Я поднимаю лицо к нему.

— Черт, я иногда просто ненавижу твои манеры, — я капризничаю, потому что он подловил меня и направление моих мыслей, а еще я в ужасе, потому что его губы дрогнули в намеке на улыбку от моей дерзости.

— О чем ты думала?

— Почему ты так хочешь, чтобы я это сказала? — спрашиваю. — Что ты пытаешься доказать?

— Ладно, я сам скажу. Я объясню, почему практически вернулся, чтобы научить этого парня кое-каким манерам.

— Ну так вперед, — подначиваю я.

— Каждый раз, когда кто-то расстраивает тебя или разговаривает с тобой в такой манере, это заставляет тебя слишком много думать. Ты знаешь, как я отношусь к чрезмерным размышлениям, — он снова касается меня, подчеркивая свою точку зрения.

— Да, я знаю.

— И моя прекрасная сладкая девочка уже слишком многое додумала в своей голове.

— Знаю.

— Таким образом, когда все эти люди побуждают твои мысли заходить еще дальше, я бешусь, потому что ты начинаешь сомневаться в нас.

Прищурившись, смотрю на него, но не могу отрицать сказанного. Он прав на сто процентов.

— Да, я понимаю, — говорю сквозь стиснутые зубы.

Его голос становится тише:

— И это увеличивает риск того, что ты уйдешь от меня. Ты решишь, что все эти люди правы, и уйдешь. Так что да, они вклиниваются между нами. Они вмешиваются, а когда кто-то сует нос в наши отношения, у меня есть, что сказать.

— Больше, чем «что сказать»!

— Согласен.

— Какое облегчение.

Он хмурится:

— О чем ты?

— Твое согласие, — убираю руки с его плеч и отклоняюсь назад, спиной прижимаясь к рулю, моя попытка оставить между нами расстояние как можно дольше. Признаться честно, едва ли это работает. — Думаю, тебе нужен курс управления гневом, или терапия, или что-то такое, — произношу эти слова до того, как успею струсить. После чего готовлюсь к его взрыву.

Но его нет. На самом деле, Миллеру даже немного смешно.

— Оливия, в мою жизнь вторгалось достаточно людей. Я не стану приглашать незнакомца для дальнейших вмешательств.

— Они не будут вмешиваться. Они помогут.

— Готов поспорить. — Он смотрит на меня так нежно, как будто я наивная. — Я уже был там. Заключение было следующим: я пропащий.

Стук сердца на мгновение замирает. Он уже пробовал терапию?

— Ты не пропащий.

— Тут ты права, — отвечает он, удивляя меня и вселяя надежду. — Единственная помощь, которая мне нужна, прямо сейчас сидит у меня на коленях.

Мой хороший настрой испаряется в мгновение ока.

— Так ты вел себя как псих до встречи со мной? — спрашиваю я сомнением, хотя уже знаю, что он никогда не подходил к черте так близко, пока я не вошла в его идеальную жизнь. Эта мысль немного комична. Идеальная жизнь? Нет, Миллер пытался сделать ее идеальной, сохраняя все вокруг себя в совершенстве — то есть свою внешность и свою собственность, а учитывая то, что я тоже была названа собственностью Миллера, это касается и меня. В этом и заключается проблема. Я не совершенна. Моя одежда не безупречна, у меня нет должных манер, все это заставляет моего придирчивого Миллера с его совершенством скатываться к хаосу. Я единственная помощь, которая ему нужна? Он взваливает на мои плечи непосильный груз.

— Сейчас я псих?

— Твой характер, на самом деле, не то, с чем стоит играть, — шепчу, вспоминая слова Миллера и в полной мере благодаря его за предостережение.

Его ладонь ложится на заднюю часть моей шеи, и он тянет меня к себе до тех пор, пока наши лбы не соприкасаются. Он уже отвлек меня от нежеланных мыслей своим прикосновением и пристальным взглядом, но могу сказать, что вот-вот отвлекусь еще больше.

— Я до сумасшествия тобой очарован, Оливия Тейлор. — Он удерживает мой взгляд. — Ты наполняешь мой мрачный мир светом, а дыру в сердце чувствами. И я целенаправленно тебе сообщаю, что никогда так просто не сдамся. — Мягкие губы накрывают мои, и мы разделяем невероятно нежный, неторопливый поцелуй. — Я не готов больше тонуть в нескончаемом мраке. Ты моя привычка. Только моя. Мне нужна только ты.

