Джулия Лонг - Однажды в полночь

– Что касается твоих посещений салона, пусть об этом беспокоится леди Уинслоу.

Джонатан замолчал. Вот теперь он был по-настоящему неприятно поражен. Удивление переросло в едва сдерживаемый гнев.

Он – взрослый человек. Флиртуя, всегда проявлял осмотрительность. Не был бабником и ничем не запятнал имени семьи. А леди Филиппа Уинслоу – вдова, могла позволить себе поступать так, как ей заблагорассудится, и то, чем он занимался с ней, было его личным делом!

Но как отец прознал про это? Должно быть, у него глаза повсюду.

«Ты сам был девственником, когда женился, отец? Очень сомневаюсь в этом». Именно это ему хотелось сказать. Но сказал он другое:

– Боюсь, я не вполне понимаю, какое отношение это имеет к моему вступлению в клуб «Меркурий».

– У тебя нет никакого опыта в инвестициях, Джонатан. За исключением определения запаса прочности противников в игровых притонах, или покупки подарков определенного типа женщинам, или в одновременных ставках в мушку на пять карт, или в соревнованиях по дартсу. Люди в клубе будут с тобой вежливы и предупредительны, но начнут возмущаться тем, что есть некто, у кого нет не только личных доходов, но и необходимых знаний, чтобы по-настоящему обеспечивать свой вклад в рост общего благосостояния, и этот некто лишь демонстрирует причуды своего характера. Они станут возмущаться мной из-за того что я поспособствовал твоему вступлению в клуб.

Причуды характера? С каких это пор молодость, приятная наружность, богатство и мужественность стали причудами?

И да, он совершенно непревзойденный игрок как в дартс, так и в мушку!

Джонатан попытался еще раз:

– Я уверен, у меня есть склонности заниматься инвестициями. В конце концов, я – твой сын.

Лесть и чуточка шарма – годами проверенное средство смягчить суровое сердце.

Но отец ничего не подозревал о способностях сына. Вполне определенных способностях.

И не просто способностях. Джонатан жаждал заниматься этим видом деятельности, находил в нем настоящее наслаждение, воспринимал его как искусство. Это была точно такая же жажда, которая, должно быть, двигала его отцом и отцом его отца, чтобы накопить состояние, благодаря которому Айзея Редмонд через разные каналы контролировал не только свою семью, но и в настоящее время бóльшую часть Англии. Такую жажду, такое стремление не продемонстрировал никто другой из его сыновей. Что было удивительно даже для Джонатана.

– И каким образом ты можешь доказать эту свою склонность? – Отец сказал это почти снисходительно. Отчего Джонатану вдруг захотелось закричать: «Мне не двенадцать лет!»

Хотя это была бы интонация именно двенадцатилетнего мальчишки.

Джонатан впился ногтями в ладони, чтобы сдержаться.

– Я инвестировал в корабль с грузом шелка и удвоил вложения.

– Да? И что осталось от твоей прибыли?

– В настоящий момент…

Честно говоря, справедливо было ответить: «Ничего». Но так получилось совсем по иной причине, отличной от той, что предполагал отец.

Но когда Джонатан увидел выражение циничного удовлетворения на лице отца, то решил, что не будет просить ни о чем. И ничего не станет объяснять.

– Если ты испытываешь недостаток в средствах, Джонатан, и это является причиной желания вступить в клуб «Меркурий», ты можешь получить свою часть наследства и даже больше, как только женишься на достойной леди. Но не раньше. И еще, хорошо бы на будущее тебе отказаться от карт.

Слово «женишься» прозвучало у Джонатана в ушах как первые такты похоронного марша.

Вот теперь надо быть осторожным вдвойне. Джонатан понял, что отец приготовил ему какую-то неожиданность.

– На достойной леди?

Отец вздохнул.

– Почему меня не удивляет, что именно ты задаешь такой вопрос?

– Извини. Вероятно, нужно было спросить: каких именно леди ты считаешь достойными, отец?

Джонатан говорил спокойно, сохраняя на лице безразличное, насколько это было возможно, выражение. Но в вопросе было полно яда.

Отец был отнюдь не глуп. Он нюхом чуял бунт, как лисы чуют грызунов в зарослях на расстоянии в милю. Сейчас он холодно рассматривал сына.

Джонатан был слишком зол и испытывал слишком острое любопытство, чтобы испугаться.

