Джулия Лонг - Однажды в полночь

– Чьи лица мы отберем для последней колоды?

– Думаю, бросим жребий, – рассеянно ответил Джонатан.

Он пытался представить, в какую колоду можно поместить Томми. Если только в «Самые проблемные женщины Лондона». Мужчины повалят к ним толпами, чтобы купить карты и поблагодарить за предостережение. Такую колоду можно будет обновлять каждый год. Прямо как календари.

Джонатан мысленно усмехнулся. Какая отличная идея!

– Ты действительно собираешься выбрать себе невесту с помощью карт, Редмонд? – Либман горел желанием. Ему должны нравиться простые стечения обстоятельств.

Джонатан подумал о бале, на котором ему нужно было быть этим вечером, и обо всех женщинах, с которыми придется танцевать.

– Ну конечно, мой дорогой Клаус. Ты можешь придумать другой, лучший способ выбрать невесту?

Клаус – немец и безудержный оптимист – не понял тонкую иронию, заключенную в этих словах.

Раз, два, три… Раз, два, три…

Этот «Суссекский вальс» Джонатан мог танцевать хоть во сне. И был готов заснуть прямо сейчас, хотя прекрасная блондинка, которая опиралась на его руку и на чьей талии лежала его рука, судя по всему, даже не догадывалась об этом.

– Папа говорит, что охота – это прекрасное занятие. Куропатки летят прямо в руки.

– Просто стыд! Настоящий спорт – это когда животные, которых вы стараетесь подстрелить, изо всех сил стараются не дать вам этого сделать.

Леди Грейс пропустила иронию мимо ушей.

– А еще верховая езда. Мы живем совсем недалеко от самого очаровательного лесного массива, последнего оставшегося в Англии. Вы же знаете, что большинство их пошло под корень на строительство кораблей во время войны. Папа сделал на этом целое состояние.

Джонатан ничуть не сомневался насчет ее состояния. Отец леди Грейс мечтал о совместном деле с его отцом.

– Вам нравится ездить верхом, леди Грейс?

– О да! Гулять пешком тоже очень приятно.

– О, поддерживаю! Когда возникает необходимость перебраться из одного места в другое, я обычно стою перед выбором – ехать верхом или идти пешком.

Эта ирония, подумал он, со свистом пролетела над, без всякого сомнения, хорошенькой белокурой головкой его собеседницы.

Джонатан понравился самому себе, хотя повод был сомнительным.

– А еще там есть развалины, – с энтузиазмом заявила леди Грейс. – Весьма живописные.

– Не сомневаюсь. – Проклятые развалины стоят в Англии повсюду.

Ему стало интересно, неужели дети малые ощущают то же самое, когда их укачивают? Он никогда не думал, что вальс может нагнать на него сон. Еще не так давно этот танец был абсолютно скандальным. Мужчины и женщины не отрывались друг от друга, пока вальс длился. Похоть во весь рост! Чувственность безудержная!

Господи, как они все были не правы!

Хотя, как и во всем по жизни, важную роль играет партнерша.

– А еще готические руины, там можно устроить пикник, – продолжала болтать леди Грейс.

– Руины – это весело. – Ей же богу!

– Вы согласны, да? – Она улыбнулась. Зубки сверкнули как жемчуга. Верхняя губа у нее была немного длиннее нижней. Рот походил на бутон, подумал Джонатан и слегка удивился. Поэты не всегда приходят в восторг, когда описывают такого рода казусы.

У Томми губы были щедры, как… только что распустившаяся роза. Их казусом точно не назовешь.

– В хорошую погоду я часто занимаюсь там вышивкой.

Джонатан слегка нахмурился. Она часто занимается вышивкой где?

Ах да! В руинах.

– А что именно вы вышиваете? Скажите, что бабочек.

– Совершенно верно! – Леди Грейс заулыбалась. – И цветы, и пчелок над ними. Носовые платки и тому подобное.

Ему действительно нечего было сказать на это. Ну разве что: «Да, только вот чем, черт побери, вы занимаетесь целый день?»

Но Редмонд промолчал. Потому что это было не просто нечестно. Это было бы безумием. Если английский джентльмен правильно ведет свои дела, тогда женщинам, которые его окружают, не требуется делать ничего! Вышивание. Вязание. Воспитание детей с помощью батальона служанок. Ведение домашнего хозяйства. Льстивые улыбки мужу с другой стороны стола за завтраком.

Женщине совсем ни к чему выкрадывать подвергшуюся насилию сироту, чтобы быть интересной.

