Доктор Келли давно собирался уйти на покой, но Долорес продолжала твердить, что в их доме мне всегда будут рады. Она даже приглашала меня приезжать с детьми – уж больно ей хотелось на них посмотреть. Знать, что на Западном побережье у моих детей есть кто-то, кто их любит и готов позаботиться о них, если со мной что-нибудь случится, было приятно, и все же в глубине души я знала, что растить моих сына и дочь лучше всего на ферме близ Индиэн Маунд, штат Миссисипи. Жаль только, что я не понимала этого, когда была моложе.

Существовали и семейные традиции. Я всегда считала их смешными, нелепыми и пустыми, но теперь, зная, что у меня будет девочка, я торопилась домой. Я хотела, чтобы моя дочь родилась в большой черной кровати, где когда-то появилась на свет и я, а еще раньше – Бутси. Моя дочь не должна была нарушать эту традицию, поэтому я отправилась к Долорес и попросила позвонить Бутси. Так и получилось, что, когда мне пришло время рожать, я оказалась дома.

Бутси, кстати, мне ни слова не сказала. Даже наоборот, она просто вне себя от счастья. Томми она любит всем сердцем, в этом можно не сомневаться, но девочка – это нечто другое. Особенное. Наверное, мы обе видим в ней наш второй шанс. Мы вырастим ее вместе и научим всему, что знаем, чтобы она не повторяла наших ошибок. Наверное, о чем-то подобном мечтает каждая мать, но наша ситуация сложнее, ведь моей крохе придется иметь дело с ошибками, которые до нее совершали несколько поколений женщин из семьи Уокер.

Бутси и я очень старались подготовить детскую к сроку – красили старую колыбель и лошадь-качалку, клеили обои и вешали на окна занавески, которые Матильда сшила сама. На занавесках вышиты вручную большие розовые бабочки – то есть действительно вручную, а не на машинке. Все уже было готово, когда Бутси устроила нам сюрприз – нарисовала на обоях крупных розовых бабочек. Я и не знала, что она умеет!.. Теперь мне остается надеяться, что я не ошиблась и что у меня действительно будет девочка… или мальчик, который не станет возражать против розового цвета.

Кроме того, Бутси надавала мне кучу полезных советов касательно детей – как их кормить, как купать, как укладывать. Сначала я удивлялась, откуда ей все это известно, но теперь я думаю – она всегда знала подобные вещи и всегда умела рисовать, просто раньше меня не особенно занимало, на что она может быть способна. Наверное, так часто бывает: трудно рассмотреть как следует то, что находится у тебя под носом, особенно если замечаешь только то, что хочешь замечать.

Едва ли не труднее всего оказалось выбрать для девочки подходящее имя. С Бутси мне советоваться не хотелось, потому что я знала – она все равно будет спорить и настаивать на своих вариантах. Потом я вспомнила, как в двенадцать лет я тайком читала «Унесенных ветром», – тайком, потому что Бутси считала эту книгу слишком фривольной для девочек в столь нежном возрасте, – и захотела назвать свою дочь Скарлетт. В том, что с Бутси случится припадок, когда она узнает, я не сомневалась, как не сомневалась в том, что она попытается меня отговорить, – и все же я рассчитываю ее переупрямить. Все женщины, которые когда-либо носили фамилию Уокер, умели настоять на своем, и я думаю, что у меня это тоже получится.

Сейчас до родов остается недели три, и я ужасно волнуюсь. Волнуюсь и жду. Особенно меня беспокоит будущее. Что, если чувство удовлетворения и довольства, которое я испытываю сейчас, не продлится долго? Что, если сразу после родов мои персональные демоны снова за меня возьмутся и мне опять захочется окунуться в забвение – не потому, что я в нем так уж нуждаюсь, а просто потому, что я к нему привыкла? Долорес говорит, что у меня зависимость. Но если это зависимость, как же я дважды смогла остановиться, когда поняла, что беременна? Так я ей и сказала, но Долорес только улыбнулась и ответила, что женщины способны на многое ради детей. Она, мол, знала одну мамочку, которая смогла приподнять школьный автобус, чтобы вытащить из-под него своего ребенка.

Но я по-прежнему ничего не знаю точно. И не узна́ю, пока не родится моя дочь. Я уже люблю ее всем сердцем, люблю так же сильно, как и ее брата. Я знаю, что буду любить ее всегда. Не знаю я только одного: хватит ли у меня сил, чтобы остаться с ней и с Томми надолго. Или, наоборот, – смогу ли я любить их настолько, чтобы однажды снова оставить их с Бутси?..