Да и вопрос был правомерным. Его старший брат Майлс женился на совершенно неподходящей леди (предмет заботы отца) Цинтии Брайтли, и не скрывал, что безумно счастлив, словно доказывая своей решимостью и непреклонностью, что сделал самый правильный поступок в жизни. А потом Вайолет вышла замуж за графа, вышла абсолютно неожиданно, вызвав восторг у родителей. Вот только избранником ее оказался капитан Ашер Флинт, граф Ардмей – предположительно с частью индийской крови, прозванный Дикарем, рожденный от неизвестных родителей, выросший в Америке и получивший графский титул от короля, благодаря не в последнюю очередь использованию набора отвратительных качеств, жестокости в том числе.

Всю свою жизнь отец мечтал о титуле.

Если вдуматься, это было даже забавно. Еще ребенком Джонатан больше всего на свете желал заполучить отцовского черного жеребца и по ночам даже пытался увидеть во сне, как поскачет на нем. Со временем он перестал мечтать о скачках и на мулах, и на козлах для пилки дров, и на трех веточках, если вообще мечтал о скачках верхом.

Для отца желание устроить браки своих детей с подобающими людьми, вероятно, было тем же самым. Вот оно – так близко и так далеко.

Тем не менее никто не стал бы оспаривать тот факт, что граф Ардмей – единственный человек, который приручил Вайолет, сделал ее – привередливую и тираническую – счастливой, наградив ребенком.

– Достойная леди – это женщина из хорошей семьи и предпочтительно с титулом. Уверен, ты догадывался об этом, так что мог бы и не спрашивать.

Джонатан вдруг сообразил, что все происходящее походит на мучительный момент перед оглашением приговора в суде.

– Я принял решение о том, что дополнительные средства, которые ты получаешь от меня, будут выплачены в зависимости от того, женишься ли подобающим образом в течение года.

Джонатан замер. Словно какая-то отвратительная, с множеством ножек, ядовитая тварь, из тех, что его брат-натуралист Майлс мог бы открыть и определить ей название, уселась на него и нанесет укус, стоит ему сделать одно движение.

«Как я мог проглядеть этот момент?»

И все же у отца опыта в метании дротиков в дартс было на несколько десятилетий больше, чем у него. Хотя бы в переносном смысле.

Люди, получив смертельный удар, обычно падают бездыханными. Джонатан же решил повременить.

– Если ты действительно хочешь стать членом клуба и если ты веришь в то, что у тебя есть, по твоим словам, некая склонность заниматься инвестициями, я думаю, что джентльмены из «Меркурия» скорее станут доверять женатому человеку, Джонатан. В конце концов, женитьба демонстрирует готовность мужчины брать на себя ответственность за близких и управление делами семьи и требует от него определенной устойчивости характера.

Эта была такая чушь, что Джонатану пришлось прикусить губу, дабы не отвалилась челюсть. Выпивку и карты изобрели именно для того, чтобы женатые мужчины могли забыть о своих женах. Факт общеизвестный.

«Мой отец и в самом деле думает, что я тупой, – слегка удивился Джонатан. – Или в лучшем случае считает, что я – беспомощное дитя».

Он на мгновение испытал чувство пустоты, как будто кто-то ложкой вычерпал его до дна, как выедают дыню.

Как мало отцу известно о счастье! И несмотря на то что случилось с Майлсом, Вайолет и Лайоном, он продолжает считать, что может сотворить счастье своими руками. Из жизни собственных детей. Как считал Айзея, в жизни разница между контролем и счастьем совсем не велика.

– До конца года еще… шесть месяцев.

– Отличная арифметика, сын, – сухо сказал отец. – Уверен, ты сможешь обручиться с девушкой из хорошей семьи и с состоянием. У тебя есть определенное количество преимуществ, которые свидетельствуют в твою пользу – семейное имя, деньги, воспитание и внешность. Каждый день появляются дюжины очаровательных девушек, только позови. Мы сможем основать союз с какой-нибудь превосходной семьей. К примеру, есть леди Грейс Уэрдингтон. Не сомневаюсь, что жениться на какой-нибудь красивой девушке не так уж и трудно.

Определенное количество преимуществ?

«У меня есть определенное количество преимуществ, которые свидетельствуют в мою пользу?»

Да, если бы такое случилось с кем-нибудь другим, это было бы жутко смешно. Но когда Джонатан услышал, как отец распространяется о его предполагаемых достоинствах, то почувствовал, что еще немного, и он воспарит над собственным телом, наблюдая за происходящим с высоты. У него ведь имелось имя и собственное лицо, не так ли? Он был младшим сыном. А ему подыскивали соответствующее место, как будто он был… какой-то не нужной никому вазой. И это все, что он мог предложить миру?