Джонатан совершенно точно почувствует себя несчастным, если Томми де Баллестерос лишит его удовольствия вести бессмысленные разговоры. Это ведь привилегия знати. Они так же удобны, как кровать с пуховой периной. Они неотъемлемы от Англии, как Юнион Джек. Они всегда были частью его жизни, как песчаные дюны Суссекса, и всегда будут.

И опять же ветераны войн, возвращаясь назад в страну, теряют смысл жизни, испытывают скуку в отсутствие шума и грохота, крови и страданий на поле боя. Вполне возможно, что Томми была его полем боя в переносном смысле.

Судя по всему, мыслями Джонатан привязался к ней, и поводок был короток. И теперь навсегда, чуть что, за поводок дернут, и он опять окажется на ее стороне.

Джонатан представил, что его рука сейчас лежит на ее талии. Это было бы как танцевать с колибри: движения легкие, гибкие, податливые. А рука в его руке чувствовала бы себя в полной безопасности, а губы его так близко, совсем близко к ее губам…

Томми наверняка нравится вести в танце.

Но Редмонд бы не позволил ей этого.

Джонатан мысленно улыбнулся.

Мускулы на животе напряглись. Он непроизвольно сжал руку леди Уэрдингтон.

Она пожала ее в ответ. А потом улыбнулась так страстно, что Джонатан был обязан ответить ей такой же влюбленной улыбкой.

– Что вы думаете о детских работных домах? – неожиданно спросил он.

Леди Грейс захлопала ресницами, как будто он щелкнул пальцами у нее перед носом. И тут же глаза у нее стали огромными, румянец окрасил щеки. Она не оказалась бы в большем замешательстве, если бы вдруг он громко испортил воздух.

Конечно, Джонатан не сделал бы этого, даже если бы захотел. Он мог бы сменить тему. Он мог бы управлять разговором так же уверенно, как вести в танце.

Но он ждал.

Леди Грейс прочистила горло.

– У нас есть несколько слуг-детей. Они делают много работы по дому. Взрослые слуги стоят дорого – еда, жилье и все остальное. А дети, что? Их по дешевке можно купить в работном доме.

По дешевке! Как будто речь идет о сыре или яйцах.

– Неужели? – тихо сказал он.

– Ну конечно. Ваш отец наверняка тоже нанимает детей.

– Нет. – Джонатан был категоричен. – Не нанимает. По крайней мере не самых маленьких. Мне кажется, нашей буфетной служанке больше двенадцати. Как вы думаете, совсем маленькие дети должны работать?

Он наблюдал, как леди Грейс героически обдумывает его вопрос, явно чтобы сделать ему приятное. В разговоре с ней Редмонд поднял такую тему, над которой юные леди обычно не задумываются. Слуги просто были. Поддерживали функционирование дома и жизнь, к которой привыкла леди. Она вспоминала о них лишь время от времени, как, например, вспоминала про свою печень или поджелудочную.

– Но ведь они не такие, как мы. Они слуги.

– Да, они не такие, как мы. За исключением того, что у них тоже два глаза, две руки и две ноги, одна голова и так далее.

Леди Грейс кивнула. Вид у нее был удовлетворенный, потому что ей показалось, что они пришли к согласию.

Джонатан подавил вздох.

Это была формальность. Он не был охоч до бессмысленного разговора, поэтому бросил все попытки поддерживать его. И мыслями снова вернулся к Томми де Баллестерос.

Леди Грейс с беспокойством восприняла его молчание. А он не сделал ничего, чтобы успокоить ее.

– Мистер Виндхэм сказал, что свет любит мою кожу, – выпалила она. При этом очаровательно покраснела. – Он рисовал меня для «Бриллиантов чистой воды», вы ведь знаете.

Джонатан встревожился. Художники, конечно, могут позволить себе говорить такие вещи.

– А кто не любит вашу кожу? – спросил он и послал ей самую очаровательную улыбку.

Весь бальный зал пришел в движение, когда Джонатан позволил себе такой необдуманный шаг. Веера заработали взволнованнее, брови дам изо всех сил сопротивлялись, чтобы не нахмуриться, но только потому, что это приводит к появлению ранних морщин.

До него слишком поздно дошло, что именно из-за подобных проступков можно заработать пощечину. На память пришла леди Филиппа Уинслоу.

Это был его промах.

Кожа у леди Грейс действительно была без изъяна. Все остальное, вероятно, тоже. Соразмеренные пропорции бюста подчеркивало платье модного фасона. Бюст смотрелся аппетитно, был молочно-белым и нежным. Однако Джонатан не мог себя заставить проявить достаточно интереса, чтобы взглянуть на вырез платья, хотя еще неделю или две назад мечтал бы об этом ночью и днем. Леди Грейс была потрясающе красивой девушкой, если не считать характерного для нее огромного, впрочем понятного, тщеславия, которое Редмонд и использовал, чтобы заманить ее позировать для карт.

