Мэделин Мартин - Огненное сердце

– Мой отец был благородным и честным человеком. Он привозил в Лондон экспонаты неизвестных нам культур, чтобы показать их людям. Он восхищался каждой найденной вещью, дорожил ими.

Элеоноре было известно, что муж боготворил отца, поэтому она понимала, что за его упорством стоит не гнев, а страх разочарования.

И причины на то существуют.

Прочитав несколько дневников, Элеонора поняла, что отцы их были людьми далеко не безупречными. Если Эвандер отдаст все тетради, и Чарльз их прочтет, узнает не только то, что хотел, но и то, чего боялся.

Аппетит у Чарльза совершенно пропал. Возможно ли иначе, учитывая тему разговора.

Вестикс встал, так и не притронувшись к еде.

– Хоть вы и не склонны мне верить, Сомерсвилл, знайте: наши отцы потратили на свои путешествия больше денег, чем выручили за собранные артефакты. Разве вы не сталкивались в поездках с подобными людьми?

Он взял бокал с вином и отошел к окну, за которым открывался вид на зеленую долину.

Чарльз понимал, что граф дал ему время обдумать сказанное. Правда, страны, которые он видел, были бедными, ходили слухи, что грабежи сокровищ там не редкость, но их совершали воры, а не английские джентльмены. И уж точно не отец, уважение к которому в обществе возрастало после каждой поездки. Сам Чарльз совершал только честные сделки. Стоит признать, он не раз испытывал искушение получить раритет за взятку, но ни разу этого себе не позволил, ведь отец не одобрил бы такого поступка.

– Хочу кое-что вам показать, – прервал молчание Вестикс.

Открыв ящик большого комода у окна, он достал толстую тетрадь в кожаном переплете. Такие же тетради передавала ему Элеонора. Увидев ее, она даже чуть приподнялась с места.

– Они здесь? – удивленно спросила она.

Сердце Чарльза забилось сильнее. Черт, почему он не взял с собой трафарет?

Эвандер положил дневник на стол перед Чарльзом и сделал приглашающий жест:

– Убедитесь сами.

Затем велел слуге принести еще вина.

Чарльз перелистывал страницы. Текст был написан тем же почерком, что и дневник, переданный Элеонорой.

– Скорее всего, это та тетрадь, которая нам нужна, – тихо произнесла она. – Нужен трафарет.

– У меня его нет.

– Читайте вслух, – обратился к нему Вестикс.

И Чарльз прочитал:

В Клуб приключений проникла жадность, сделала его членов вероломными разбойниками. Некогда активные, порядочные молодые люди встали на путь греха, поддались разврату, не гнушались взяточничеством, а порой и откровенным воровством. Не удосуживаясь обратиться к владельцам, они присваивали артефакты, нанося тем самым серьезный урон культурному наследию страны. Удивительно, что такие поступки совершали люди благородного происхождения, граф и герцог, основатели Клуба, их имена я остерегусь называть.

Чарльз оторвался от тетради, боясь продолжить чтение. Автору не нужно было упоминать имена – они были известны. Его отец был вором. Великий человек, скатившийся до низких поступков из-за собственной алчности.

К горлу подкатила тошнота. Слуга поставил перед ним бокал с вином. Чарльз потянулся, перевел на него отсутствующий взгляд, взял и осушил до дна. Тепло разлилось по горлу, подавляя рвотные позывы. Если бы так легко можно было унять душевную боль.

Самое важное и значимое в жизни Чарльза – величие отца, совершенные им открытия – все это было построено на лжи.

Эвандер без сожалений передал Чарльзу еще несколько дневников, в которых нашлось лишь подтверждение прочитанного ранее. Поданные к ужину блюда остались почти нетронутыми, все трое очень скоро покинули столовую и отправились в свои комнаты. Оставшись наедине с горькими мыслями, Чарльз вновь и вновь возвращался к недавно открывшимся фактам, анализировал, сопоставлял с тем, что знал. Всегда знал в глубине души, но не позволял себе верить. Тяжесть в груди превратилась в камень с острыми краями, царапавшими его душу.

Элеонора не произнесла ни слова, пока они не остались наедине в отведенных им покоях. Там же она сразу нежно обняла его.

– Я очень вам сочувствую.

Он позволил себе на минуту расслабиться в ее объятиях, вдохнуть тонкий аромат жасмина.

– А я вам, Элеонора.

Она отстранилась и посмотрела с удивлением:

– Но я никогда не считала отца идеальным, он не был ни любящим, ни… добрым.