С согласным вдохом и радостным скачком сердца я обнимаю Миллера и в течение нескольких блаженных минут демонстрирую ему свое понимание. И он это принимает. Плавные движения наших сплетенных губ вырывают меня из жестокой реальности, с которой мы столкнулись, и возвращают в мир Миллера, где комфорт, тревоги, безопасность и риск переплетаются вместе. В глазах Миллера, каждый пытается вмешаться, это печально, но он, вероятно, прав. Я, как велел Миллера, взяла выходной, так что мы можем провести некоторое время вместе после вчерашних дьявольских событий и перепалки сегодня утром. Он пытается исправить сумятицу последних нескольких дней, и мне необходимо, чтобы никто не вмешивался — не только сегодня, но и никогда.

— Рад, что мы это прояснили, — бормочет Миллер, целуя меня в губы. Он кладет голову на подголовник сиденья, оставив меня кучкой взбудораженных гормонов на его коленях. Разгоряченной. Похотливой. Ослепленной его совершенством. — Давай выбираться, — он заботливо перемещает мое безвольное тело на пассажирское сиденье, после чего заводит машину и выезжает на дорогу.

— Куда мы едем? — Разочарование от того, что наш день оборвался так быстро, все еще живо.

Он не отвечает, вместо этого нажимает несколько кнопок под рулем, после чего к нам в машине присоединяется «The Stone Roses12». Я улыбаюсь, расслабившись на своем сиденье, и мурлычу под мелодию «Waterfall», позволяя Миллеру отвезти нас туда, куда он пожелает.

Глава 20

Смотрю на шикарные витрины торгового центра Харродс, вспоминая свой последний визит сюда с Нан. Я помню Кэсси. И помню розовый шелковый галстук, спускающийся по груди Миллера. Все те вещи, которые хотела бы забыть. Я раздраженно рычу на источник напоминания. Но остаюсь проигнорированной: Миллер выходит из машины и обходит ее, чтобы забрать меня. Открывает дверцу и протягивает мне руку, я позволяю себе окинуть всего его взглядом, снизу вверх, пока мой сердитый взгляд не сталкивается с его довольным лицом. Он смотрит на меня выжидающе, в нетерпеливом жесте продвигая руку чуть вперед.

— Шевелись.

— Я передумала, — говорю холодно, игнорируя его просьбу дать руку. — Пойдем, поедим что-нибудь. — Может, такая тактика сработает, потому что, со всей этой суетой в предыдущем магазине, Миллер так и не осуществил свое намерение накормить меня. Думаю, нет ничего хуже, чем помогать Миллеру покупать еще больше «масок».

— Скоро поедим. — Он хватает меня за руку и вытягивает из машины, после переместив руку на мой затылок. — Это не займет много времени.

Нотки оптимизма врываются в мои совсем невоодушевленные мысли, когда он ведет меня к торговому центру, где я сразу же чувствую себя охваченной шумом, гамом и суматохой посетителей.

— Так много людей, — стону я, следуя за решительными шагами Миллера. Раздражение разгорается по мере того, как мы проходим мимо кучки покупателей, скорее всего, туристов.

— Ты сама хотела пойти за покупками, — напоминает он мне, останавливаясь перед отделом мужской парфюмерии.

— Могу я чем-то помочь, сэр? — спрашивает чересчур накрашенная девушка, широко при этом улыбаясь. Она, определенно, обратила на него внимание. От этого я злюсь еще сильнее.

— «Том Форд» оригинальный, — коротко командует Миллер.

— Конечно, — она указывает на полку позади себя. — Сэр предпочитает пятьдесят или сто миллилитров?

— Сто.

— Желаете пробный экземпляр?

— Нет.

— Я хотела бы, — встреваю, подходя ближе к прилавку. — Пожалуйста. — Улыбаюсь и вижу, как ее брови удивленно взлетают, прежде чем она брызгает немного на пробник и передает мне. — Спасибо.

— С большим удовольствием.

Подношу листок к носу и вдыхаю. Почти умираю от наслаждения. Такими пользуется Миллер.

— Ммм, — закрываю глаза и продолжаю держать листочек у носа. Божественно.

— Хорошо? — шепчет он мне на ухо, его близость подогревает ощущение блаженства, вызванное ароматом.

— Бесподобно, — говорю тихо. — Пахнет точно как ты.

— Или я пахну как они, — исправляет меня Миллер, протягивая кредитку девушке, чей взгляд теперь мечется между нами. Он вникает в происходящее и, улыбаясь, отдает мне пакет. Улыбка фальшивая.

— Спасибо, — принимаю пакет, сменяя, наконец, гнев на милость, убираю пробник от носа и кидаю его в пакет. А потом беру Миллера за руку. — Хорошего дня.

Он уводит меня к эскалатору, решив подняться по ступенькам, вместо того чтобы позволить им поднять нас наверх.

