— Теперь ты веришь мне, что Джоселин была в восторге от происходящего? — он ходит вокруг меня, наворачивая круги. Слышу звяканье ремня. Он застегивает брюки. — Если бы мне было пох*й, то я бы позвал тех парней, и позволил им порезвиться с тобой. Бьюсь об заклад, результат был бы тем же. Какие крутые бы вышли фото. B Гарварде они имели бы успех, как и ты. И Мику бы очень понравились. Все его подружки оказались знатными давалками. Он должен быть мне благодарным, что я отлично вас подготовил.

— Ты что-то добавил в вино… — доходит до меня. Я слышу свой голос, как грохочущее эхо. Скоро я отключусь, и тогда он может сделать со мной все, что угодно.

— Приятно, что ты еще не совсем растеряла мозги, прыгая из койки в койку. И я делал это не раз, детка. Тебе никогда не казалось странным то, как слишком активно реагирует твое тело на мои прикосновения? Но ты горячая штучка и без стимуляторов. B Барселоне я ими не пользовался. Ты уже была готова. Каждый раз готова.

— У тебя снова крыша поехала, Джейсон, — хриплю я. — Пожалуйста, прекрати. Если все еще любишь меня.

Чувствую, как он наклоняется ко мне. Его губы прижимаются к моей щеке.

— Я люблю тебя. И именно в этом твоя проблема, — шепчет он. — Я хотел, чтобы все было иначе. Я верил в тебя, в нас. Я хотел все бросить… — пальцы Джейсона зарываются в мои волосы, нежно перебирая их. — Черт, я готов был бросить даже футбол, чтобы дать нам шанс. Я пил гребаные транквилизаторы и слушал этого идиота, который лепил из меня неудачника. Если бы ты читала все мои письма, то знала бы, что я не участвовал в последних трех играх, потому что снова чувствовал, что срываюсь и вернулся к лечению. Идиот. Все смеялись надо мной. Джейсон Доминник сдулся из — за бабы, которая… — он вдруг резко сжимает пальцы в кулак, сгребая мои волосы и больно дергая, вырывая пряди. — B тот же день, когда вышла за порог моего дома, вовсю попользовалась свободой со своим «другом». Феерично отпраздновала избавление от ненормального психа Джейсона? Хорошо отработала полмиллиона, которые твой друг потратил на тебя? И впустую. Посмотри на себя. Ты просто еще одна тупая шлюха.

Он запрокинул мою голову, и мое зрение ненадолго прояснилось. Боже, Джейсон смотрел на меня с такой свирепой яростью, которая пугала больше, чем все то, что он сказал. Я вдруг с особой ясностью поняла, что не уйду отсюда, возможно, никогда.

— Меня будут искать, — прохрипела я. И Джейсон снисходительно расхохотался.

— Ты веришь в то, что твои плебеи могут что-то противопоставить мне? Они просто жалкие паразиты, недостойные моего внимания.

— Все, что придумал себе, Джейсон… Кто бы чего тебе не наговорил… Это неправда, — сбивчиво произнесла я. Он зарычал, снова сжимая мою шею, так, что потемнело в глазах.

— Неправда? Значит, ты не облизывала своего дражайшего друга в клубе в тот же вечер, когда ушла от меня, не жила с ним? Разве не с Миком Купером под ручку ты пошла в клинику, чтобы убить моего ребенка?

Я вцепилась когтями в его пальцы, сжимающие мое горло мертвой хваткой. Воздух не поступал, но я отчаянно боролась за жизнь. И, прежде, чем сознание покинуло меня, я особенно ясно увидела лицо Джейсона, которое было искажено такой болью, что я поняла, что заслужила все то, что он делает. Мои пальцы нежно погладили его руку, убивающую меня, и я увидела, как слезы потекли по его щекам. А потом наступила тьма.

И она не прекращалась следующие пять дней. Зеркальная комната ждала меня слишком долго. А я ее. Он не убил меня. Нет. Хуже. Он заставил меня поверить в то, что это я… я его убила.

Глава 10

Нью-Йорк. 02.11.2013 год


Лекси


— Ты не должна винить себя за то, что произошло. Мы так много с тобой работали. И ты была на правильном пути. Но так вышло, что этот человек похитил тебя, причинил боль, уничтожил результаты всей нашей прежней работы. Это только его вина, Александра. — Джейн взяла меня за руку, мягко улыбнувшись. Это было ее первое посещение после того, как я очнулась в палате больницы. Две недели я не хотела видеть никого. Даже родителей. Даже Андреа.