– Не был добрым?

– Отец ненавидел все, что не поддавалось его влиянию, что он не мог контролировать, а значит, меня и мое нежелание сдерживать эмоции.

Элеонора отошла к туалетному столику, села, держа спину очень прямо, и принялась вытаскивать шпильки из прически.

– Отец не желал видеть на наших лицах никаких эмоций. Он был бы рад, если бы мы не испытывали их вовсе, потому что, радуясь, мы становились слишком возбужденными, а гневаясь, демонстрировали слабость. Но я не могла не испытывать чувств. Например, когда отец уезжал, мне становилось очень грустно.

Чарльз подошел ближе и принялся помогать ей, чтобы скорее увидеть прекрасные волосы распущенными.

– Удивительно, но я скучала по отцу, когда он был в отъезде.

Сердце Чарльза сжалось. Ведь и он скоро ее покинет. С каждым днем ему все труднее было смотреть в глаза правде, все труднее понять, какой сделать выбор – в пользу брака или долга. Чарльз не мог представить, что откажется от достижения поставленной цели, ему придется уйти, оставив Элеонору в Лондоне одну.

– Однажды я попросила отца отказаться от поездки. Мысль о том, что его не будет рядом, казалась невыносимой. – Элеонора сложила руки на коленях. – Я умоляла, даже расплакалась, отец сделал вид, что не замечает меня, а потом… потом…

– Что потом, Элеонора?

– Он ударил меня. С такой силой… Все случилось быстро, взмах… резкая боль… Эвандера вскоре отослали. Дорогие для меня отношения оборвались, в душе образовалась пустота. Но я получила хороший урок.

– Как он посмел ударить вас? – Будь ее отец жив, Чарльз немедленно отправился бы к нему и разобрался с ним. Как это низко – бить человека, который не может ответить.

Элеонора долго молчала.

– Его род не всегда принадлежал к аристократии, в отличие от маминого, это породило у него некоторые комплексы. По его мнению, нам следовало всегда демонстрировать стойкость, выдержку, силу.

Чарльз сжал зубы от гнева. Будь старый граф жив, он сам бы его прикончил. Ужас охватывал герцога, стоило представить, какой беспомощной ощущала себя Элеонора перед взрослым мужчиной.

– Потеря все равно вызывала боль. – Она повернулась и посмотрела ему в глаза. – И все это из-за сокровищ.

Чарльз смутился. Неужели сейчас она попросит его не уезжать?

– Чарльз…

– Да?

– Что, если добыть рубин можно, лишь используя методы наших отцов? Вы пойдете на это?

Он не ответил. Не мог. Данное слово надо сдержать. Из жизненного опыта он знал: не все желаемое можно получить законным путем. Раньше его это не волновало, он легко отказывался от того, что не мог купить. Но Кёр де Фю… Чарльз точно знал, что его появление в семейной коллекции заставило бы отца гордиться сыном.

– Я постараюсь сделать все возможное, чтобы сохранить верность принципам, – уклончиво ответил он.

– А если у вас не получится? – Элеонора не желала отступать. – Как далеко вы готовы зайти ради обладания камнем?

Чарльз ненавидел себя за то, что оказался связанным последней волей герцога.

– Вы не просили Эвандера дать разрешение просмотреть все тетради с трафаретом? – Элеонора отвернулась к зеркалу и вновь занялась волосами.

– Я не взял его с собой в Шотландию.

Одна шпилька выскользнула из ее пальцев и упала на пол. Чарльз поспешил поднять ее.

– Главным делом была наша свадьба, – добавил он, выпрямляясь.

– Значит, надо скорее вернуться в Лондон. – Она бросила взгляд через плечо. – Вы найдете разгадку и отправитесь в путь. И матушка будет рада узнать, что Эвандер жив.

Чарльз ничего не ответил. В сердце пылал огонь. Элеонора не просила его остаться, хотя и не желала расставаться. Следует заставить себя принять решение жить вместе с ней в Лондоне, но как это сделать? Ведь он сейчас, как никогда раньше, близок к исполнению мечты отца.

В карете, которая мчалась по пути к Лондону, ощущалось напряжение не только между Лотти и Эвандером, но и между Элеонорой и Чарльзом.

Элеонора понимала, что винить ей некого, она хотела выйти замуж, зная, что Чарльз отправится на поиски Кёр де Фю. Отчего же на душе так невообразимо тягостно?

