* * *

Сквозь зарешеченное окно были видны кусты цветущей сирени. Они качались на ветру, в светло-зеленых листьях играло солнце.

– Холодно-то как! – Молодой бородатый врач дохнул в ладони, потер их. – А отопление уже отключили… Прикройтесь, Николаев, замерзнете же…

Врач был хороший, добрый – последователь небезызвестного доктора Гааза, не иначе. Работал в тюрьме по убеждению – «и здесь тоже люди живут – им помогать надо». Открыл больничную карту:

– Ну-с, что мы имеем… А мы имеем мало чего приятного. Дистрофия. Затемнения в легких… – Он посмотрел на рентгеновский снимок. – Тэк-тэк-тэк… да, затемнения, – доктор развернулся на крутящемся кресле.

Заключенный Николаев в этот момент застегивал на впалой груди рубашку. Был он ликом темен и невероятно худ – словно скелет.

– Почему не кушаем? – с веселой строгостью спросил доктор. – Через трубку прикажете вас кормить, а?

Николаев вяло пожал плечами.

– У нас, конечно, не «Савой», не «Прага», фуа-гра не подают, но кушать обязательно надо! Усиленно питаться!

Николаев ничего не ответил.

– Ваш отказ от еды я считаю самоубийством, – сказал доктор.

– Считайте…

– Вы и в самом деле жить не хотите, а, Николаев?

Николаев помолчал. Потом ответил:

– А смысл? – засмеялся, закашлял.

– Ну-у, батенька, таким человеком были… – осуждающе покачал головой доктор и принялся быстро-быстро писать в карте.

– Я одну вещь недавно понял… – сказал Николаев, глядя на кафельный пол. – Это не он. И не она. Это я не должен был появляться на свет… Я оказался лишним. Понимаете – я!

Историю Николаева в тюрьме знали все – поэтому доктор не стал задавать лишних вопросов. Николаев говорил о своей жене и ее любовнике.

– Не бывает лишних людей. Это ерунда. А что главное? Главное – вы сейчас должны хорошо питаться, – строго возразил доктор, продолжая строчить в карте. – Я вам витамины выписываю, еще кое-что… Вы должны принимать, иначе совсем ослабнете. Да… – Он замер, подергал бороду. – Слышал об одном удивительном препарате. Говорят, просто чудеса творит. Причем наш, заметьте… Витазион. При истощении незаменим. Слышали? Если кто-то из родных сможет достать – отлично!

– У меня нет родных, – сказал Николаев и отвернулся. Сообщение о новом препарате его явно не вдохновило.

«Да, такому уже ничего не поможет! – с досадой подумал доктор. – Если потеряно желание жить, то… кранты!»

* * *

Двадцать пятое мая. Для выпускного класса – последний звонок, остальные классы еще учились. Вернее, досиживали оставшееся до каникул время…

Вероника и Клим пришли в школу, когда еще не закончился последний в этом учебном году урок.

– Какие люди… – выплыла им навстречу Нина Ильинична. – Ника, Клим!

Нина Ильинична славилась тем, что помнила всех своих учеников по именам даже спустя годы.

– Это вам.

– Спасибо, Клим, голубчик… – Нина Ильинична приняла из рук Клима пышный букет, сама расцвела, точно роза.

– Нина Ильинична, Андрей Максимович еще не ушел? – спросила Вероника.

– Нет. Сидит. Этажом выше… Ну, вы знаете где. Идите, он через минут двадцать освободится…

Клим с Вероникой направились к лестнице.

– Ника!

– Да? – оглянулась она, стоя уже на ступенях.

– Через семь лет прошу к нам… Будем рады! – Она скользнула взглядом по животу Вероники.

– Спасибо! – в один голос ответили Клим с Вероникой. Стали подниматься.

– Заметила… – шепотом произнесла Вероника. – А ведь четвертый месяц только.

– А ты думала… – засмеялся Клим. – У нее же глаз – алмаз. Будто ты нашу Ильиничну не знала…

На третьем этаже они остановились перед кабинетом химии, тихонько приоткрыли дверь. Полный класс подростков – болтают между собой, развалились на партах. Записками кидаются…

В противоположном конце кабинета за кафедрой восседал Андрей Максимович.