И в самом деле! Он должен быть любезен с ней. Разве много усилий от него это требует? Джонатан был настолько хорошо воспитан, что мог бы стать никем, но остаться при этом любезным.

– Вы действительно собираетесь выбрать себе невесту с помощью карт, мистер Редмонд?

Смелый вопрос. Джонатану он нравился. И ни разу не наскучил.

– Где вы об этом услышали? – лениво спросил он.

– Все говорят.

Редмонд улыбнулся.

– Это все довольно произвольно, правда? И излишне самонадеянно. Если я выберу себе невесту таким способом, можно ли рассчитывать, что и она выберет меня?

Ему было интересно, что леди Грейс ответит на это.

– Вам же прекрасно известно, мистер Редмонд, что вы – главная добыча сезона.

И это сказала женщина, которая сама ею являлась.

А что он? Джонатан подумал, что каждый сезон нуждается в такой фигуре. И разве мало титулованных кандидатов было выставлено в этом сезоне? Хотя состояние Редмондов стоило многих титулов.

– Я слышал, моей рекомендацией является определенных размеров сумма, – скромно заметил он.

Джонатан должен был действовать осторожно. Меньше всего ему хотелось, чтобы леди Грейс пришла к выводу, что две главные добычи сезона – прекрасная пара.

Но, кроме того, ему хотелось продать как можно больше игральных карт.

– И опять вы можете представить что-нибудь более романтичное, чем позволить судьбе выбрать вам пару? А что такое выпадающая вам карта, если не судьба?

«Судьба» – единственное слово, которое услышала леди Грейс. Ее большие васильковые глаза приняли мечтательное выражение.

– Так вы верите в судьбу? – выдохнула она.

А он верил? Это слово моментально вызвало в памяти ту чертову цыганку Марту Херон, и все его существо встало на дыбы.

Джонатан уже открыл рот, чтобы ответить с вежливой насмешкой, но тут краем глаза заметил какое-то движение в дальнем конце бального зала. На самом деле то было неясное впечатление от блестящих волос, от текучей врожденной грации. Так, дикое животное, например лисица, скрывается в своем убежище.

– Да, – только и сказал Джонатан.

Без лишних слов, не дожидаясь последних аккордов вальса, он бросил удивленно открывшую рот леди Грейс и решительно зашагал через бальный зал. Вслед ему поворачивались головы, раскачивались плюмажи на тюрбанах.

Веселые люди тут же заполнили коридор, и Джонатан скоро скрылся из виду. Так быстро пропадает след на воде.

Томми пристроилась у стены рядом со статуей Дианы – древнеримской богини охоты. Глаза опущены, веер медленно колышется под подбородком. Она холодно и тихо ненавидела леди Грейс Уэрдингтон.

В ней многое вызывало ненависть – диадема, укрепленная в золотых волосах, будто она считала себя белокурой королевой, улыбка, которой она словно намекала на то, что все присутствующие в бальном зале являлись ее подданными, или шелковое, до боли стильное платье лилово-голубого цвета, такого же, как пара тех незабываемых глаз. Платье наверняка стоило целое состояние.

Но прежде всего Томми ненавидела леди Грейс за руку, которая лежала у нее на талии. Тем не менее Томми не могла отвести глаз от этой руки.

В глубине своего рационального сознания, которое еще не пришло в норму и не обрело полную силу после того опрометчивого поцелуя, она понимала, что все это – абсурд. Потому что Томми точно так же могла бы надеть диадему, если бы таковая у нее имелась, и точно так же улыбаться, и, безусловно, кто-нибудь назвал бы ее красавицей, и его не обвинили бы в лести. Если кто-то предпочитает блондинок, ну так и что?

Мужчина, вальсировавший с леди Грейс, – во второй раз за вечер! – судя по всему, относился как раз к таким ценителям.

Наверняка он дни и ночи проводил с блондинками. И если бы только в обществе, если бы только кружа вальсы и рилы! Но одно дело – догадываться. И совсем другое – быть тому свидетельницей.

Редмонд тоже улыбался. Почему видеть эту улыбку, предназначенную прекрасной белокурой женщине, было для Томми как острый нож, она не могла понять. Тем более что она испытала огромное облегчение от того, что он не появился в салоне на прошлой неделе. И Томми смогла позволить себе флиртовать то с одним, то с другим мужчиной. Она коллекционировала комплименты, одаривала шармом и поднимала настроение. Всем, кроме себя.