Сколько она себя ни убеждала, все же вынуждена была признать, что беспокоит ее грядущее одиночество, а не способы, с помощью которых будет получен камень. Она опять будет жить в Лондоне без мужа. Все мужчины, которые были ей дороги в жизни, покидали дом ради возможности побывать в разных странах.

Элеонора ждала, когда же боль утихнет, но рана на сердце сильнее воспалялась, кровоточила, ни один признак не говорил о том, что она скоро заживет.

Она уверяла себя, что сможет быть счастлива и без Чарльза, что способна управлять чувствами и не даст им воли. Но стоило ей взглянуть в его синие глаза, и она понимала, что обманывается. Необходимо вернуться к прежним привычкам и контролировать себя постоянно, каждую минуту. Ради собственного блага.

Наконец казавшаяся бесконечной поездка закончилась – они прибыли в Лондон. Высадив Лотти у ее особняка, они отправились к дому Вестиксов, чтобы принести извинения матери Элеоноры. И разумеется, стать свидетелями ее радости по поводу возвращения сына.

Эдмондс распахнул дверь, когда они только подошли к лестнице. Он потрясенно посмотрел на Элеонору, потом на Чарльза, затем увидел Эвандера. Прикрыв рот рукой, дворецкий несколько мгновений стоял как завороженный, прежде чем справился с собой и приветствовал прибывших должным образом.

В гостиную, куда они проследовали, вскоре быстрым шагом вошла графиня и с порога произнесла:

– Элеонора Сьюзен Мюррей, вы…

Она застыла, веер выпал из руки и с треском упал на мраморный пол. Дрожащая рука с трудом дотянулась до губ.

– Бог мой… Эвандер. – По щекам графини покатились слезы. – Сын мой.

Женщина пошатнулась, хотела опереться на консоль у стены, но промахнулась и стала заваливаться на бок. К счастью, Эвандер проявил ловкость и подхватил мать.

– Матушка, простите мне долгое отсутствие.

Графиня горестно всхлипнула:

– Это ты, действительно ты. Мой милый мальчик. Ты дома. Ты… живой.

Она отвернулась, закрыв лицо руками. Несколько минут в комнате слышалось рыдание.

Эвандер обнял мать за плечи.

– Я больше никуда не уеду. Мне удалось пополнить состояние, его хватит нескольким поколениям.

– Будущее меня уже не волновало. Я потеряла обоих детей, и они внезапно вернулись… вместе.

Она нашла взглядом Элеонору и протянула руку.

Они стояли обнявшись – редкий момент для их семьи.

– Я недовольна твоим решением, – сказала ей мать сквозь слезы, бросив грозный взгляд на Чарльза. – Но рада, что ты вернулась домой.

Элеонора улыбнулась, хотя сама не знала, как относится к своему решению. Оставшись одна, наедине с болью, она может не раз пожалеть.

Графиня коснулась губами лба сначала сына, потом дочери. Затем приложила ладони к щекам и расправила подол безупречного голубого платья.

– Да, что же… Прошу меня извинить, надо привести себя в порядок. И велю подать чай.

Через некоторое время, когда стол был сервирован и все расселись, Элеонора погрузилась в свои мысли, дав возможность поговорить матери и брату. Чарльз сидел рядом с ней и тоже не проронил ни слова, но почти неотрывно смотрел на Элеонору, отчего у нее возникло неприятное подозрение.

Необходимо поговорить с мужем и просить его отказаться от поездки. Но как начать этот непростой разговор?

Чарльз все же не был таким бесчувственным, чтобы не понять, в каком состоянии Элеонора. И он был достаточно деликатен, чтобы не расспрашивать ее, когда она вполне ясно высказалась перед их отъездом из Комлонгона. Потеря того, кого любишь, всегда болезненна. А причина – бездушные предметы.

Очевидно, что ему не стоит отправляться на поиски рубина, но как же тогда выполнить последнюю волю отца? Как обрести покой в душе? К тому же путешествовать чрезвычайно увлекательно, намного интереснее, чем сидеть в промозглом, унылом Лондоне до конца своих дней.

Любовь… Что значит любить? К отцу он испытывал скорее уважение, нежели любовь. Отец заботился о нем, но это долг, обязанность родителя. Возможно, нечто похожее он испытывал к Лотти, но это была любовь брата к сестре.

Смех и улыбка Элеоноры наполняли сердце Чарльза восторгом. Только после знакомства с ней он впервые задумался о целесообразности поездки, появился необъяснимый страх потерять девушку, ставшую дорогим для него человеком.