Джейн Кларк — мой психотерапевт. Я посещаю ее частный кабинет с начала сентября. И она права. Мы достигли заметных улучшений в моем психическом состоянии, несмотря на то, что я никогда не признавала себя больной. Но сейчас? Я даже не помню, о чем мы говорили с ней… Два раза в неделю по полтора часа. Медикаментозная терапия.

Я думала, что все позади.

Боже, как же я ошибалась.

— Фактически, Джейс меня не похищал, — произнесла я. Заторможенность сознания — побочное действие лекарств. Джейн что-то говорит, но ее слова я анализирую гораздо позже… Я больна. Психически неуравновешенна, опасна для самой себя и для окружающих тоже. Никто не должен видеть меня такой. Только Джейн. Она одна знает, через что мне пришлось пройти. Дважды. Дважды, черт побери!

— Я сама села в машину.

— Ты не могла знать, что он задумал. — Джейн Кларк подала мне стакан воды. Она милая и похожа на мою маму. Может поэтому я позволила ей помочь мне.

— Я не должна была садиться в машину, — яростно повторила я. Еще одна проблема. Из сотни других. Неконтролируемый гнев.

— Так, успокойся. Дыши. — Мой врач — умная женщина, она видит мое состояние. Ее прохладные пальцы у меня на лбу.

— Как я могла думать, что люблю его? — подняв глаза, я посмотрела на полное понимания и сочувствия лицо Джейн. Она ласково сжала мою руку.

— Ты действительно его любила. Это не было иллюзией.

— Но почему? Как?

Гнев сменился отчаяньем. Боль разрывала грудную клетку. Я больше никогда не стану собой. Это конец.

— Я ненормальная, Джейн? Ты же все знаешь. Скажи правду. Не как врач. Я больная?

Джейн нежно улыбнулась, покачав головой.

— Милая моя, «нормальный» человек заканчивается сразу же, как только начинается абьюз, и такой ненормальный уже человек не только способен на любовь к абьюзеру, но и любовь к абьюзеру — это самая сильная привязанность из всех, на какие он только способен. Никого человек не любит сильнее, чем своего каннибала. И страстная физическая привязанность матери к ребенку основана на том, что ребенок является законным каннибалом, пусть и естественным, временным, неопасным, пусть и компенсирующим матери свой каннибализм сполна. Тем не менее, факт остается фактом. Глубокая, чувственная, физиологическая связь установлена, и установлена она благодаря запредельной близости — физическому слиянию — кормлению собой. Сильнее всех люди любят тех, кого они собой кормят. Куда больше своих детей женщина может любить взрослого каннибала, если скормила ему большую часть себя. Так как любой абьюз — это акт каннибализма, ничего удивительного в том, что многие жертвы страстно влюбляются в своих абьюзеров.

— Значит, все-таки ненормальная.

— Это полностью вина Джейсона. Твои чувства — реакция на его поведение. Он сделал намеренно тебя зависимой. У него есть специальное образование. У тебя не было шансов, Лекси.

— То есть, я должна смириться с тем, что я больная на голову идиотка, которая влюбилась в своего насильника, позволяя делать с ней все. Все, что только может взбрести в голову такому извращенцу, как он.

— Но ты не смирилась. Ты пришла ко мне. И ты никакая не идиотка. Если жертва насилия, по каким-то причинам, замешкалась и задержалась рядом со своим мучителем, ее психика может предложить ей целый ряд адаптивных защит. Переживать гнев и боль, планировать месть и чувствовать себя жертвой — слишком сильный стресс, чересчур энергозатратно, поэтому добрая психика предлагает жертве «взглянуть на ситуацию иначе». Для этого есть миллион способов, от «у него детская травма» до «я его довела», или «он случайно», но главное, на что следует обратить внимание — границы сломаны, и тесная близость установлена. Это кажется диким и парадоксальным, но мучитель, которому по каким-то причинам жертва решила уступить и простить, становится с ней единым целым. Это отражается даже на чувственном плане: возросшая близость ощущается физически, сексуально или просто тактильно. Пытаясь понять и оправдать насильника, жертва создает такой мощный полюс эмпатии, что идентифицируется с ним и буквально сливается. И чем дольше продолжается абьюз, из которого нет выхода, тем чаще требуется усиление полюса эмпатии, а значит идентификация, то есть растворение и да, любовь становятся сильнее. Это все психология, девочка. Ты не одна такая. Многие девушки попадают в такую же историю. Со своими мужьями, и даже близкими родственниками. Вы с Джейсом никак не связаны, и я снова помогу избавиться от последствий психологической травмы, которую он тебе нанес. Ты не должна замыкаться. Хорошо?

