Липа мог пойти на это просто в угоду собственной прихоти, но только не Даня. Он — не такой. Заглянув в обеспокоенные серебристые глаза, Наташа грустно улыбнулась. В горле стоял комок.

Сейчас. Сейчас она скажет, что верит ему. Еще бы Сашка убрался. Как она устала!

Но важные слова не выговаривались.

Даниил на мгновение опустил голову, а потом поднялся и спокойно, даже деловито сказал:

— Я понимаю. Ты должна подумать.

Она молча наблюдала, как он выходит из комнаты, а Сашка, как ни в чем не бывало, берет еду со стола и запихивает ее в рот, облизывая пальцы. Как же Липа ее достал!

— Папа, ты должен уйти, — в гостиной неожиданно появилась Верочка в байковой ночной сорочке и мягких розовых тапочках. Она остановилась рядом с матерью и погладила ее по волосам. — Ты очень обидел маму.

И в этот момент стукнула входная дверь.

Даня ушел. Ее милый, дорогой, любимый Даня ушел, а этот пижон остался? Почему она сидит?

Наташа сорвалась с места и побежала к двери, не обращая внимания на комментарии Липы.

— Неудачница! Он тебя бросил, и правильно сделал.

Женщина распахнула входную дверь и крикнула, что есть силы:

— Даня, вернись сейчас же!

Наташе было совершенно все равно, что подумают о ней соседи, но, к сожалению, никто не откликнулся на ее отчаянный зов.

Ну почему? Почему она не сказала, что верит ему, не призналась, что любит? Кому, как ней ей, знать, какие мужчины ранимые и гордые создания?

Ната ринулась к вешалке и схватила куртку, собираясь натянуть ее прямо на домашний халат. Она очень торопилась. Может, он не слишком далеко ушел?

Ее порыв остановили насмешливый взгляд жующего Липы и сочувственный — Веруньки. Женщина оставила в покое куртку и поплелась в гостиную. Плюхнувшись на диван, Наташа устало откинула голову на спинку и высказалась:

— Липа, я тебя ненавижу. Ты испортил мне жизнь.

— Ну-ну, все не так безнадежно, — Сашка, так и не сняв верхней одежды, устроился в кресле и включил с помощью пульта телевизор. — Сегодня — ненавидишь, завтра — снова полюбишь. Правда, Верунь? Иди к папе. Я тут про подарок вспомнил.

Липа вытащил из бумажника двадцать долларов и протянул дочери. Девочка спокойно подошла к отцу, взяла деньги, а затем спросила:

— А мамин подарок где?

Липа недовольно крякнул и начал перебирать купюры, выбирая подходящую. Это выглядело омерзительно. Вера смерила отца снисходительным взглядом и назидательно сказала:

— Женщинам, папа, деньги не дарят. Но девочкам можно, — устроилась на диване рядом с Наташей и взяла ее за руку. — Если мама впустит тебя к нам в дом в следующий раз, ты должен принести ей красивые украшения или духи.

— Ты как с отцом разговариваешь? И что значит «если впустит»? А куда она денется? — Сашка спрятал бумажник и развалился в кресле. — Наталья, пора бы уже сообразить, что кроме меня, ты больше никому не нужна. Так что прекращай нос задирать.

— Даня не спорил на меня, верно?

— А какая теперь разница? Он все равно ушел, — Липа нервно переключал каналы. — Но, чтобы ты окончательно поняла свое место, признаюсь: Данька слишком щепетильный, чтобы этим заниматься. Чистюля.

Наташа почувствовала, что задыхается в присутствии этого… этого…

— Поднимайся-ка ты, Липа, из моего кресла и проваливай из моей квартиры. С сегодняшнего дня будешь видеться с дочерью только на нейтральной территории и при свидетелях.

— А то что?

Наглец даже не посмотрел в ее сторону.

— Я сейчас же звоню твоему тестю и рассказываю ему все твои маленькие и большие тайны.

Наташа с удовольствием наблюдала, как Сашка меняется в лице, как исчезает самоуверенное выражение, а в глазах появляется испуг.

— Ты не посмеешь! А на какие «шиши» ты собираешься существовать?

— Теперь я посмею все. А что мне терять? «Шиши», на которые мы с Верой только и могли, что существовать? Хватит с меня твоего вранья и твоей наглости. Поднимай свою з… — Ната скосила глаза на внимательно прислушивающуюся к разговору Верочку. — Поднимайся и уходи. Ты уже поел и повеселился. Праздник закончился.

— Ты не можешь меня вот так взять и выгнать. Я же тебя люблю.

— Скажешь это своей законной жене, когда будешь ей объяснять, где шлялся все это время, иначе и оттуда скоро вылетишь.

— Доча, посмотри, твоего папку выгоняют на улицу.

— Ничего не поделаешь. Ведь ты обидел маму, а женщин нельзя обижать. Ничего, мы с тобой в следующий раз в кафе сходим, на нер… нейтральную территорию.

Сашка встал и растерянно огляделся. Наташе на какую-то долю секунды стало его жаль, настолько потерянным тот выглядел. Но только на долю.

— Убирайся, Липа. Ты мне больше никто. А я не хочу видеть никого из посторонних. — Наблюдая, как этот большой и все еще красивый мужчина нерешительно топчется на месте, не зная, как поступить, и какой аргумент придумать, Наташа решила облегчить ему выбор: — Мне позвонить президенту твоего клуба? К твоему сведению, номер его мобильного у меня тоже есть.

— Ты еще пожалеешь об этом, с… — женщина порадовалась, что он не закончил фразу. Липа и так уже достаточно сильно скомпрометировал себя в глазах дочери. Отец, все-таки.

Он размашистым движением открыл входную дверь и обернулся, тихо, но ехидно спросив:

— И в какой позе Таран тебя… В миссионерской? Ты, наверное, и ему не угодила, раз он так быстро от тебя удрал.

Наташа захлопнула дверь и повернула ключ в замке. В коридоре раздался противный хохот Липы.

Ей внезапно захотелось вновь распахнуть дверь и крикнуть так, чтобы ее услышали даже на улице, о том, что Даня Таран — самый страстный и изобретательный любовник в мире. Но она, конечно же, не стала этого делать. Вместо этого заплетающейся походкой вернулась в комнату и села на пол у елки, рассматривая веселые елочные игрушки и свое несчастное отражение в них.

— Мамочка, посмотри! Дед Мороз положил нам под елку подарки!

Из-за бурных событий необычной Новогодней ночи, она совсем забыла о подарках. Данька! Только он мог позаботиться об этом.

Два небольших свертка лежало под елкой. Вера воодушевленно бросилась их распаковывать. В одном из них оказалась узкая коробочка с набором чудесных профессиональных кистей для рисования. Когда он успел? А в другом — рамка для фотографий с красивым белым тигром в правом углу. На листе бумаги, вставленном в рамку, он написал: «Тут будет наша семейная фотография».

Как она любит его!

За их радостную детскую дружбу.

За их прекрасную, страстную, незабываемую первую ночь.

За горящие радостью глаза Верочки, рассматривающей подарки.

За то, что он просто был в ее жизни.

Неужели только «был»?

Предательские слезы потекли по Наташиным щекам, и она молча глотала их, чтобы не омрачать счастье девочки. Ее маленькая мудрая дочь посмотрела на мать и спросила:

— Ну что, уже можно звонить дяде Дане?

— Что?

Наверное, она ослышалась, или не поняла.

— Когда Даниил уходил, он оставил мне свою виз… визитную карточку. Я правильно запомнила?

— Очень правильно. И что он сказал?

— Что я должна позвонить по этому длинному телефону, когда уйдет папа, и ты чуть-чуть успокоишься. Может, мы уже позвоним? А то на улице холодно.

— Верочка, радость моя, золото мое, я тебя люблю. И дядю Даню люблю. Ты простишь меня?

— Я тебя тоже люблю. И нам в доме срочно нужен мужчина. Надо табуретку в кухне починить. Она шатается.

* * *

— Вы меня совсем заморозили, девчонки!

Даня, румяный и невероятно красивый, снимал в прихожей дубленку. Ната отобрала ее у него и повесила на вешалку. А потом достала из шкафа новые тапочки.

Мужчина веселыми глазами наблюдал за ее хлопотами и растирал замерзшие руки, а затем подхватил на руки Верочку и понес ее в гостиную.

— Не знаю как вы, девушки, а я проголодался.

— И я тоже.

Верунька сползла с рук мужчины и пошла к столу.

— А если бы я не позвонила, что бы ты стал делать? — тихонько спросила Ната.

Даниил с серьезным видом посмотрел на часы и сказал:

— Ну, у тебя еще оставалось минут десять, чтобы подумать.

Даня обнял ее, и Наташа прижалась к его надежной груди.

— А потом?

— У меня есть Верочкин ключ от квартиры.

— Ты такой предусмотрительный, — довольно вздохнув, вымолвила Ната. — Как же я испугалась, что ты обиделся, и ушел.

— Я бы не оставил тебя. Вас. Никогда. Ты веришь?

— Верю. А когда ты успел купить подарки?

— Это — сувениры для моей племянницы. Она учится в художественной школе. У меня с детства слабость к художницам. Не беспокойся, я запомнил магазин.

— Люблю тебя. Очень.

— Это хорошо. Потому что я не собираюсь больше без тебя жить.

Он наклонился, собираясь ее поцеловать. Она ждала, мечтала об этом, но бросила смущенный взгляд на Верочку. Та схватила в руки пульт и громко сказала:

— Я смотрю телевизор!

Взрослые расхохотались, и Наташа почувствовала, что теперь она, наконец-то, абсолютно счастлива.

— С Новым годом, дорогой!

— С Новым счастьем, любимая!

Конец