Стакан замирает у его губ, и Миллер осматривает меня с головы до ног, улавливая бардак, в который я превратилась. А может и нет. Его взгляд останавливается на моей груди, потому взлетает к моим глазам. Взгляд затуманился.

— Мокрая ты мне очень даже нравишься. — Он указывает на меня стаканом, разгоряченный взгляд пробивается сквозь холод, пробуждая во мне желание. Тело загорается, а дыхание сбивается под жаром синих глаз.

Он не спеша подходит ко мне, вальяжно, спокойно, только в глазах вспыхивает миллион эмоций. Желание, похоть, страсть, решительность и тысячи других, у меня нет времени думать об этом, так как он свободной рукой прижимает меня к себе, обрушиваясь на мои губы. Чувствую и пробую вкус виски, напоминание о пьяном Миллере, но оно с легкостью стирается вниманием его божественного рта. Наша промокшая одежда слипается, я руками зарываюсь в его растрепанные волосы. Поцелуй медленный, основательный и сладкий. Он довольно стонет, прикусывая мою нижнюю губу каждый раз, когда отстраняется, чтобы потом снова погрузить свой язык мне в рот.

— Мне нужно снять стресс, — шепчет он, заставляя меня смеяться. Он, вероятнее всего, в самом расслабленном состоянии из всех, что я когда-либо видела. — Что смешного?

— Ты, — отстраняюсь, дав себе время вглядеться в его лицо — насладиться жесткостью его щетины. — Ты забавный, Миллер.

— Я?

— Да, ты.

Он задумчиво наклоняет голову, одной рукой неся меня к своему рабочему столу.

— Меня никогда еще не называли забавным. — Он усаживает меня в кожаное кресло и лицом разворачивает к наичистейшему столу; чувствую глупое чувство спокойствия, когда замечаю, что все на своих местах, точнее единственная вещь, когда-либо бывшая на рабочем столе Миллера — телефон.

— У тебя нет компьютера? — спрашиваю я.

Он выдвигает отдел стола, в котором скрыты все экраны, и я кротко, понимающе улыбаюсь. Как… аккуратно.

— Я обещал, что быстро.

— Обещал, — соглашаюсь, расслабляясь в его кресле. — Что тебе нужно сделать? — только сейчас у меня возникает мысль, где хранятся документы, так же как договоры и файлы.

Серый галстук, украшавший его шею, снят вместе с пиджаком, так что теперь он в жилетке и рубашке.

— Пару звонков, всякая всячина.

— Всякая всячина, — шепчу, наблюдая за тем, как осторожно он ставит свой стакан на стол и опускается на колени с другой стороны, локтями упирается на белую поверхность и смотрит на меня задумчиво. От этого взгляда я вжимаюсь в кресло. Что он собирается сказать?

— У меня просьба.

Это не смягчает мою настороженность:

— Какая?

Он улыбается, очевидно, заметив мое явное беспокойство, и кладет руку в карман.

— Хочу, чтобы ты взяла это. — Кладет что-то на стол, но руку не убирает, так что я не вижу, что там.

Глаза мечутся между ним и рукой, тревога только растет:

— Что там?

Его улыбка немного угасает, и я улавливаю нервозность. Она только подогревает мою.

— Ключи от моей квартиры. — Он поднимает руку, показывая ключи от автоматического замка.

Мышцы расслабляются, голова отказывается концентрироваться на том, к чему вели мои дурацкие мысли.

— Ключи, — выдыхаю я с улыбкой.

— Ты можешь оставаться в моем доме, когда пожелаешь. Приходить и уходить, когда захочешь. Возьмешь? — с полным надежды взглядом он передвигает их по столу ближе ко мне.

Закатываю глаза, а потом вздрагиваю, когда дверь в кабинет распахивается, и входит Кэсси.

— Блин! — ругаюсь себе под нос, сердце бешено колотится от страха. Миллер уже на ногах и пересекает кабинет.

— Кэсси, — устало вздыхает Миллер, широкие плечи сутулятся, когда он резко останавливается.

— Ну, привет! — она смеется, для равновесия цепляясь за дверь. Она пьяна, и не слегка, а вдрызг. Я не была готова к такому, и все же злюсь, потому что она по-прежнему до тошноты идеальна. Ее нетрезвый взгляд прирос к Миллеру так прочно, как только возможно, учитывая ее состояние. Она даже не заметила, что я здесь. Я невидимка.

— Что ты здесь делаешь?

— Мое свидание отменилось, — она машет рукой в безразличном жесте, а потом хлопает дверью так сильно, что грохот поднимается по стенам кабинета.

