Около полудня Онор и Волк проходили через осиновую рощу. От слабого ветра листья тихо шелестели, словно нашептывая что-то. Вдруг Волк остановился. Его тело напряглось, его взгляд шарил по зарослям.

— Что еще? — сердито спросила Онор.

— Слышишь?

— Листья шумят на ветру… И все.

— Нет, — он качнул головой и осторожно положив руку на свой боевой топор, сделал несколько шагов. Он прислушался снова и поспешил вперед, пока на их пути не появилась чудесная солнечная поляна, поросшая ароматными травами. Там лежал индеец и чуть слышно стонал. Они приблизились. Волк осторожно перевернул его на спину.

— Это же Быстрый Олень! — вырвалось у Онор. Она присела на корточки около него. Он прижимал руку к животу, и из-под ладони текла кровь.

— Здесь след бледнолицего, — жестко сказал Волк. — В его теле пуля бледнолицего.

— Может, это… Он не дал Онор высказаться.

— Я знаю. Я вижу.

— Возможно. Что будешь делать?

Волк помолчал.

— Быстрый Олень — воин. Мы должны идти.

Онор встретила умоляющий взгляд поверженного врага.

— Да ты что?! Бросить друга умирать одного? Нет такой причины, чтоб заставила тебя уйти. Впрочем, если ты такой бессердечный, давай, убирайся.

Я останусь здесь.

Он испытующе поглядел на нее.

— Сходи за водой, Лилия. Я осмотрю его рану.

Она кивнула и поспешила исполнять его распоряжение, забыв на время о своих неурядицах. Когда она вернулась, казалось, все было, как раньше.

Только руки у Волка были в крови. Она стала трясущейся рукой смывать кровь q тела раненого.

— Нам даже нечем перевязать его! — вырвалось у нее.

— Это ему не поможет, — мрачно заметил Волк.

— Помолчи! — прикрикнула она на него.

Взгляд черных глаз, полных боли и страха, убивал ее. Быстрый Олень был еще очень молод. Он тихо стонал, но Волк что-то сказал ему на их языке, и он умолк, страдальчески глядя в небеса. Онор охватила жалость к бедняге.

Несмотря на свои жестокие слова, Волк собрал какие-то травы, растер их и приложил к кровоточащей ране. Может, это чуть уменьшило поток крови, заливавшей все вокруг. Но лихорадка все усиливалась, и Быстрый Олень словно в огне горел. Его медная кожа стала ярко-алой. Онор намочила носовой платок и прикладывала к его лбу. Он за минуту становился горячим.

Несчастному становилось хуже и хуже. Наконец, Онор встала и сделала знак Волку.

— Отойдем.

Он пошел за ней.

— Знаешь, Волк, — сказала она, — то, что я хочу сказать, запрещает мне моя религия. Но я все равно считаю это правильным. От такой раны нет лекарства. Никакие травы тут не помогут.

— Тебе они помогли.

— Со мной было пустячное недомогание. А Быстрый Олень умирает. Ты сам знаешь.

— Знаю.

— Будет милосердным — не продлевать его страдания. Слепому видно, каково ему приходится. У него рана в живот — самая мучительная из всех. И смертельная. Он протянет еще пару часов. Не больше.

Волк выслушал ее молча. Ей казалось, он согласен с ней. Но в ответ он отрицательно покачал головой.

— Ты не знаешь наших обычаев, скво. Потому я не буду думать, что ты хотела унизить Быстрого Оленя. Я знаю, что ты хотела как лучше. Но Великий Маниту послал испытание Быстрому Оленю. Чтобы уйти в Страну Духов великим воином, он должен с честью выдержать все, что ему дано. Нельзя противостоять воле Богов. Лучше его тело прострадает какие-то часы, но его дух будет силен и свободен.

Онор смотрела на него во все глаза.

— Знаешь, наши религии очень похожи… Если как следует вдуматься.

— Ты все поняла, Тигровая Лилия?

— Я не знаю, кто из нас прав, Волк, — призналась она.

Быстрый Олень чуть пошевелился, когда она вновь подошла к нему. Сухие губы силились что-то произнести.

— Пить… — прошептал он. Онор неуверенно оглянулась на Волка. Он сурово предупредил:

— Ему нельзя. Вода ему смерть.

Чтоб хоть как-то помочь ему, Онор смочила водой его пересохшие губы.

Скудные капли быстро высыхали на его раскаленной коже.

