Джоджо Мойес - Одна в Париже

Однако сейчас, в этой картинной галерее, у него в душе что-то происходит. Что-то меняется. Его захватывают картины: огромные яркие полотна Диего Риверы, пронзительные автопортреты Фриды Кало, женщины, которую любил Ривера. Фабьен практически не замечает других посетителей, толпящихся перед картинами.

Он останавливается перед потрясающим полотном, где она изобразила свой позвоночник в виде сломанной колонны. В глазах женщины на портрете такая вселенская тоска, что у Фабьена нет сил отвернуться. Реальная крестная мука, думает он. А не какая-то там хандра после расставания с Сандрин, которая, собственно, только и делала, что его критиковала. И у Фабьена словно камень падает с души.

Он снова и снова останавливается перед картинами, которые уже видел, читает информацию о жизни этой пары, об их страсти к искусству, к борьбе за права рабочих, друг к другу. Фабьену хочется жить, как эти люди. Он должен стать писателем. Должен.

Теперь он преисполнен желанием поскорее отправиться домой и написать нечто свежее, такое же искреннее, как эти картины. Да, больше всего ему сейчас хочется писать. Но что?

А потом он видит ту самую англичанку, перед автопортретом Фриды Кало, изобразившей свой позвоночник в виде сломанной колонны. Широко распахнутые грустные глаза его новой знакомой прикованы к лицу девушки на картине. В правой руке англичанка сжимает синюю шапочку. И он вдруг видит, как по ее щеке катится слеза. Она поднимает левую руку и, по-прежнему не сводя взгляда с картины, вытирает слезу ладонью. Неожиданно она оборачивается, словно почувствовав, что на нее смотрят, и их глаза встречаются. И тогда Фабьен, не успев толком подумать, подходит к ней.

– У меня не было возможности вас спросить, – говорит он, – но, может, вы не откажетесь выпить со мной кофе?

Вчетыре часа дня в кафе «Ле шеваль блё» яблоку негде упасть, но официантка находит для Фабьена столик внутри. Похоже, он из тех мужчин, которым всегда удается получить хороший столик. Он заказывает маленький черный кофе, и она говорит: «Мне то же самое», поскольку ей не хочется, чтобы он слышал ее жуткое французское произношение.

За столиком возникает неловкая пауза.

– Хорошая выставка, да?

– Обычно я не плачу, глядя на картины, – произносит она. – И теперь чувствую себя ужасно глупо.

– Нет-нет, просто экспозиция берет за душу. Все эти толпы людей, и фотографии, и вообще…

И он начинает рассуждать о выставке, о том, что слышал о работах этой художницы, но даже не подозревал, что ее картины настолько его тронут.

– Я чувствую их здесь, понимаете? – Он тычет себе в грудь. – Это так… мощно.

– Да, – соглашается она.

Как это не похоже на привычную болтовню ее знакомых, которые привыкли обсуждать, в чем Тесса пришла на работу, или сериал «Улица Коронации», или кто отрубился, когда они вусмерть надрались в прошлый уик-энд.

– Думаю… я хочу писать так, как они рисуют. Понимаете, о чем я? Я хочу, чтобы кто-нибудь прочел мою книгу и сказал «блин!» – (Она не может сдержать улыбку.) – Вы находите это смешным? – Он выглядит обиженным.

– Ой нет! Просто вы употребили слово «блин».

– Ну и что?

– У нас в Англии так не говорят. Я просто… – Она качает головой. – Просто очень смешное слово. Блин.

Он смотрит на нее и громко смеется:

– Блин!

И лед сломан. Приносят кофе, она кладет в чашку два кусочка сахару, чтобы не было слишком горько.

Фабьен выпивает кофе в два глотка.

– Итак, как тебе Париж, Нелл из Англии?

– Мне нравится. По крайней мере, то, что я успела посмотреть. Но я пока не видела ни единой достопримечательности. Ни Эйфелеву башню, ни Нотр-Дам, ни того моста, на решетку которого влюбленные вешают замки. И вряд ли теперь успею.

– Ты вернешься. Люди всегда возвращаются. А что ты делаешь сегодня вечером?

– Не знаю. Может, поищу другое симпатичное местечко, чтобы поесть. А может, просто останусь в отеле. Я жутко устала. – Она рассмеялась. – А ты сегодня работаешь в ресторане?

– Нет. Не сегодня.

Она усиленно пытается скрыть разочарование.