Мой взгляд мечется между ними двумя туда-сюда, и я довольна тем фактом, что она здесь всего секунду, а терпение Миллера уже на исходе. Надеюсь, он снова вышвырнет ее из кабинета. А вот что мне не нравится, так это пытливый взгляд Кэсси, прикованный к Миллеру. И я знаю, почему.

— Посмотри на свой вид! — Она действительно в шоке, и я разделяю это ее состояние, когда она, шатаясь, подходит к Миллеру и начинает лапать его промокшее тело своими наманикюренными руками. Вся моя сила воли уходит на то, чтобы сдержаться и не броситься через весь кабинет, повалив ее на пол. Хочу визжать, чтобы она убрала от него свои лапы. — Ох, Миллер, малыш, ты весь промок.

Малыш?

В попытке отвлечься начинаю вертеть на пальце колечко, снова и снова, пока не возникает ощущение того, что натерла мозоль. Она гладит его, воркуя и суетясь, как будто он умрет от того, что немного промок.

Убери от него свои чертовы лапы!

— Миллер, что стряслось? Кто с тобой это сделал?

— Я сам это сделал, Кэсси, — говорит он раздраженно, хватая ее запястья, отодвигая их от своей груди и отпуская. Он отходит, и я расслабляюсь при виде расстояния, которое он обозначил между ними. Как бы то ни было, ненадолго, потому что упорная шлюха снова приближается. Я напряжена, словно доска, придумывая в голове разные ругательства, которые могла бы бросить в воздух кабинета, и неслабо этим встревожена. Борюсь за успокаивающие мысли, но они быстро перерастают в будоражащую кровь ярость.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она неуверенно, снова исследуя его глазами и руками.

— Мы устроили пикник в парке, — вмешиваюсь я, не в силах больше сидеть и смотреть, как Миллер в одиночку отбивается от ее настойчивого присутствия. — Мы хорошо провели время, — добавляю в качестве последнего штриха.

Ее ладони замирают, прижатые к его торсу, оба смотрят на меня, Миллер устало, Кэсси потрясенно.

— Оливия, — мурлычет она, — какой сюрприз.

Я бы предположила, что она шутит, но если даже в ее низком голосе нет шока, то на лице определенно есть. А потом она недоверчиво смотрит на Миллера, уже не скрывающего растущее раздражение.

— Что ты хочешь, Кэсси? — Он снова убирает от себя ее жадные ручонки и расстегивает свою жилетку. — Я не планирую здесь задерживаться.

— Ну, — она шагает к шкафу с выпивкой и наливает себе полный стакан неразбавленной водки. — Я надеялась, ты сводишь меня выпить.

Шкала внутренней злости подскакивает, и я простреливаю глазами Миллера, который сейчас снимает жилетку. Его мокрая рубашка просвечивает и прилипает везде. Кашляю, подавившись слюной. Он выглядит просто фантастически, и Кэсси тоже это замечает. Все противоречивые чувства смешиваются в одно, моя дерзкая сторона стремится сбить с Кэсси спесь, а моя похотливая сторона хочет повалить Миллера на пол и съесть живьем. Вся эта ситуация неправильная. А потом Миллер снимает мокрую рубашку, демонстрируя многочисленные рельефы крепких натянутых мышц. У меня челюсть отвисает, и не от того, что я вижу, а от того, что Миллер в открытую предоставляет жадным глазам Кэсси такой потрясающий вид.

Она шатается, рассматривая мокрые, перекатывающиеся мышцы Миллера, стакан с водкой замер у ее губ.

— Думаю, ты уже достаточно выпила, — рычит Миллер, направляясь в ванную. Смотрю, как его спина исчезает в дверном проеме ванной и понимаю, что взгляд Кэсси следует тем же путем. Кожу начинает колоть от испытываемой неприязни. Теперь она смотрит на меня, и даже четко понимая, что своим жестким взглядом она может меня испепелить, я не могу не рискнуть посмотреть на нее.

— Что ты с ним сделала? — кричит она, взмахнув стаканом с водкой в сторону ванной комнаты.

Мне нужно оставаться спокойной. Я изо всех сил сдерживаю злость, до смерти желая наброситься на нее. Она вмешивается, вероятно, успешнее остальных. И все же Миллер не превращается в психопата с Кэсси, так же, как и с Тони. Скажет, что Кэсси тоже волнуется? Да, она правильно делает. Беспокоится, что я заберу у нее Миллера, и не зря. Готова поспорить, под ее красивой оболочкой сплошной яд. Я никогда не стану как она, не мой стиль; я просто продолжаю сидеть в кресле Миллера и следить за ней.

— Я заставила его увидеть свет сквозь его темноту.

Она вздрагивает и тихо выдыхает. Я потрясла ее, шокировала до потери речи. Это хорошо, но я слышу приближающиеся шаги, так что оставляю Кэсси в ее неверии и исследую свим спокойным взглядом комнату, пока не вижу его. Он вытирает полотенцем голову, глядя на меня искрящимися глазами.

— Иди ко мне, — говорит он тихо, наклонив голову. Я, не медля, встаю с кресла и иду к нему. Мне знаком этот блеск. Кэсси вот-вот станет свидетелем маленького проявления преклонения в стиле Миллера. Это будет сильнее любой язвительности, на которую я способна. Один стук сердца и теплая ладонь накрывает заднюю часть моей шеи, еще один стук — теплые губы завладевают моим ртом. Поцелуй короткий, но скрывает в себе все привычные ощущения и вызывает все привычные реакции, и я определенно слышу шокированный вдох за спиной. Да, он позволяет мне его целовать, и в какой-то собственнической манере я прижимаю ладони к его обнаженной груди, просто чтобы она увидела, я тоже его чувствую. — Вот, — он кладет полотенце мне на плечи и, используя его края, стирает капельки с моего лба. — Иди и вытрись в ванной.

Колеблюсь, не желая уходить из кабинета, когда там пьяная и теперь молчаливая Кэсси в поисках секса.

— Я в порядке, — произношу тихо, отчего Миллер улыбается. Быстро поцеловав меня в щеку, он подходит ко встроенному шкафу и, открыв его, просматривает ряды дорогих рубашек, а потом тянет одну за рукав. Кэсси в ужасе выдыхает, Миллер бросает на нее испепеляющий взгляд… меня же накрывает ощущением счастья.

— Надень это, — передает мне рубашку, разворачивает меня в своих руках, а потом ласково шлепает по заднице. — Отдай мне свое платье, и я попрошу кого-нибудь подержать его некоторое время под сушилкой для рук.

— Я сама в состоянии это сделать, — возражаю, полагая, что это будет идеальным вариантом убить время, пока Миллер здесь разбирается с делами.

— Ты не будешь делать ничего подобного, — фыркает он, подталкивая меня вперед. Я всего раз оглядываюсь, будучи уже в ванной, и вижу Миллера, закрывающего дверь, и Кэсси, по-прежнему пялящуюся, застывшую за спиной Миллера. — Пять минут. — Он строго кивает мне и исчезает из виду, между нами оказывается деревянная преграда. Хмурюсь, глядя на дверь, пока фейерверк внутри гаснет, освобождая путь для легкой дезориентации. Я только что позволила ему выставить меня из кабинета, не сопротивляясь и не возражая. Теперь тот факт, что он схватил одну из своих дорогих рубашек и просто отдал ее мне, совсем не кажется достижением. Это кажется отвлечением. Смеюсь в голос. Глупая. С этим умозаключением я открываю дверь и возвращаюсь в кабинет. Оба поворачиваются ко мне, оба разгоряченные. Они стоят слишком близко, вероятно, чтобы их разговор никто не услышал.

— Ой, Бога ради, — шипит Кэсси, делая довольно большой глоток водки. — Можешь ты просто избавиться от этого?

Я закашливаюсь в отвращении, а Миллер резко разворачивается и выхватывает у нее стакан.

— Учись, блядь, держать свой рот закрытым! — Он с грохотом ставит стакан, отчего Кэсси, шатаясь, вздрагивает. Теперь я вижу его ярость, и это единственное, что сдерживает меня от потока ругани. Мне нет нужды ставить эту девушку на место, Миллер сделает это за меня. Он приближает к ней свое лицо. — Единственная вещь, которую я выкину из своей жизни, это ты. — Его голос становится уничтожающим. — Не вынуждай, блядь, меня, Кэсси.

Для поддержки она хватается за шкафчик с выпивкой и несколько секунд у нее уходит на то, чтобы собраться, а потом ее взгляд коротко касается меня.

—Тебя ждет распятие. — Ее слова правдивы. Я вижу это по тому, как напряглись обнаженные плечи Миллера.

— Иногда стоит рискнуть, — шепчет Миллер, неуверенность слышится в его голосе.

Ничто не стоит такого риска, — шепчет Кэсси. В ней есть какой-то страх, он распространяется по кабинету и оседает во мне. Глубоко внутри.

— Ты ошибаешься, — Миллер делает глубокий, успокаивающий вдох и, отступив от нее, смотрит на меня спокойным взглядом. — Она того стоит. Я выхожу из игры.

Кэсси выдыхает, и, если бы мои глаза только могли оторваться от Миллера, я бы увидела выражение абсолютного шока на ее идеальном лице.

— Ты… Миллер… Ты не можешь, — она путается в словах, и, схватив трясущимися руками свою выпивку, делает большой глоток.

— Могу.

— Но…

— Выметайся, Кэсси.