Наступила ночь. Онор свернула одеяло валиком и подсунула раненому под голову. Сама она села рядом на землю, догадываясь, что спать ей не придется. Вновь и вновь она меняла холодный компресс на его лбу, зная, что все напрасно, и что ее забота так мало облегчает его состояние, что он уже вряд ли замечает ее. Волк был непроницаем, но Онор подозревала, что он постоянно бродит вокруг их поляны вовсе не потому, что охраняет их, а просто ему не сидится на месте.

— Все обойдется, — она ободряюще улыбалась Быстрому Оленю. — Вот увидишь, все обойдется.

Она просидела около него всю ночь напролет. Иногда он терял сознание, и тогда с его губ срывались жалобные стоны, потом он приходил в себя и снова упрямо сжимал зубы. Его дыхание участилось и стало хриплым.

Быстрый Олень скончался только днем. Он протянул почти сутки с того момента, когда они нашли его. Перед смертью он позвал Волка, и Онор не поняла, о чем они говорили. Затем слабым, близким к шепоту голосом он затянул какую-то песнь. Онор удивилась, но Волк негромко пояснил ей, что так положено, и это прощальная песнь воина. Наконец, по его телу пробежала судорога, его руки потянулись, словно ища что-то, и с его уст сорвался последний вздох.

— Мы сожжем его тело и освободим его дух, — сказал Волк.

Онор отказалась присутствовать при этом. Она убежала к ручью и дала волю слезам. Ей не был дорог Быстрый Олень, но ее охватила жалость к нему просто как к человеку.

Волк вернулся за ней, когда все уже было кончено. Взгляд холодных глаз смягчился, когда он увидел непросохшие следы слез на ее щеках.

— Все? — спросила она устало.

— Да, — он помолчал. — Тигровая Лилия слишком… ранима, — он долго искал подходящее слово. — Быстрый Олень ушел в Страну Духов. Так повелели Боги. Так надо. И все.

— Он был еще так молод.

— Он был достаточно взрослый, чтоб сражаться.

— Это несправедливо… Жизнь несправедлива.

— Так написана его судьба, — упорно повторил Волк.

— Причем судьба? Это все ваша война. Ваша бессмысленная война за клочок болотистой земли.

— Не оскорбляй нашей земли. Ты ее не знаешь.

— И не хочу знать. Я хочу домой, — она закрыла лицо руками и вздохнула. Когда она отняла руки, ее глаза были сухими. — Ты хочешь идти дальше, да?

— Знаю, что ты провела ночь без сна. Но опасно оставаться здесь.

Бледнолицые, застрелившие Быстрого Оленя, могут быть недалеко. Они, верно, охотятся в здешних местах.

Хотя Быстрый Олень даже не поблагодарил ее за заботу, он оказал ей последнюю услугу и помирил ее с Волком. В его голосе больше не было враждебности, и Онор-Мари стало легче на душе.

Свежая июньская зелень сияла нежными красками раннего лета. Под ногами Онор горели звездочки желтых и голубых цветов, небо отличалось необычной синевой, какой ей никогда ранее не приходилось видеть. Вековые сосны окружали ее, высокие и величественные, уходя вершинами в прозрачную лазурь чистого неба, откуда солнце отдавало земле свой ярко-золотой свет.

Тишину нарушало пение лесных птиц да тихое шуршание опавших сосновых игл под ногами Онор. Волк долгое время сдержанно молчал.

— Тигровая Лилия, ты поднимешь на ноги весь лес.

— О чем ты? — она была озадачена.

— Ты хрустишь ветками громко, как медведица. Напрасно. Здесь земли, где тебе не встретить друзей. Наоборот. Здесь мои враги — твои враги тоже.

Онор не совсем понимала его.

— Охотно верю. Но я же не нарочно, — возмутилась она. Сравнение с медведем вовсе ей не польстило.

— Ты говоришь правду? Впрочем, ты же, как все бледнолицые, всегда жила далеко от леса.

— Я жила в городе, по сравнению с которым Сан-Симоне заброшенная деревенька. И я уверена, что попади ты туда сейчас, у тебя были бы большие проблемы. Может, даже большие, чем у меня в твоих лесах.

— Возможно. Все равно, Лилия, ты должна научиться ходить по-другому. У ирокезов слух тонкий. Ты будешь еще очень далеко, а они уже будут знать, что ты идешь. Будут готовы. Ты понимаешь?

— Понимаю и сожалею. Я навлекаю на тебя опасность? Очень печально, но не надо было забирать меня с собой в лес. Я тебя не трогала, и ты мог бы оставить меня в покое, — отрезала она сухо.

— Ты о себе не подумала, Тигровая Лилия. Ты дорожишь своей жизнью?

— Очень даже. Но большая ли разница, чьей пленницей быть?

— Тигровая Лилия, не все берут пленных.