Глава 34

Аделаида Уокер Боден-Ричмонд. Индиэн Маунд, Миссисипи. Июнь, 1926


Дожди зарядили еще в конце мая. Темные тучи затянули все небо, так что казалось, будто мы оказались на дне большой корзины, накрытой серым платком. Не проходило буквально ни одного дня, чтобы из туч не полило. Прогнозы «Фермерского альманаха» тоже были неутешительными, и дядя Джо с Джоном частенько поглядывали на небо и качали головами. Борозды в наших полях превратились в поблескивающие тусклым серебром ручьи, которые тянулись до самого горизонта, а это означало, что на хороший урожай надеяться не стоит.

Надо сказать, однако, что погубленные посевы заботили нас далеко не в первую очередь. Инженеры-гидрологи, приезжавшие обследовать ближайшую к нам дамбу в Гринвилле и других местах, утверждали, что все в порядке и бояться не стоит, но дядя Джо считал иначе. Он вообще не особенно доверял тем, кто, по его словам, «в жизни куста хлопка не вырастил», поэтому уверения инженеров на него совершенно не подействовали. Дядя Джо утверждал, что за всю жизнь он никогда не видел такого дождя – и его отец тоже не видел, а значит, жди беды. Джон пытался его успокоить; он говорил, что, сколько на небо ни смотри, на погоду мы все равно повлиять не можем, но дядя продолжал тревожиться. Однажды я слышала, как он сказал кому-то из соседей: «Если старуха Миссисипи разбушуется, никакие дамбы ее не удержат, и нам всем придется поучиться плавать». Прозвучало это довольно внушительно (да и то сказать, дядя пользовался в городе большим авторитетом и как удачливый фермер, и как бюро погоды), однако я не особенно испугалась, да и отвратительную погоду я едва ли замечала. Я снова была в положении, и тетя Луиза твердо решила, что на этот раз я просто обязана родить здорового, толстого ребенка, и лучше – девочку.

Я-то с самого начала знала, что будет девочка, просто почувствовала – и все, однако первые два – два с половиной месяца таилась, из чистого суеверия боясь поделиться с кем-то своей радостью. Мне казалось, что, произнеся заветные слова вслух, я могу снова разбудить слепую, темную силу, которая отняла у меня моих первых малышей. Поэтому я молчала как рыба – даже Джону я ничего не сказала, и только тетя Луиза сразу догадалась, что́ со мной происходит. У тебя в глазах, сказала она, снова появился тот самый свет, который я в последний раз видела накануне Праздника урожая, так что не пытайся меня обмануть. Ступай-ка ты лучше, голубушка, в постель да полежи, а я принесу тебе травяного чаю.

Она действительно отправила меня в постель, переселила Джона в одну из гостевых спален и послала за доктором. Мне не хватило духу признаться ей, что Джон каждую ночь все равно приходил ко мне в комнату и спал в одной кровати со мной, положив руку мне на живот. По утрам, когда я просыпалась, его уже не было, но подушка рядом все еще хранила его тепло.

Время шло, и я все чаще ловила себя на том, что думаю о матери. Теперь я понимала, что в жизни каждой женщины бывает такой период, когда ей очень нужна мама. Моя собственная мать предпочла спрыгнуть с моста, и чисто теоретически я могла бы обвинить ее в том, что она меня бросила. Но, глядя на ситуацию с практической точки зрения, я не могла не признать, что ее поступок все-таки обернулся добром, поскольку после ее смерти я оказалась на попечении тети Луизы, любившей меня именно так, как, по моему мнению, могла бы любить меня только родная мать.

Итак, я целыми днями лежала в постели и слушала, как барабанит по крыше бесконечный дождь. Монотонный ритм, который выбивали по жести водяные капли, убаюкивал лучше всякой колыбели, и я частенько задремывала даже среди дня, хотя раньше никогда себе такого не позволяла. Кроме того, я много читала или болтала с Джоном, с тетей Луизой или с Сарой Бет, которая время от времени приезжала к нам из своего Ньюкомб-коллежда. Именно Сара снабжала меня новыми книгами, которые она покупала в Новом Орлеане или брала у матери. Зайн Грей, Эдит Уортон, Синклер Льюис и другие поселились у меня в комнате, составляя мне компанию, когда тетя или Джон были заняты. Сара Бет ухитрилась даже достать для меня экземпляр запрещенного «Улисса», и надо сказать, что я почти сразу поняла (хотя ни за что не призналась бы в этом Саре), почему этот роман был признан порнографическим. Впрочем, несмотря на это, «Улисс» мне понравился, как нравились любые книги, способные расширить мой кругозор, обогатить мой крошечный жизненный опыт и помочь мне хотя бы в воображении вырваться из четырех стен, в которых мне предстояло пребывать еще довольно долго.