Мы покидаем эскалатор, и Миллер протискивается сквозь толпы людей, ведя нас к еще одному лестничному пролету, и снова через толпы людей и множество отделов.

Я не понимаю, где мы, шум вокруг и бесконечные коридоры заставили меня запутаться. Я просто иду за Миллером, глупо озираясь, тогда как он идет решительно, точно зная, куда хочет попасть. Не очень хорошо. Если я увижу костюм, я могу его разодрать.

— Мы на месте, — он останавливается перед отделом мужской дизайнерской одежды, отпускает меня и прячет руки в карманы. У меня глаза распахиваются при виде многообразия одежды передо мной. Уйма рядов. Вещи бросаются в глаза, ноги хотят нести меня в одном направлении, а потом глаза замечают кое-что, что меня привлекает и заставляет остановиться. Слишком много одежды.

И, в основном, повседневной.

Его дыхание щекочет мне ухо:

— Уверен, это именно то, что ты ищешь.

Меня накрывает волна счастья и предвкушения, я оборачиваюсь взглянуть на него и вижу довольный блеск в его потрясающих синих глазах.

— Ты, должно быть, паришь во втором значимом для тебя удовольствии, — говорю ему, потому что сама без ума от радости. Он собирается позволить мне одеть его.

Он как будто живой манекен, каждый дюйм его тела совершенен и готов к тому, чтобы я украсила его чем-то, кроме костюма-тройки.

— Определенно, — подтверждает он, отчего мне хочется счастливо визжать, и тогда он своей улыбкой удваивает мою радость.

Задержав дыхание, подавляю чувство радости и беру его за руку. А потом я практически тяну его по отделу, взгляд мечется в поисках идеального простого набора, в который я могла бы одеть моего совершенного Миллера.

— Ливи! — встревожено выдыхает он, фактически через силу следуя за мной. Но я не останавливаюсь. — Оливия! — теперь он смеется, это заставляет меня прекратить шагать по Харродсу и обернуться, ловя свет его улыбки.

Я практически теряю сознание от увиденного… почти. Впасть в дурман лучше, чем взять и разреветься.

— Черт, Миллер, — шепчу, прижав ладонь к задней части своей шеи и поглаживая… успокаивая… делая так, как обычно делает Миллер. Я скучаю по этому. Как будто ребенок в кондитерской, где его окружают слишком много привлекательных сладостей — улыбка Миллера, его смех и куча одежды, в которую его можно одеть. Все это сбивает меня с толку, я не знаю, то ли впитывать вид такого Миллера, то ли затащить его в примерочную, пока он не передумал.

Он подходит ко мне вплотную, в глазах тот же блеск, на губах та же улыбка. Во мне все та же дилемма.

Глаза или губы.

— Земля вызывает Оливию, — он говорит ласково, наслаждаясь моим спутанным состоянием. — Нуждаешься в моем? — Его невесомое прикосновение ласкает мою щеку. Отстраняюсь, боясь опять на него наброситься. Чувствую, как меня переполняют эмоции, это глупо. Он делает меня счастливой, даже если отчасти причина, по которой мы здесь, это чувство вины за его срыв в предыдущем магазине.

Миллер удерживает мой взгляд, придвигаясь ближе до тех пор, пока меня не окутывает его запах, а его нос не щекочет щеку. А потом он прижимается ко мне всем своим крепким телом и медленно отрывает меня от пола, носом прижимаясь уже к моей шее. Я обнимаю его крепко. Очень. Так же, как он меня.

Мы обнимаемся, теряясь друг в друге прямо посреди торгового центра, и никому из нас нет дела до возможных зевак. Мне вдруг становится все равно на попытки сменить костюм Миллера на что-то другое. Хочу, чтобы он забрал меня домой, в постель, и боготворил меня.

— Я говорил, что не хочу задерживаться здесь, — шепчет он мне в шею, по-прежнему надежно пряча в своих руках.

— Ммм, — во мне откуда-то берутся силы отпустить его и встать на ноги. — Спасибо. — Несколько минут я трачу на то, чтобы разгладить рукава его пиджака, пока он просто за мной наблюдает.

— Никогда не говори этого, Ливи.

— Я всегда буду тебе благодарна, — прекращаю возиться с его рукавами и делаю шаг назад. Он вернул меня к жизни, даже если эта жизнь неоднозначная и напряженная. Зато теперь у меня есть мой порой прихотливый джентльмен и его идеальный, выверенный мир.

Роскошные туфли появляются перед моими опущенными глазами, отчего мой взгляд, взлетая, снова встречается с его. Он по-прежнему улыбается, но уже не так ярко.