Она вспомнила, как он бросился на нее с ножом, с затуманенными яростью глазами. Какие там пленные? Он просто хотел уничтожить всех, кто обладал белой кожей, кто был ему кровным врагом, не разбираясь, кто правда виновен, а кто просто случайно попался на пути. Одному лишь богу известно, чем она смягчила его в тот страшный миг. В одном она была уверена — не своей женственностью и не беззащитностью, это уж точно. С чего же она взяла, что и другие пощадят ее?

— Научи меня, Волк. Я постараюсь, честное слово. Я вовсе не такая неуклюжая, как ты думаешь.

Она с досадой уловила нотку неуместного кокетства в собственном голосе. Взгляд ее спутника невольно скользнул по ее тонкой, подчеркнутой узким корсажем талии.

— Хорошо, — он внимательно оглядел молодую женщину, заставив ее поежиться от неприятного холодка. Бросив свои немногочисленные вещи на землю, он приблизился к Онор. — Попробуем. Иди.

Она сделала пару шагов и вопросительно оглянулась.

— Не так, — он покачал головой.

— Что «не так» — я уже поняла. А как надо?

Он искал способ объяснить ей.

— Не смотри все время под ноги. Ты должна чувствовать землю.

— Мудрый совет, — она насмешливо улыбнулась. — Остальные советы будут подобного плана?

Должно быть, он не чувствовал всех тонкостей чужого языка и не уловил издевки.

— Не ступай всей ступней. Смотри на меня. Ты должна медленно перенести свое тело вперед, как если бы шла по скользкому камню, — она сделала шаг.

— Нет, еще медленнее, еще плавнее. Твоя нога должна проскользить по земле, ничего не потревожив, — сухой ковер из иголок предательски затрещал. Между тем Онор обратила внимание, что действительно Волк двигался совершенно бесшумно, хотя он был фунтов на пятьдесят тяжелее ее. Она досадливо поморщилась.

— Слон в посудной лавке и тот более ловок.

Наверняка он не понял ее сравнения, но ничего не переспросил.

— Не жди, что все сразу выйдет, как надо, — заметил он.

— По-моему, выходит только хуже.

— Нет. Не хуже. Пробуй еще. Ты должна чувствовать каждый изгиб тропы даже закрыв глаза.

— Это невозможно.

— Возможно, Лилия. Ты научишься.

— Это же так медленно.

— Скорость придет потом. Сначала научись сливаться с лесом, будь его частью. Будто ты твоя собственная тень.

Онор подняла глаза. Да, он действительно силился объяснить, но не находил достаточно слов. Впрочем, она начала понимать его мысль.

— Я не могу слиться с миром, которому не принадлежу.

— Ты будешь принадлежать к нему, пленница.

В это ей верилось мало. «Все равно я найду способ вернуться, — подумала она. — Ты не остановишь меня, Волк. Вот увидишь, все, чему ты научишь меня, обратится против тебя самого».

Еще полчаса упражнений, и Волк сказал, что она делает некоторые успехи. Правда, она подозревала, что он, как мудрый учитель, решил сделать ей небольшой аванс, чтобы она не отчаялась окончательно. Надо сказать, что со временем, несмотря на все ее усилия, ей все равно не удалось полностью перенять скользящую походку индейцев, хотя, конечно, она достигла значительных результатов.


— Скоро мы будем на месте, — объявил Волк, когда они пересекли болотистую долину, где под ногами противно чавкала вода. Из-под ивовых зарослей то тут, то там весело голубели островки ярких цветов; над землей клубился слабый туман и веяло сыростью. Они остановились на привал, и Онор уселась сложа руки в то время, пока индеец расторопно разводил огонь, чтобы приготовить добытую дичь. Ее откровенное безделье действовало ему на нервы.

— Пойди собери сучьев для костра, пленница, — велел он. Она неохотно поднялась, проворчав сквозь зубы проклятие. Веток под ногами было много, и она легко набрала первых пару охапок. Бросив их около костра, она снова с раздраженных вздохом отправилась в чащу. Спешить она и не думала, и, медленно ступая по мягким бугоркам мха, высматривала ветки потоньше и пообъемнее, лишь бы казалось, что она трудилась в поте лица.

Очередной неприятный сюрприз подстерегал Онор в лесных дебрях в виде огромного индейца, больше шести футов ростом, буквально свалившегося ей на голову. Он прыгнул на нее, неожиданно появившись на развилке дерева, где прятался среди густой зелени, опрокинув ее на землю. Злость была уже в Онор сильнее страха, и она яростно впилась ногтями ему прямо в лицо. Между тем коленом она врезала ему в пах со всей силой, на какую была способна.