Ах, проклятые Лайон и Майлс! Им обоим удалось вырваться из железных объятий Айзеи Редмонда. Разумеется, не за просто так. За это пришлось заплатить свою цену. Лайон – золотой мальчик, наследник, красавец, всеобщий любимец, харизматичный, блестящий, корзинка, в которую, как говорится, отец сложил все яйца, исчез бесследно. Майлс продолжал сражаться, пытаясь найти спонсоров, которые оплатили бы его следующую экспедицию, так как отец отказался помочь ему из-за его предосудительного брака. И конечно, отец принимал его без особой теплоты, учитывая его женитьбу на Цинтии Брайтли, которой вообще было отказано от дома.

Не в силах наказать их так, как бы ему этого хотелось, Айзея ясно дал понять, что не оставит Джонатану ничего, если и тот позволит себе подобную выходку.

Стало понятно, что именно ради этого был затеян весь разговор.

– Должен особо отметить, отец, что я пока никуда не исчезал. Это тоже является одним из моих достоинств.

Айзея вскинул голову и пронзил сына властным взглядом.

Судя по всему, он ничуть не удивился. То самое «пока», в частности, не принесло Джонатану благосклонности.

Но, господи, с каким гигантским наслаждением он произнес это слово! Потому что если у отца имеется уязвимое место, это – Лайон. Его ахиллесова пята!

Джонатан невозмутимо встретил взгляд отца.

«Моргни первым, мерзавец», – мысленно приказал он.

– Я совершенно уверен, что ты выполнишь свой долг, Джонатан.

Отец сказал это почти нежно. Но в данных обстоятельствах, подумал Джонатан, с ним никто не разговаривал настолько пренебрежительно.

«Отец ведь и в самом деле рассчитывает, что я сделаю все, что он скажет, – размышлял Джонатан. – Господи, он же совсем меня не знает!»

– Бренди, сын?

С мрачной веселостью Джонатан сообразил, будто отец предвидел, что ему потребуется выпить именно в этот момент разговора. Типичный стратегический подход Айзеи Редмонда.

– Нет, отец, спасибо. Я лучше пойду составлять список потенциальных невест. Полгода промелькнет быстро, ты же знаешь.

И удалился, демонстративно подмигнув. Отец ненавидел, когда ему подмигивают.

Томми оказалась в трудной ситуации.

Это ощущение усилилось в тот момент, когда она обнаружила еще одно послание, оказавшееся у нее под дверью. Для посторонних глаз, свернутое, оно походило на камешек, который кто-то на обуви занес с улицы. Но Томми понимала, что это на самом деле.

Она постояла в нерешительности. Потом двумя пальцами осторожно подняла его и отнесла на стол. Быстро зажгла лампу, которая, ожив, залила комнату светом. Сев за стол и подперев ладонью подбородок, Томми принялась разглядывать послание.

Она оттягивала момент, когда нужно будет принимать решение.

Томми не придавала значения трудностям, если они не достигали определенного предела. В такой ситуации просто ложилась в дрейф, как корабль в штиль, раздражаясь и паникуя от бесцельности. И если на горизонте не оказывалось какого-либо вызова, создавала его сама. У нее к этому был талант. Другого пути Томми не знала. Сопротивление было тем встречным ветром, который надувал ее паруса.

Бух! Бух! Бух!

Томми ахнула. Все хлипкое здание заходило ходуном. Она схватила лампу со стола, чтобы та не упала.

Стуки прекратились.

Она улыбнулась.

– Привет, Резерфорд! – крикнула в потолок.

– Привет, мисс Томми! – ответили ей оттуда.

Резерфорд жил в нескольких комнатах над ней, и когда заявлялся домой, все здание качалось, скрипело и стонало, как корабль в шторм. Но он не часто бывал дома. Иногда Резерфорд находил работу в доках, или на кораблях, или на стройке, частенько отсутствовал неделями, занятый чем-то более интересным и сомнительным.

Так было, например, когда он в последний раз работал на Томми.

Всех населявших этот дом можно было описать одним выражением – сомнительные жильцы. Именно здесь еще молодой умерла ее мать, больная и без гроша за душой, именно сюда потом вернулась и сама Томми, а обитатели дома стали ей чем-то вроде семьи, потому что любили ее мать. Комнатки у нее были небольшие, но удобные, как старая обувь, и заполнены теми немногими вещами, что остались после смерти матери. До Томми всегда доносились звуки окружавшей ее жизни. В доме постоянно что-то стучало и гремело. То Резерфорд принимался ходить из конца в конец своей комнаты, то кровать Мэгги билась в стену, когда женщина развлекала посещавших ее джентльменов, то четверо детей Бетти с криками носились вверх и вниз по лестнице. И тому подобное.