Время от времени я начинала переживать за свой огород и цветы, которые я вынужденно оставила на попечении заботливых, но не слишком умелых в этом отношении рук тети Луизы. С моей стороны это было глупо, поскольку я могла не сомневаться, что, вне зависимости от наличия или отсутствия способностей к садоводству и огородничеству, тетя станет ухаживать за моими растениями не хуже, чем за мной, будет их холить и лелеять, потому что она любила меня, а значит – любила все, что люблю и я.

Как-то я задремала сразу после того, как тетя Луиза унесла поднос с остатками моего довольно раннего ужина и опустила жалюзи, чтобы меня не беспокоил свет, хотя из-за сплошных облаков на улице и так было довольно темно. Не знаю, сколько я проспала, когда замок на моей двери щелкнул и повернулся. Открыв глаза, я увидела перед собой Сару Бет и улыбнулась подруге, которая выглядела очаровательнее, чем когда-либо.

– Извини, если я тебя разбудила, – извинилась она, что было на нее совершенно не похоже. – Твоя тетя сказала, что ты отдыхаешь, но разрешила посидеть с тобой, пока ты не проснешься.

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня (я почувствовала исходящий от нее запах табака и спиртного), потом помогла мне сесть и, взбив как следует подушки, подсунула их мне под спину.

– Ничего страшного, – сказала я и улыбнулась. – В последнее время я сплю даже слишком много, поэтому я рада любому, кто меня разбудит. Расскажи-ка скорее, как твои дела и как тебе удается выглядеть столь очаровательно в такой паршивый день?

Сара Бет порозовела, потом на губах ее появилась таинственная улыбка, и я подумала – вот сейчас она расскажет мне о том, что они с Уилли наконец-то решили объявить о своей помолвке. Подруга, однако, промолчала, и я снова удивилась. Она определенно выглядела довольной, но почему тогда она не хочет ничего мне рассказывать?

– Нет, это ты расскажи, как твои дела, – проговорила Сара Бет. Голос ее звучал бодро, почти весело, но, заглянув ей в глаза, я заметила в них что-то такое, что затруднилась бы назвать.

– У меня все нормально, и у ребенка, кажется, тоже. Доктор Одом говорит, что, если все будет нормально, рожать я буду в конце сентября. То есть мне придется еще целых три месяца валяться в постели, представляешь?

Сара Бет вздрогнула от показного ужаса.

– Кошмар! Я бы так не смогла! Три месяца лежать и ничего не делать! Это же помереть можно со скуки.

– Раньше я тоже так думала, но… На что только не пойдешь ради ребенка! Даже если он еще не родился…

Сара Бет посмотрела на меня так, словно я только что прочла ее мысли, и снова вздрогнула – и на сей раз она, похоже, не притворялась. С ней что-то происходило, но я подумала, что всему виной спиртное, запах которого я уловила в самом начале. Между тем Сара Бет вскочила и принялась мерить шагами мою комнату, то хватая с полок фотографии, то задерживаясь возле полок, чтобы прочитать названия на корешках книг, но мне вдруг показалось, что на самом деле она ничего этого не видит – ни книг, ни фотографий, ни самой комнаты. Наконец Сара остановилась напротив трельяжа и, глядя на свое отражение в зеркале, спросила:

– Ты умеешь хранить секреты?

– Конечно, – ответила я. – Разве я когда-нибудь тебя выдавала?

Я следила за ней в зеркале и увидела, как по ее губам снова скользнула легкая таинственная улыбка.

– Так вот, Ади, я влюбилась!

Я резко вдохнула воздух, но прежде чем я успела спросить – в кого, Сара Бет поднесла палец к губам.

– Тс-с! Тише. – Она шагнула в сторону и опустилась в кресло, которое тетя поставила рядом с моей кроватью специально для гостей.

– Расскажи мне, как это бывает.