Он бросает взгляд на часы:

– Merde! Я обещал помочь отцу. Мне надо идти. – Он поднимает на нее глаза. – Но сегодня вечером я встречаюсь с друзьями. Если хочешь, присоединяйся.

– О, это очень любезно с твоей стороны, но…

– Ты не можешь приехать в Париж и весь вечер проторчать в номере отеля.

– Ничего страшного. Я переживу.

У нее в ушах вдруг звучит голос матери: Нельзя встречаться с незнакомыми мужчинами. Он может оказаться кем угодно. И у него бритая голова.

– Нелл, позволь мне угостить тебя выпивкой. Чтобы хотя бы отблагодарить за билет.

– Даже и не знаю…

У него удивительная улыбка. Она колеблется.

– А это далеко?

– Здесь все близко, – смеется он. – Ты в Париже!

– Ладно. Где встречаемся?

– Я за тобой зайду. Где твой отель?

Она дает ему название отеля и спрашивает:

– А куда мы пойдем?

– Туда, куда приведет нас ночь. Ты ведь у нас как-никак Импульсивная Английская Девчонка! – Он салютует ей, рывком заводит мопед и с ревом уносится прочь.

Нелл возвращается к себе в номер, взбудораженная событиями сегодняшнего дня. У нее перед глазами до сих пор стоят картины с выставки, большие руки Фабьена на маленькой чашечке, печальный взгляд той хрупкой художницы со сломанным позвоночником. А еще роскошные сады на берегу и река Сена, величаво текущая внизу. Она слышит шипение открывающихся и закрывающихся дверей вагонов метро. Она чувствует, как внутри все буквально бурлит. Она ощущает себя героиней из книжки.

Она принимает душ и моет голову. Перебирает свои немногочисленные наряды, мучаясь вопросом, достаточно ли они парижские. Ведь женщины здесь такие стильные. И каждая одевается не так, как другие. По крайней мере, не так, как английские девушки.

И тогда она, недолго думая, спускается вниз и бежит в сторону магазинчиков, мимо которых проходила раньше. И останавливается перед витриной. Еще утром она обратила внимание на зеленое платье с узором из ананасов. Это платье напомнило ей о кинозвездах пятидесятых годов. Она делает глубокий вдох и толкает дверь.

Через двадцать минут она уже в номере отеля с пакетом в руках. Вынимает из пакета платье и поспешно надевает. Встает перед зеркалом, любуясь мягкими складками, линией талии, и неожиданно понимает, что за весь день ни разу не вспомнила про Пита. Она в Париже, в платье из парижского магазина и собирается на свидание с незнакомым мужчиной, которого подцепила в картинной галерее!

Она закалывает волосы в свободный низкий узел, подкрашивает губы, садится на кровать и смеется.

Двадцать минут спустя она по-прежнему сидит на кровати и задумчиво смотрит прямо перед собой.

Она в Париже и собирается на свидание с незнакомым мужчиной, которого подцепила в картинной галерее!

Она, наверное, рехнулась.

Это самая большая глупость из всех, которые она вообще когда-либо делала.

Это даже глупее, чем купить дорогущее платье с узором из ананасов.

И даже глупее, чем купить билет в Париж мужчине, имевшему наглость заявить, будто не может решить, на что похоже ее лицо: то ли на лошадиную морду, то ли на булочку с изюмом.

Завтра ее имя появится в новостях на первых полосах газет или, хуже того, в крошечных заметках, настолько незначительных, что им даже не нашлось места на первой полосе.

Девушка найдена убитой в Париже, после того как ее бойфренд не смог к ней присоединиться.

«Я говорила ей, что нельзя встречаться с незнакомыми мужчинами», – заявила ее мать.

Она смотрит на себя в зеркало. Нет, это просто безумие. Что она наделала?

Нелл хватает ключ, влезает в туфли и бежит вниз по узкой лестнице к стойке администратора. Администраторша, как всегда, на месте, и Нелл ждет, когда та закончит говорить по телефону, а затем наклоняется к ней и тихо произносит:

– Если за мной зайдет мужчина, не могли бы вы сказать ему, что я заболела?

Женщина хмурится:

– Значит, это не семейные обстоятельства?

– Нет. У меня… э‑э‑э… болит живот.

– Болит живот. Мне так жаль, мадемуазель. А как выглядит этот мужчина?

– Очень короткие волосы. Ездит на мопеде. Его определенно еще нет. Я… Высокий такой. Хорошие глаза.

– Хорошие глаза.

