Элоиза Джеймс - Однажды в замке

– Он мой отец, и поэтому преувеличивает.

– Судя по тому, что я слышал сегодня, он тоже великий музыкант.

Герцог вдвое сократил расстояние между собой и невестой.

– Это верно.

Волнующее ощущение силы бурлило в венах Эди. Это было сознание женской силы, той, которой она не видела раньше. Неудивительно, что Лила флиртовала с другими мужчинами…

Гауэйн нахмурился.

– Думаю, что в Шотландии никто не играет на виолончели.

– Хммм, – промычала Эди. Ей было все равно. Она наслаждалась игрой вместе с отцом, но любила играть соло и с радостью занималась музыкой по нескольку часов в день.

– Как вы пробрались на балкон?

– Поднялся по лестнице. Хотел сыграть Ромео и окликнуть вас, стоя под балконом. Но меня привлекла ваша игра, словно музыка, доносившаяся с холма фей.

– Холм фей? Что это?

– В Шотландии музыка иногда доносится с земли фей, которая расположена под поросшим травой холмом.

Герцог сделал еще несколько шагов.

Эди улыбнулась ему, но так и не шевельнулась.

– Так я заманила вас, словно всему виной магия, исходящая от моих струн?

– Да.

– Мы играли концерт Вивальди.

Стантон немного помолчал.

– Я плохо разбираюсь в музыке, миледи.

– Я так и поняла. Если вы никогда не слышали о виолончели…

– По правде говоря, до этого я никогда не слышал и о женщинах-музыкантах. Певицах – да. И леди, конечно, играют на фортепьяно.

Эди кивнула, вполне удовлетворенная ответом. Она никогда не мечтала давать концерты.

– Я не хочу играть для публики. Хотя мне понравился сегодняшний слушатель.

– Вы сыграете мне еще раз?

– Конечно.

Гауэйн подошел ближе настолько, что от его дыхания Эдит ощутила, как затрепетали крошечные локоны на лбу.

– Я пришел до того, как ваш отец появился в комнате.

Это выражение в его глазах…

Жаркий румянец окрасил щеки Эди.

– Вы, играющая на виолончели… самое эротичное зрелище, которое мне когда-нибудь довелось наблюдать, – прошептал герцог, прежде чем завладеть ее губами.

Ее первый поцелуй.

Губы Гауэйна оказались сладкими и нежными, хотя Эдит почти не знала его. Но возможно, он знал ее лучше всех остальных.

Его первый поцелуй.

Губы Эди были сладостью в сердце цветка жимолости. На секунду Гауэйн не мог поверить, что действительно целует ее. Их губы соприкоснулись… раз… другой… а потом его язык окунулся в ее рот.

Издав тихий удивленный звук, Эди приоткрыла губы. Стантон наклонился ниже, оперся ладонями о дверь. Их языки на мгновение сплелись, а потом Гауэйн стал целовать ее глаза и щеки и, не в силах устоять, вернулся к губам.

Они целовались, пока голова Гауэйна не наполнилась образами белых ног Эди, обвившихся вокруг его ног, ее тела, выгнувшегося на кровати, крика, вырвавшегося из горла.

Нет.

Он не обесчестит будущую жену, несмотря на то, что она обвила руками его шею и лихорадочно отвечала на поцелуи, а язык был таким же дерзким и чувственным, как у него самого. Несмотря на то, что ее тонкие пальцы играли с его волосами. Несмотря на то, что их сердца бились часто и гулко.

Герцог чувствовал стук ее сердца сквозь тонкую ткань ночной сорочки так же отчетливо, как ощущал ее груди: мягкие и нежные.

Он отвернулся, слыша собственное свистящее дыхание. Эдит что-то пробормотала, и ее губы скользнули по его шее. Коснулись уха.

Он застонал.

– Этого делать нельзя, – прошептал Гауэйн, прислонившись лбом к прохладному дереву двери. – Мы не должны.

– Гауэйн, – выдохнула Эди, и, боже, помоги ему, его руки упали с ее шеи и скользнули по груди.

– Эди! Я не обесчещу вас. Мою невесту. Мою герцогиню.

Ее глаза были слегка затуманены, губы распухли от его поцелуев, но она склонила голову и почти сразу обрела присутствие духа и взяла себя в руки.

– Как благородно с вашей стороны.

Они смотрели друг на друга. Легкая кривая улыбка после ее первого поцелуя – вот что притянуло его сердце и заставило застонать.

– Я должен спуститься по лестнице, – хрипло пробормотал он.

Улыбка Эди стала шире.

– Я осознала, что очень рада нашей свадьбе, герцог.

– Счастлив это слышать, миледи. Учитывая обстоятельства…

Гауэйн не устоял против желания притянуть ее к себе и поцеловать снова.