— Да, Джейн. Я понимаю. Помоги мне, Джейн. — Я смотрю на нее со слезами на глазах. Я так устала бороться с собой, с ним, с внешним миром. Когда я говорю с Джейн, все встает на места, но стоит мне выйти из ее кабинета, мир снова тасует карты. Все, что она говорит о слиянии и эмпатии верно. Даже сейчас я чувствую его. Мое сердце разрывается, потому что я чувствую боль от того, что меня оторвали от Джейсона. От моего палача, любовника, моего Бога. Я сожалею только об одном — что я не умерла там, в зеркальной комнате. Что мы не умерли вместе. Как хотели… В один день. В боли и ярости. У нас свои клятвы.

— Лекси, я хотела тебе сказать. Только ты не волнуйся, — мягко начала Джейн. Я вскинула голову, ожидая продолжения. — Ты же знаешь, что по факту твоего похищения и избиения началось уголовное дело?

— Да, я говорила с полицейскими.

— Здесь Пол Доминник. Он приходит каждый день. Сразу говорю, что ты не обязана с ним разговаривать. Скажу больше — я против этого. Решение за тобой.

Я отвела взгляд. Посмотрела в окно, вспоминая снисходительное надменное выражение лица отца Джейсона. Этот старый козел приложил руку к тому, что с нами случилось. Я говорю «с нами», потому что нас нельзя разделить. Джейсон явно показал мне эту простую истину. Нет «я», или «он». Есть «мы». Это жутко и неправильно, но исправить ничего нельзя. Поздно. Джейн будет пытаться и пройдут месяцы, прежде чем я смогу произносить его имя без боли. Она решит, что спасла меня снова. Но нет. Терапия Джейн помогает, как обезболивающая таблетка кариозному зубу. Временно, пока болезнь не начнет прогрессировать снова. Мы неизлечимы больны друг другом.

— Пусть он зайдет, — произношу твердым голосом. В моей душе нет ненависти. Только гнев. Пол для меня не опасен, я никогда не воспринимала его всерьез. Он был пустой декорацией. Как и все остальные. Настоящим был только Джейс. И наша потребность быть вместе.

— Хорошо. Я буду за дверью. Не позволяй ему давить на себя, — давала наставления добрая Джейн.

— Все нормально. Я справлюсь.

Джейн вышла, чтобы позвать Пола, а я плотнее запахнула больничный халат, надела тапочки и прошла к окошку. Выглянула вниз и зажмурилась. Я не хочу выходить из этой палаты. Никогда.

Пол Доминник был, как всегда, одет с иголочки. Дорогой мужчина с Верхнего Ист-Сайда. Миллиардер. Ублюдок, считающий, что может купить все. Беспринципный и порочный. Он виноват в том, что Джейсон стал таким.

— Спасибо, что позволила мне зай… Боже. — Даже эта высокомерная скотина потеряла дар речи, когда увидела, что со мной сделал его сын. На свету отчетливо были видны гематомы на лице и шее. Я уже не была фиолетовой, цвет моей кожи менялся каждый час. Иногда я выглядела чуть лучше, но потом синяки снова менялись. Как хамелеон. Я научилась принимать с иронией то, что происходит с моим телом. Сломанные запястья, пальцы рук и ребра с иронией принимать было сложнее, но я держалась.

— Теперь вы не находите меня очаровательной, сэр Доминник? — усмехнулась я, и вздрогнула, дотронувшись до открывшейся ранки на губе.

— Александра, не могу выразить словами, как мне жаль.

— Я не хочу даже слушать. Вы были там, вы знали, что он со мной делает, и не помогли.

— Я не знал… — покачал головой этот лощеный козел, продолжая нагло врать.

— Я кричала сутки напролет. Вы не могли не слышать.

— Александра, я уезжал в командировку. Уехал в тот же день, как Джейсон привез тебя. Он выглядел нормально. Вы казались влюбленной парой. Кто мог подумать… Я поэтому здесь. Хочу понять, что произошло. Он не говорит со мной. Не говорит с адвокатами, со следствием. Его арестовали. Ты знаешь?

— Да, — кивнула я. — Не уверена, что должна быть огорчена этим фактом. В тюрьме он, по крайней мере, не навредит себе.

— Я должен тебе кое-что рассказать, девочка, — тяжело выдохнул Пол. Я удивленно взглянула на его лицо, которое внезапно постарело, приобрело мертвенный оттенок. Мужчина ссутулился, опускаясь на стул. Я с подозрением следила за ним. Верить кому-то из семейки Доминник я не намерена. Иск останется в суде, и пусть решает прокурор и судья степень вины Джейсона. Да, я все ещё обожаю его, но так будет лучше. Иначе мы завершим начатое. Убьем друг друга.