– Разгильдяи… Ну ладно, бесполезно вам сейчас объяснять про валентность – все равно не запомните. Двадцать минут до каникул, – он посмотрел на часы. – Я вам сейчас про Менделеева расскажу. Вы в курсе, что он не только своей таблицей знаменит?

– Знаем! – крикнул с последней парты рыжий подросток хулиганистого вида. – Он еще водку изобрел…

– Молодец Волькин! Хоть что-то… – иронично хмыкнул Мессинов. – Но, к твоему сведению, водку вообще изобрели не в России – это сделал еще в XII веке испанский алхимик Раймонд Люллий. Менделеев лишь вел опыты с плотностью спирта и воды и их смешения. Что касается сорокаградусной водки, то впервые ее ввели в Англии, а в России водка была в двадцать семь градусов. Тем не менее легенды сделали свое дело. Менделеев стал героем анекдотов уже наших дней «про водку». Вот один из них: «Менделеев увидел во сне таблицу химических элементов, проснулся и подумал: все, больше никакой химии! Перехожу на водку!» А еще что знаете о Менделееве? Ну так слушайте…

Андрей Максимович прокашлялся:

– О великом русском химике Дмитрии Менделееве, как и о всяком великом человеке, сохранилось множество легенд. Самая устоявшаяся – будто идея знаменитой Периодической системы химических элементов пришла к нему во сне. Другая приписывает ему «изобретение водки». На самом деле все это было не так. Менделеев много чего еще изобрел, в том числе и бездымный порох, и трубопровод для перекачки нефти, и так далее. Если бы он успел все это запатентовать, как это сделал оборотистый изобретатель динамита швед Нобель, то и он мог бы тоже стать баснословно богатым человеком. Однако великий русский ученый решительно осуждал богатство, нажитое без труда. Кстати, вы в курсе, что в семье его родителей было семнадцать детей?

Класс ахнул.

– Да, вот так… Однако девять умерли еще в младенчестве. В гимназии гений химии учился неважно. Да и на первом курсе Петербургской педагогической академии, куда он поступил, он умудрился по всем предметам, кроме математики, получить неудовлетворительные оценки. Тем не менее потом он «подтянулся» и окончил институт уже с золотой медалью. Волькин, это я специально для тебя говорю… Еще в юности у Менделеева появилось хобби – изготовление чемоданов. Чем он и занимался на досуге всю оставшуюся жизнь. Делал он их с любовью, старательно и с выдумкой. А еще – вы знаете, что Менделеев считал, что состояние, полученное без труда, безнравственно? Состояние без труда, писал он, может быть нравственно, если только получено по наследству. Капиталом же, по его мнению, является та часть богатства, которая обращена на промышленность и на производство, а не на продажу и спекуляцию…

– Хорошим человеком был Менделеев! – одобрительно выкрикнул Волькин.

Остальной класс одобрительно загудел.

А Клим с Вероникой переглянулись, стоя за дверью.

– Узнаю нашего Максимыча… – шепотом произнес Клим.

Эпилог

На сайт «Однокашники.ру» давно никто не заглядывал. Все уже наелись, всем уже надоело.

Все те же фото, все те же лица:

Лиля Рыжова.

Женя Мещерская.

Альберт.

Света Шиманская.

Ира Гвоздева.

Алеша Грушин и другие…

Лишь одна новая страничка за последнее время появилась – страница Клима Иноземцева.

Все как у всех. Правда, фотографий в альбоме Иноземцева мало – всего три.

На одной – он сам. На другой – он с Вероникой. На третьей – пожилая женщина с маленькой девочкой на руках – где-то явно на пленэре, на фоне кустов с малиной. У девочки светлые вьющиеся волосы, пухлые пунцовые щеки и крайне боевой взгляд.

У пожилой женщины выражение лица кроткое, восторженное и испуганное одновременно. Словно она перед щелчком фотоаппарата действительно увидела настоящую птичку…

Под каждой фотографией лаконичные пояснения – «Я», «Я с женой», «Маргарита Сергеевна с внучкой Маргариткой»…