– Не верю, что так принято среди… среди аристократов, – ахнула она чуть позже.

Стантон покачал головой. Он не мог представить другую пару, чьи чувства возгорелись бы столь же ярко.

– Мы должны быть уверены, что это не тот случай, когда так быстро исчезает то, что ярко[2].

Рука Эди легла поверх его ладони.

– Чувствую, что должна нанять гувернантку и привезти ее с собой в Шотландию. Это снова Шекспир?

Гауэйн кивнул.

– Я никогда особенно не любила поэзию, – призналась она, целуя его ладонь. – Хотя вы вполне способны заставить меня передумать.

– Я люблю стихи.

– Любая женщина может сказать, что вы буквально излучаете соблазн.

Герцог отступил и рассмеялся.

– Излучаю? Излучаю?

Розовые щеки Эди покраснели еще гуще.

– Вы… вы знаете все, а я нет.

Не следует ли ему быть честным?

Она уперлась руками в бедра, в эти роскошные бедра, идеальные бедра, натянувшие рубашку на столь же идеальных грудях. Взгляд Эдит был таким искренним и прямым, что Гауэйн признался:

– Я тоже ничего об этом не знаю, Эди.

– Я не о браке, – немедленно ответила она. Щеки полыхали огнем.

– О чем же тогда? – спросил он, наслаждаясь каждой минутой.

– О постели! – вскричала она. – Вот о чем! Вы все знаете. А я нет!

Эди прищурилась.

– Хотя, если вы снова посмеетесь надо мной, я подумаю, не приобрести ли немного опыта в следующие несколько месяцев до нашей свадьбы.

Стантон мгновенно прижал Эди к двери. Поймал ее руки, поднял над головой и прильнул к ней всем телом.

– Ни в коем случае!

Смех сиял в глазах Эдит, но она кокетливо похлопала ресницами.

– Уверена, вы будете благодарны, узнав, что в брачную ночь в вашей постели окажется не невежественная девчонка, вроде меня.

– Нет!

Он нагнул голову и стал пить мед с ее губ.

А когда снова отстранился, она пробормотала прерывистым голосом:

– У вас есть любимые стихи и цитаты из Шекспира и все остальное. У меня нет ничего этого. Я не могу прочитать пьесу даже ради спасения собственной жизни. Я пыталась и не смогла ничего разобрать.

– Мне все равно. Позволь научить тебя любить поэзию.

Гауэйн провел пальцем по изгибу ее нижней губы.

– Ты моя, Эди.

– Не в этом дело, – погрустнела она. – Я… а ты…

– Так же нетронут, как ты, – договорил он, очарованный ее длинными ресницами, обрамлявшими глаза.

Эдит нахмурилась.

– Девственник, – прорычал он, потому что мужчине не полагается быть девственником. Вообще.

Герцог отпустил руки невесты и схватил ее в объятия. От ощущения ее мягкого соблазнительного тела пламя мгновенно загорелось в нем. Но Гауэйн заставил себя подойти к стулу, вместо того чтобы бросить Эди на постель.

– ТЫ?! – потрясенно ахнула она.

– Да.

Он сел, усадил Эдит себе на колени, наслаждаясь ощущением ее бедер.

– Я был обручен едва ли не с детства, поэтому не мог спать с женщиной, мечтающей или ожидающей стать герцогиней. Платить деньги за продажную любовь, по-моему, отвратительно. Я опозорил бы и невесту, и себя.

Эди сидела тихо, как мышка. Стантон крепче обнял ее. Ее глаза искали его взгляд, широко раскрытые и удивленные.

– Так что я вполне уверен, что не заражен болезнью «интимной природы», – добавил он.

– А, мое письмо… – Она узнала собственные слова.

Гауэйн снова припал к ее губам.

Наконец, они отстранились друг от друга. Но страсть буквально кипела в воздухе. Их взгляды встретились.

– Вместе, – благоговейно прошептала Эдит. – Такого я не ожидала. Я всегда считала, что женщина приносит в брак свою невинность, но мужчина…

– Должен спать сначала с горничной или служанкой в баре, – кивнул Гауэйн. – Но тогда я унизил бы женщин, находившихся у меня на службе.

Сдавленный смешок сорвался с губ Эди.

– Вы человек принципов, ваша светлость.

– Разве это плохо?

В сердце Эди боролись смех и ноющая, мучительная потребность. Больше она не могла просто смотреть на Гауэйна – она хотела прильнуть к нему, поцеловать его. Закрыв глаза, Эдит прислонилась щекой к его плечу.

– Иметь принципы – это прекрасно, – тихо выговорила она. – Должно быть, вы смеялись, когда я писала вам насчет любовниц, не говоря уже о болезнях.