– Послушайте, он единственный мужчина, который может обо мне справляться. – (Администраторша кивает, словно ни секунды не сомневается.) – Я… Он пригласил меня куда-нибудь с ним сходить сегодня вечером, и… это не самая удачная идея.

– Выходит… он вам не нравится?

– Ой нет, что вы! Он милый. Просто, ну… я совсем не знаю его.

– Но… как вы сможете его узнать, если отказываетесь пойти с ним на свидание?

– Я не знаю его достаточно хорошо, чтобы пойти с ним в незнакомом городе в незнакомое место. И возможно, с незнакомыми людьми.

– Надо же, как часто повторяется слово «незнакомый»!

– Вот именно.

– Значит, вечер вы проведете у себя в номере?

– Да. Нет. Не знаю. – Нелл топчется возле стойки администратора, понимая, как глупо все это звучит.

Женщина медленно оглядывает ее с головы до ног:

– Очень симпатичное платье.

– О, спасибо большое.

– Какая жалость. Что у вас разболелся живот. Ну да ладно. – Она улыбается и снова возвращается к своим бумагам. – Быть может, в другой раз.

Нелл сидит в номере и смотрит французское телевидение. Какой-то мужчина разговаривает с другим мужчиной. А тот усиленно кивает, отчего все его жирные подбородки непрестанно дрожат. Она то и дело глядит на часы, часовая стрелка медленно подползает к цифре восемь. У нее урчит в животе. Она вспоминает, что Фабьен вроде бы говорил о маленькой фалафельной в еврейском квартале. Интересно, каково это сидеть сзади на мопеде?

Она достает записную книжку, хватает с прикроватного столика шариковую ручку с логотипом отеля. И начинает писать:

ПОЧЕМУ Я ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛА, ЧТО ОСТАЛАСЬ В НОМЕРЕ

1. Он может быть убийцей с топором.

2. Он может захотеть секса.

3. Возможно, 1 и 2.

4. Я могу в конце концов оказаться в той части Парижа, которую вообще не знаю.

5. Возможно, мне придется разговаривать с таксистами.

6. У меня могут возникнуть проблемы с возвращением в отель поздно ночью.

7. У меня дурацкое платье.

8. Мне придется притворяться импульсивной.

9. Мне придется говорить по-французски или есть французскую еду на глазах у французов.

10. Если я рано лягу спать, то встану вовремя и спокойно успею на обратный поезд.

Она сидит, уставившись на свой аккуратно составленный список. А затем пишет на обороте:

1. Я в Париже.

Нелл еще раз смотрит на список. А потом, когда часы показывают восемь вечера, засовывает записную книжку обратно в сумку, хватает пальто и сломя голову бежит вниз по лестнице в холл отеля.

Он уже тут. Стоит, облокотившись на стойку, и болтает с администраторшей. У Нелл при виде его начинает пылать лицо. Она подходит к ним с отчаянно бьющимся сердцем, пытаясь сообразить, как объяснить свое странное поведение. Что бы она сейчас ни сказала, это будет звучать по-кретински. И сразу станет ясно, что она испугалась с ним встречаться.

– А… это вы, мадемуазель. Я как раз говорила вашему другу, что вы немного задерживаетесь.

– Ну что, ты готова? – Фабьен улыбается.

Нелл что-то не припомнит, чтобы кто-нибудь так радовался встрече с ней, если, конечно, не считать соседского кобеля, обожавшего совершенно неприличным образом тереться о ее ногу.

– Мадемуазель, если вы вернетесь после полуночи, вам понадобится специальный код для входной двери. – Администраторша вручает ей маленькую карточку. – Я так рада, что ваш живот прошел.

– У тебя что, болел живот? – спрашивает Фабьен, протягивая ей запасной шлем.

Парижский вечер холодный и промозглый. Ей еще ни разу в жизни не доводилось ездить на мопеде. Она где-то читала, сколько людей погибает в авариях с мопедами. Но все-таки надевает шлем, Фабьен уже в седле и машет ей рукой, чтобы присоединялась.

– Все в порядке, – отвечает она.

Только, ради бога, не дай нам убиться, думает она.

– Хорошо! Сперва мы пропустим по стаканчику, потом, возможно, поедим, но сперва я покажу тебе Париж, идет?

Она обнимает его за талию, мопед делает рывок и со скрежетом исчезает в темноте.

Фабьен со свистом проносится по улице Риволи, ныряя и выныривая из потока транспорта, чувствуя, как сжимаются руки девушки на его талии всякий раз, когда он прибавляет скорость. Он останавливается на красный свет и спрашивает: