Бледность Доктора приобрела зеленоватый оттенок.

– Дополнительного подтверждения не потребуется. Благодарю вас, – выдавил он.

– Встать! – приказал Джонатан.

Доктор повозился на полу, а потом с трудом поднялся. Его бил кашель, тяжелый до рвоты.

– Может, прежде чем отпустить, сломать ему какую-нибудь кость, Томми? Так, чтобы он больше не мог практиковать. Выбирайте любую, – предложил он, как предлагают, например, блюдо со сладостями.

С Доктора ручьями потек пот.

– Я ухожу! Я ухожу! Пожалуйста, просто… отпустите меня.

– Правда? Уже начали умолять? Я пока не уверен, что стоит отпускать вас. Обычно я мучаю свои жертвы до тех пор, пока они не наделают под себя. В особенности тех, кто нападает на женщин.

Доктора охватил ужас. Он крепко зажмурился и прохрипел что-то, похожее на молитву.

Джонатан вздохнул.

– Прекратите! Сначала извинитесь перед леди.

– Я прошу прощения, – заторопился тот. – Я жалею о том дне, когда мы встретились.

Томми показалось, что Джонатан разделяет это чувство.

– И чтобы духу вашего не было рядом с ней, иначе смерть покажется вам сладкой. – Джонатан вытащил пистолет, взвел курок и, приставив его к голове Доктора, схватил того за шиворот, а потом вывел его в коридор и довел до входной двери.

Томми стояла как в прострации.

Джонатан вернулся, сунул пистолет в карман плаща обыденным жестом, словно он проделывал это движение каждый день.

Он помолчал, разглядывая ее, как будто увидел впервые, и медленно покачал головой из стороны в сторону, озабоченно сжав губы.

Томми заговорила первой.

– Как вы нашли?…

– …ваш дом? Благодаря малине из марципана, – с отсутствующим видом ответил Джонатан. Он все еще был бледен от гнева.

Томми решила, что будет разумнее не спрашивать объяснений.

– Дверь была не заперта. Я сразу подумал: что-то неладно. А когда дошел до вашей двери, то услышал через нее ваш… обмен… репликами с доктором. – Он оглядел ее с головы до ног, чтобы удостовериться, что Томми не пострадала. – Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Да, спасибо, – тихо поблагодарила она. – Он не успел.

Томми увидела, как Джонатан стиснул зубы. Подойдя к стене, он выдернул из нее ножницы, задумчиво взвесив их на ладони.

– Давайте, объясните мне все. Сейчас же.

Спорить с ним не имело смысла.

Томми залепетала:

– Он – лекарь. Я привела его сюда, чтобы он взглянул на Салли. Он – хороший специалист, правда, немного таинственный… Он ведь на самом деле врач, – промямлила она. – Но почему-то решил потребовать совсем другого вида оплаты.

– Понятно, – ровно сказал Джонатан.

Томми покусала губу и глянула на дверь в комнату к Салли. Та так и стояла закрытой.

– Так что, черт подери, произошло прошлой ночью? Мы похитили ребенка? Предупреждаю, я не потерплю уверток.

Томми можно было не предупреждать. Перед Джонатаном Редмондом лучше не пользоваться увертками.

Она набрала в грудь воздуха и приготовилась рассказать о том, о чем не говорила ни единой душе на Земле.

– Ее еще малышкой по контракту продали из работного дома в рабство и сделали судомойкой. Ей дали шиллинг, чтобы она подписала бумаги, по которым лорд Фекиз фактически становился ее владельцем до исполнения ей двадцати одного года. Она дала согласие на это, когда ей было всего шесть лет, Джонатан. Вы могли бы принять такое решение в шесть лет? Эти дети – расходный материал.

– Значит, мы украли служанку лорда Фекиза?

Томми решительно замотала головой.

– Вы думаете, она дожила бы до двадцати одного года? Лорд Фекиз колотил ее. Нещадно. Не раз. Однажды за то, что она уронила ведро с углем и оно загрохотало, когда он лег спать. В другой раз она просто попалась ему под ноги в коридоре. Именно тогда он ударил и сбил ее с ног. Потребовалось наложить швы ей на рану на лбу. Плюс у нее оказалось… – окончание далось Томми с трудом, – вывихнуто плечо.

Джонатан откинул голову назад, словно пропустил удар. Молча. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил.

– Откуда вам это известно? – Его голос оставался ровным. Но звучал мягче.

– Этого я не могу сказать.

– Значит, были вовлечены другие близкие вам люди. – Она промолчала. – Вы уже делали это раньше.

Снова долгое, долгое молчание.

Неожиданно, не говоря ни слова, он осторожно взял Томми за руку и перевернул ладонью вверх.

Шрам от пулевого ранения. У Джонатана были острые глаза, и он прекрасно понял, что это такое. Вдобавок рукава ее дневного платья были достаточно коротки и ничего не скрывали.

Джонатан долго разглядывал шрам. Томми не отнимала руку.

Его лицо стало мрачным и задумчивым.

– О господи, – сказал он, словно размышляя вслух. – Я ведь знал, что вы – сплошная головная боль.

Осторожно он отпустил ее руку.

Редмонду стало не по себе. Запястье Томми было узким, он свободно мог обхватить его пальцами. Кожа – беззащитно шелковиста. И кто-то стрелял в нее!

Опять же создавалось впечатление, что у нее был талант нарываться на неприятности.

– А кто еще им поможет? – сказала она с болью. – Все началось совершенно случайно… Из-за случайно сказанного слова. Да, с помощью нескольких человек, но мне удалось помочь мальчишке, забрать его оттуда, где его чуть не убили, удалось найти ему новый дом далеко от Лондона. Там он научится торговле, и с ним хорошо обращаются.

От чудовищности услышанного Джонатан не мог говорить. Он провел рукой по волосам.

– Это безумие, Томми, – занервничал он. Уж ему-то прекрасно известно, насколько это было по-настоящему безумно и опасно.

Безумно, опасно и…

…возвышенно, благородно. И абсолютно неожиданно.

Ни в каких снах он не смог бы увидеть ее такой. Утонченно элегантная Томми де Баллестерос, одетая, как картинка, и с искрометным шармом оказалась кем-то вроде Робин Гуда. Кровожадной львицей!

И Джонатан на миг вспомнил прекрасную, хрупкую, отстраненно очаровательную Оливию Эверси с ее памфлетами против рабства и серьезностью. И решил, что в этом ею руководила страсть. Теперь стало немного понятно, почему Лайона тянуло к ней – ему тоже хотелось погреть руки на этом огне.

– Нет! Издеваться и использовать труд детей – вот что такое безумие. То, что люди позволяют себе такое, – это и есть безумие. Законы неадекватны, да и те, которые есть, не исполняются, и никакому политику в голову не придет как-то изменить их. Я – никто, да-да, это правда, но если я смогу помочь хотя бы одному ребенку… А вокруг их так много. Так много! Скажите мне… – заговорив страстным шепотом, Томми вздернула подбородок, – вы смогли бы ударить ее?

На пороге своей комнаты стояла Салли и терла глаза. Слава богу, она все проспала.

– Мистер Френд!

Девочка была просто счастлива оттого, что снова встретилась с тем, кого до этого видела всего один раз в жизни.

Джонатан взглянул на нее. Она была так… мала! Так доверчива! И была готова безоглядно поверить в лучшее в людях, несмотря на все, что выпало на ее долю. И в самом прозаическом найти повод для радости.

Его сердце вдруг словно оказалось зажатым в чьем-то ледяном кулаке. Ударить ее – по любой причине! – было просто немыслимым. И не только потому, что она – ребенок, но еще и потому, что она была служанкой. Человеком, который никогда не может защитить себя сам.

– Доброе утро, Салли, – вежливо и немного рассеянно поприветствовал он ее.

Девочка ответила ему застенчивой улыбкой.

– У вас есть шрамы?

Он заморгал глазами.

– У меня есть что?

– Покажете?

Ее черные вьющиеся волосы были в беспорядке. Огромные карие глаза сияли. Как можно в чем-то отказать таким глазам? Это было бы несправедливо.

Томми изо всех сил старалась скрыть улыбку.

– Пожалуйста, мистер Френд. Я сказала ей, что у всех храбрецов имеются шрамы. У нее самой наверняка появится один на лбу.

– О, у меня есть шрамы. Есть из чего выбрать, – увильнул от прямого ответа Джонатан.

– Покажите. Самый главный, – попросила Салли.

– Самый главный? – Джонатан вздохнул. – Ладно. – Он скинул сюртук, расстегнул манжеты и, закатав рукав, стал рядом с ней на колени.

У него на предплечье багровел след от удара кинжалом. Он получил его, когда недавно вмешался в драку, чтобы спасти жизнь одному человеку.

– Пока это еще не шрам, Салли. Но скоро он тут появится, и довольно большой. На джентльмена напали несколько разбойников возле… – Джонатан заменил «игорный дом» на слово «лавка», – и мне пришлось вмешаться, чтобы помочь ему. Меня слегка порезали кинжалом, но все хорошие люди оказались в безопасности.

Что подразумевало, что плохие люди не ушли от возмездия. Резерфорд, погруженный в глубокий сон на полу, всхрапнул и перевернулся набок.

– Он спит, – успокоил Джонатан девочку. И та приняла его объяснение как нечто само собой разумеющееся.

– Ох! – Салли с восхищением разглядывала шрам. Рассказ же о стычке явно не произвел на нее никакого впечатления. – Болит?

– Не очень. А вот этот синяк видишь? Я получил заодно и его, и он тоже скоро пропадет. – Джонатан дотронулся до начавшей рассасываться бледно-фиолетовой отметины под глазом. Той самой, что дала повод герцогу Грейфолку отнестись к нему, как к уличному хулигану.

Томми наблюдала за ними обоими. И когда Джонатан взглянул на нее, то увидел, с каким простодушным вниманием она разглядывает его, скрывая ликование.

– Значит, вы вмешались, мистер Редмонд, когда увидели, что люди творят что-то нехорошее?

– Разве я мог не вмешаться?

– Вы всегда так поступаете? И сегодня в моем случае поступили по привычке?

– Я бы не сказал, что у меня есть такая привычка… – Он замолчал.

И вспомнил про Клауса Либмана. Потом про уличного торговца и про мальчишку-вора. Вспомнил, как Томми подала ему свой носовой платок. А еще про таинственного джентльмена при входе в игорное заведение, которого Джонатан защитил от вооруженных кинжалами головорезов и который, пошатываясь, в бессознательном состоянии от ужаса, удалился в ночь, прижимая к кровоточившей ране носовой платок Джонатана и бормоча слова признательности.

А потом, конечно, про сегодняшний день, когда он уже был готов пойти на убийство ради женщины, которая сейчас стояла перед ним.

– Разумеется, не каждый удостаивается такой чести, мистер Редмонд. У вас просто не было выбора.

– У меня не было выбора, – повторил Джонатан с мрачной покорностью.

Томми особо это отметила.

Это было не одно и то же, однако Джонатан не собирался спорить с ней сейчас. Кроме того, она ловко воспользовалась этой чертой его характера, чтобы добиться от него помощи. Он даже испытал при этом какое-то извращенное удовольствие и уныло улыбнулся.

Джонатан вздохнул. То, чем она занималась, было настоящим безумием. Сплошным беззаконием, полным опасности. И одновременно великим и героическим делом.

Это пугало до чертиков.

И если честно, Джонатану уже было страшно.

Сохрани его, Боже, от женщин, полных разных сложностей!

Томми это не сойдет с рук просто так. Ее обязательно поймают. Это лишь вопрос времени.

В знак протеста все мускулы его тела напряглись. Нет! Нет! Нет! Он не собирался становиться ангелом-хранителем Томми де Баллестерос. Вот, например, леди Грейс Уэрдингтон. Ей никогда не потребуется защита от чокнутого доктора. На секунду Джонатан отвлекся, вспомнив ее безмятежную, предсказуемую, изысканную и белокурую красоту.

Ладно, он потребует, чтобы Томми рассказала ему все. И винить надо лишь самого себя.

Джонатан снова вздохнул.

– У вас найдется чай?

Пусть мало что можно решить за чашкой чая.

– Найдется, только не очень хороший, – предупредила Томми.

– Когда ваши инвестиции принесут прибыль, у вас будет прекрасный чай.

Лицо у нее осветилось.

– О, так ваш план сдвинулся с места?

– Я продал жемчуг «Эксалл-и-Морроу», только что встретился с Клаусом, а потом отправлюсь к мистеру Виндхэму, который сделает эскизы для печатной формы. Нам нужно в течение месяца и подготовить формы, и напечатать колоды. Предсказываю, что довольно скоро вы вернете свои вложения плюс еще кое-что.

Томми весело засмеялась и запрыгала на месте, и это безумно понравилось Джонатану, и не только потому, что она разделяла его радость от возможности заработать денег. Ее лицо озарялось светом, когда она искренне улыбалась. Ее улыбка сияла, как солнце в зените.

– А вот и чай! – Томми резко развернулась к полке с чашками и взяла одну из них.

И на секунду Джонатан забыл обо всем – наблюдать за ней оказалось настоящим наслаждением. Эта стройная спина, эти проворные движения белых рук, когда она выбирала блюдца. Томми двигалась с природной грацией и изяществом, словно танцуя под неслышную музыку. По контрасту ее густые волосы, экзотические глаза и темные брови свидетельствовали о внутренней силе и энергии. И ее внешность, и ее личность – удивительны. Какое-то время Джонатан просто восхищался ею, словно она была женщиной, которой он никогда до этого не видел. Теперь ему стало понятно, каким образом Томми покорила сердца стольких мужчин.