюхнувшись на стол Миллера, на котором нет ни бумаг, ни ручек, ни компьютера или канцелярских принадлежностей, только радиотелефон, который находится точно сбоку. Его стул задвинут, идеально ровно, и, осмотрев всю комнату, я повсюду вижу аккуратно разложенные вещи. Прямо как его дом. У всего свое место.

За исключением меня.

Он владелец ночного клуба?

Поднимаю голову, когда на двери поворачивается защелка, и он возвращается, с удовлетворенным видом, до тех пор, пока не видит мое лицо.

– Я просил тебя кое-что сделать.

– Заставишь меня, если не сделаю? – дразню его, алкоголь в крови придает мне храбрости.

Он, кажется, сбит с толку моим вопросом.

– Я никогда не заставил бы тебя делать что-то против твоей воли, Ливи.

– Ты заставил меня прямо здесь, – бросаю я.

– Я тебя не принуждал. Ты могла сопротивляться мне или вырваться из моих рук, если бы действительно хотела, – он проводит рукой по волосам, делает глубокий вдох и подходит ко мне, раздвигая мои бедра, встает между ними. Его палец скользит под мой подбородок, и он поднимает к себе мое лицо, только взгляд мой немного расплывчат. Я щурюсь, сбитая с толку тем, что не могу в полной мере оценить его черты. – Ты пьяна, – говорит он мягко.

– Твоя вина, – я начинаю говорить неразборчиво.

– Тогда я извиняюсь.

– Сказал обо мне своей подружке?

– Она не моя чертова подружка, Ливи. Но да, я сказал ей о тебе.

Эти мысли меня ужасают, но если ему понадобилось говорить ей обо мне, значит, там есть что-то большее, чем просто бизнес.

– Она бывшая?

– Черт, нет!

– Тогда зачем понадобилось говорить ей обо мне? Какое ей дело?

– Никакого! – он бесится. Мне все равно. Даже приятно видеть что-то, кроме бесстрастного выражения лица и резкого тона.

– Почему ты продолжаешь так себя вести? – спрашиваю, отстраняясь. – То ты ласковый, нежный и чуткий, а потом резкий и жестокий.

– Я не рез…

– Да, резкий, – прерываю его, и мне плевать, если придется расплачиваться за отсутствие манер. С его стороны было не очень вежливо тащить меня сюда, но он все же сделал это, и он прав, я могла лучше стараться и остановить его. Но я не пыталась. – Так ты собираешься трахнуть меня? – спрашиваю бесстыдно.

Он шарахается, отвращение искажает его лицо.

– Ты пьяна, – шипит он. – Я ничего не стану с тобой делать, пока ты пьяна.

– Почему?

Он придвигается к моему лицу, поигрывая желваками.

– Потому что я никогда не соглашусь на меньшее, чем поклонение тебе, вот почему, – взяв секунду, чтобы успокоиться, он резко закрывает глаза и не спеша их открывает. Миллер прожигает меня решительным взглядом. – Я никогда не воспользуюсь пьяной женщиной, Оливия. Каждый раз, когда я беру тебя, ты будешь помнить. Все и каждое мгновение навсегда останутся в этой прекрасной голове, – он ласково проводит пальцем по моему виску. – Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Каждое слово.

Сердце ускоряет свой ритм. Слишком поздно, но я, в любом случае, говорю это:

– Не хочу, чтобы все было так, – он уже завоевал постоянное место в моей голове.

– Жаль, потому что так все и будет.

– Но так не должно быть, – я злюсь, задаваясь вопросом, откуда эти уверенные слова и тон и действительно ли я имею их в виду.

– Да, так и будет. Должно быть.

– Почему? – я начинаю слегка покачиваться, и он замечает, потому что берет меня под локоть, удерживая мое равновесие. – Я в порядке! – надменно бормочу. – И ты не ответил на мой вопрос.

Он зажмуривает глаза, потом медленно их открывает, заставляя меня замереть своими синими искренними озерами.

– Потому что для меня это именно так.

Сглатываю, надеясь, что мне это не слышится под воздействием алкоголя. Мне нечего ответить, ни сейчас, а может и ни тогда, когда протрезвею.

– Ты хочешь меня, – мое пьяное сознание все еще жаждет услышать эти слова.

Он делает глубокий вдох и старается прожечь меня, глядя прямо в глаза.

– Я. Хочу. Тебя, – он подтверждает не спеша… четко. – Отдай мне мое.

Я обвиваю руками его шею и тяну к себе, отдавая ему то, что по праву его.

Объятия.

Сердце в свободном падении.

Он держит меня долгое время, поглаживает спину и пальцами перебирает мои волосы. Я могла бы заснуть. Он то и дело вздыхает у моей шеи, постоянно целуя и прижимая к себе.

– Можно я верну тебя в свою постель? – тихо задает вопрос.

– На четыре часа?

– Думаю, ты понимаешь, что я хочу гораздо больше, чем четыре часа, Оливия Тейлор, – он сжимает свое и ладонями обхватывает мою задницу, снимая меня со стола и прижимая к себе. – Хочу, чтобы ты никогда не мазала свое личико.

– Это макияж. Им не мажут, его наносят.

– У тебя чистая естественная красота, сладкая девочка, – он разворачивается и направляется к двери, но сворачивает к шкафчику со спиртным, сперва поправляя бокалы для шампанского. – Хочу, чтобы так и оставалось.

– Ты хочешь, чтобы я была робкой и мягкой.

Он слегка качает головой и открывает дверь кабинета, ставя меня на ноги и привычно накрывая рукой мой затылок.

– Нет, я просто не хочу, чтобы ты вела себя так бесшабашно и позволяла пробовать другим мужчинам вкус этих губ.

– Я не собиралась, – меня шатает, так что Миллер хватает меня под локоть, поддерживая.

– Тебе нужно быть более осторожной, – предупреждает он, и он прав. Я осознаю это, даже несмотря на то, что пьяна. Поэтому сдерживаю свою пьяную дерзость.

Пока мы идем по коридору и вниз по служебной лестнице к главному помещению клуба, чувствую, как дурацкий пьяный марафон захватывает меня. Люди размыто, зазря снуют туда-сюда, и громкая музыка больно бьет по ушам. Я качаюсь на своих каблуках, ощущая на себе взгляд Миллера.

– Ливи, ты в порядке?

Я киваю, голова делает не совсем то, что я ей велю, отчего ее движения похожи на медленные вращения вокруг шеи. Потом я врезаюсь в стену:

– Я чувствую… – во рту вдруг появляется слишком много слюны, желудок дико скручивает.

– Вот дерьмо, Ливи! – он поднимает меня и снова несет в кабинет, но недостаточно быстро. Меня тошнит прямо на пол коридора…. и на Миллера. – Блин! – ругается он.

Меня еще немного рвет, когда он затаскивает меня в кабинет.

– Мне плохо, – бормочу.

– Что за хрень ты пила? – спрашивает он, подтаскивая мое безвольное тело к унитазу в ванной комнате.

– Текилу, – хихикаю я. – Только неправильно. Я забыла про соль и лимон, так что нам пришлось повторить. Ой! – я соскальзываю с сиденья унитаза и шлепаюсь на задницу. – Ауч!

– Черт возьми! – ворчит он, поднимая меня и удерживая на месте, моя голова качается, пока он стаскивает с себя запачканную жилетку и рубашку. – Ливи, сколько шотов ты выпила?

– Два, – отвечаю я, моя задница опускается, снова встречаясь с сиденьем унитаза. – И я угостилась шампанским, – мычу я. – Но я не стала пользоваться бокалом с вишневой помадой. Она хочет быть ближе, чем деловой партнер, ты, дурачок.

– Да что в тебя вселилось?