– Я не смеялся. Многие женатые мужчины содержат любовниц. Но я всегда надеялся, что найду жену, которая захочет выносить моих детей, и как я могу обесчестить эту женщину, платя золото той, на которой не намереваюсь жениться?

Эди повернулась и поцеловала Гауэйна в шею. Не шея, а стройная колонна…

– Ты сложный человек.

– Это не слишком сложные вещи. Старая шотландская пословица гласит: «Твое настоящее – это твое будущее». Я предпочитаю не грязнить то, что ждет впереди. Кроме того, мой отец…

Он осекся.

– Имел любовниц? – докончила Эди.

– Множество.

Она поцеловала его в то место на шее, где бился пульс.

– Я думала, что у отца тоже есть любовница, но теперь уже не так уверена. Лила боится, что именно поэтому он не приходит ночевать.

– Сомневаюсь. Это опозорило бы его, а твой отец – не из тех, кто обрушит позор на свою голову.

Эди улыбнулась, зная, что Стантон не увидит этой улыбки. Ее отец, конечно, сухарь, но и он, и Гауэйн – из тех мужчин, которых хотела бы видеть рядом каждая женщина…

– Твоя мать знала о связях мужа с женщинами?

– Знала. – Шотландский акцент стал немного более заметным. – Но и сама вела себя не лучше. У нее не было прав жаловаться.

– Мне очень жаль, – пробормотала Эди, поднимая глаза, чтобы лучше видеть лицо жениха. – Тяжело узнать такое о своих родителях.

– Моя мать была скандально известна своими похождениями, так что я узнал об этом еще в детстве, – с унылым смирением пояснил герцог. – Отец сказал тебе, что у меня есть сводная сестра Сюзанна?

– В самом деле? Нет, он не упоминал. Живет в Шотландии?

– Она живет со мной. Ей пять лет. По крайней мере, мы так считаем.

– Что?!

Эди выпрямилась.

– У тебя есть сестра, которая живет с тобой, и которой, по твоему мнению, пять лет?

– Мать бросила нас, когда мне было восемь. Она умерла несколько месяцев назад, оставив ребенка. Возможно, она вышла замуж после смерти моего отца, хотя я ничего об этом не знаю. Мы так и не нашли записи о крещении Сюзанны.

– О господи!

Эди вскочила, и прошлась по комнате, прежде чем повернуться лицом к Гауэйну.

– Насколько я поняла, ты женишься отчасти для того, чтобы найти мать для своей сестры? Должна сказать, что совершенно не умею обращаться с детьми.

Он тоже встал.

– Я тоже. Но я нанял трех нянь и бонну.

– Прости. Я не хотела, чтобы ты вставал.

Она вернулась и села напротив.

– Я даже не представляю, каким должен быть пятилетний ребенок. У нее выпадают молочные зубы? Она умеет говорить? Что это я! Конечно, она уже говорит…

– О, Сюзанна говорит, – с чувством поведал Гауэйн. – Постоянно. И у нее есть зубы. Она укусила меня в тот день, когда пришла в Крэгивар. Так что советую тебе быть с ней осторожнее.

Он снова сел и потянулся к ее руке.

– О небо, – выдохнула Эди.

Сама не замечая, она пальцем чертила узоры на своей ладони. Голова шла кругом. Она не только выходит замуж и переезжает в Шотландию, но, очевидно, становится матерью осиротевшего ребенка. Отец мог бы и упомянуть об этой «незначительной» детали.

– Я помню, ты выразила желание иметь ребенка через несколько лет. Я не хитрил, намеренно не упомянув о существовании Сюзанны. Должен признаться, что поскольку я сейчас не в Шотландии, просто забыл об этом.

Он ничуть не выглядел виноватым.

– У тебя есть родные, которые помогают ее растить? – с надеждой спросила Эди. – Тетя, возможно?

Она не может за одну ночь стать матерью пятилетней девочки! Эди и вовсе сомневалась, что видела таких маленьких детей раньше.

– К несчастью, нет. У меня есть тетки, но они еще не видели Сюзанны. Это сестры моего отца. Они живут на Оркнейских островах.

– Так девочка сейчас одна в замке?

– Кроме нее там есть сто тринадцать слуг, включая тех четверых, которые заботятся исключительно о ней.

Сама Эди потеряла мать, когда была маленькой, и прекрасно представляла, что даже сотня слуг не могут заменить потерянного родителя.

– Возможно, есть книги на эту тему, – пробормотала она. – Бедный ребенок ужасно горюет? Как умерла твоя мать?

– Утонула в озере, выпив виски куда больше, чем полагается любому человеку.