Я поднимаю свою отяжелевшую голову и пытаюсь сфокусироваться, видя обнаженное, гладкое произведение искусства в виде торса перед глазами.

– Ты, Миллер Харт! – я кладу руки на его торс и, пользуясь возможностью, ласкаю его. Может я и пьяна в хлам, только я все еще в состоянии оценить вид перед глазами, и это чувствуется хорошо. – Ты в меня вселился, – я с усилием поднимаю глаза и вижу его опущенный взгляд, наблюдающий за моими ласками. – Ты пробрался в меня, и я никак не могу тебя выкинуть, – он не спеша приседает передо мной на корточки и поглаживает мою щеку, после чего обвивает ладонью мою шею и подтягивает мое лицо к своему.

– Хотел бы я, чтобы ты не была сейчас так мертвецки пьяна.

– Я тоже, – признаюсь. Никоим образом я не смогу совладать с ним в пьяном ступоре. Да я бы и не хотела. Хочу помнить каждый интимный момент, даже этот. – Если я забуду этот твой взгляд или твои слова, сказанные там на столе, пообещай, что напомнишь мне.

Он улыбается.

– И это! – восклицаю я. – Пообещай, что улыбнешься мне вот так, когда мы увидимся в следующий раз. – Его улыбки редкие и прекрасные, и мне ненавистно, что он дарит одну из них сейчас, когда я, похоже, не в силах запомнить.

Он рычит и, думаю, закрывает глаза. Или я закрыла свои? Я даже не уверена.

– Оливия Тейлор, когда ты проснешься утром, я собираюсь восполнить то, чего ты лишила меня этим вечером.

– Ты сам себя лишил, – спорю я. – Только сначала напомни мне, – шепчу, когда он тянет меня, чтобы получить свое. – Улыбнись мне.

– Оливия Тейлор, если у меня будешь ты, улыбка не сойдет с моего лица до конца жизни.

ГЛАВА 18

Мозг как будто покорежен, и в своей темноте я пытаюсь найти ответ на вопрос, какой сейчас год. Наверное, прошло много времени, но я отчетливо понимаю, как буду себя чувствовать, открыв глаза. Во рту сухо, тело холодное и липкое, а тупой стук в голове будто готовится перейти в полномасштабный фестиваль безжалостных бонго, как только я отрываю голову от подушки.

Решив, что наилучшим выходом будет еще немножко поспать, я переворачиваюсь и, найдя холодное местечко, зарываюсь обратно в подушку, счастливо вздыхаю, радуясь новой уютной позе. Слышу сладкий успокаивающий звук низкого, мирного мурлыканья.

Миллер.

Я не вытягиваюсь по струнке, потому что тело этого не позволит, но я открываю глаза и нахожу шокирующе синий улыбающийся взгляд. Хмурюсь и перевожу глаза к его губам. Да, он улыбается, как будто солнечный свет пробивается сквозь серые тучи и делает все просто идеальным. Ярко. По–настоящему. Но чем он так доволен и как я здесь оказалась?

– Я сделала что-то смешное? – хриплю я. В горле першит и жжет.

– Нет, не смешное.

– Тогда почему ты так улыбаешься?

– Ты заставила меня пообещать, что я буду, – говорит он, едва уловимо касаясь губами кончика моего носа. – Когда бы я ни дал тебе обещание, Ливи, я его сдержу. – Он подтягивает меня на свою половину кровати и дарит мне свое, располагая меня под собой и крепко обнимая, зарывается лицом в изгиб моей шеи. – Я никогда не соглашусь на меньшее, чем преклоняться перед тобой, – шепчет он. – Никогда не воспользуюсь тобой нетрезвой, Ливи. Каждый раз, когда я тебя беру, ты запомнишь. Все и каждый момент навсегда запечатлеется в этой прекрасной голове, – он ласково целует мою шею и обнимает чуть сильнее. – Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Каждое слово. Потому что именно так все для меня.