Под ее ногой хрустнула ветка. Ченс не оглянулся, но глухо произнес:

— Я уже думал, что ты не придешь.

Дженна приблизилась и обняла его, прижимаясь всем телом к его мускулистой спине, Ченс улыбнулся, оглянувшись через плечо, но не сумел прогнать разочарованный взгляд.

— Тебе не в чем упрекать себя, Ченс, — произнесла она. — Это событие никто не смог бы предвидеть.

— Патерсон был прав: мне следовало оставить у моста надежную охрану, да и самому быть неподалеку.

— Мы построим его заново — ведь мы уже решили это.

Он испустил глубокий вздох и прищурился так, что вокруг его глаз собрались морщины.

— У твоего деда на это хватит денег, Дженна. Но это досадная потеря, даже для богача. Ничего не могу поделать, я чувствую себя виноватым.

В каньоне Росомахи было темно. Дженна не могла разглядеть его дно, но еще ощущала запах гари. Мост был поистине удивительным сооружением, строители гордились им. Оправиться от удара в этом случае было тяжелее, чем выдержать сам удар.

— Нельзя ли как-нибудь отомстить Дерфи?

Ченс обернулся, и Дженна положила голову ему на грудь. Она слышала, как бьется его сердце, и когда Ченс заговорил, его голос дрогнул от сдержанного гнева.

— Больше всего мне сейчас хочется перебраться через реку, найти Дерфи, собственными руками разорвать его на куски и взорвать всю его дорогу. Но невозможно доказать, что именно он взорвал мосты, к тому же в открытой вражде нам ничего не добиться. Эта дорога не стоит человеческой жизни.

— Кто-то считает иначе.

— Да, но нам потребуется неопровержимое доказательство прежде, чем мы выдвинем обвинения. Нам уже известно, что представители закона в Кердалене не очень-то расположены в нашу пользу, да и что они могут поделать? Нам нужен шпион.

Зло блеснув глазами, Дженна откинула голову, вглядываясь ему в лицо.

— Я знаю, какой человек нам нужен, Ченс. Его зовут Джетро Ритчи, он сопровождал меня до рудника. Он грубоват, но предан тому, кто ему платит.

Ченс слышал о Ритчи, частном сыщике и шпионе времен войны.

— Тогда я поговорю с ним. Только… Дженна, не рассказывай об этом Генри и всем остальным. Я не хочу вдаваться в объяснения и не хочу, чтобы кто-нибудь предупредил виновных. Чем меньше людей знает о нашем решении, тем лучше.

— Хорошо, но тебе незачем самому говорить с Ритчи. В конце недели я собираюсь в Кердален проведать дедушку. Я разыщу Ритчи и надеюсь, что он мне не откажет.

Ченс крепче обнял ее и хриплым голосом произнес:

— Только безумец способен в чем-нибудь отказать тебе.

Его поцелуй прервал радостное восклицание Дженны, и в ней мгновенно разгорелось пламя страсти. Револьвер Ченса упирался ей в живот — причем не только он. Дженна нашла пряжку пояса и расстегнула ее. Ремень с кобурой почти беззвучно упал в траву.

— Ты обезоружила меня, — прошептал Ченс, перебирая длинные светлые пряди ее волос.

— Этого я и добивалась, — ответила Дженна.

Она медленно сняла с Ченса жилет и рубашку, покрывая поцелуями его волосатую грудь, в то время как его губы скользили по ее шее, вызывая в ней вспышки возбуждения.

Пуговицы на блузке Дженны поддались рукам Ченса легче, чем застежки на платье прошлой ночью. Вскоре он справился с ними, и блузка вместе с нижней рубашкой свободно повисли над поясом ее юбки. На этот раз Дженна не надела корсета.

— Тебе следует одеваться вот так почаще, — заметил Ченс, сверкнув в темноте белозубой усмешкой.

Он глубоко вздохнул, когда ловкие пальцы Дженны нашли и расстегнули пояс его брюк. Прежде чем она успела пробраться дальше, Ченс обнял ее и повел подальше к деревьям, к уединенной поляне, окруженной лиственницами и соснами, которые скрыли их от чужих глаз и приглушили голоса. Поляну освещали звезды, и казалось, что она создана для любви.

Не медля, влюбленные избавились от остатков одежды и сложили ее на траве. Ченс привлек к себе Дженну. Его руки, грубые, но чуткие, прошлись по ее телу, вновь вызывая пламя страсти, которую Дженна еще никогда не испытывала. Его руки двигались все свободнее и увереннее, как и губы.

Дженна попыталась остановить его, когда губы Ченса спустились от груди к животу, прошлись по его гладкой коже и достигли самого потайного и чувствительного местечка ее тела. Дженна обняла Ченса за плечи, прижимаясь к нему, думая, что она умрет от полноты ощущений, если он не остановится, и вместе с тем понимая, что умрет еще быстрее, если он прекратит поцелуи.

— Ченс, не надо… перестань…

Но Ченс, должно быть, понял, что эти слова были проявлением стыдливости. Вскоре она была готова упрашивать его продолжать и откинулась на спину, утопая в сладостных ощущениях.

Дженна не знала, какое из наслаждений ей нравится больше — новое, в котором Ченс был настолько самоотверженным, или прежнее, которое они делили вместе. Но Ченс, казалось, прочитал ее мысли, и на мгновение Дженне показалось, что она взрывается изнутри. Он поднялся над ней, и их тела соединились. Его движения были порывистыми и сильными, но Дженна только радовалась этому и крепче сжимала ладонями его ягодицы, умоляя его продолжать. Вместе они пережили бурю эмоций, творцами которой были они сами. У Дженны вырвался крик, но опасаясь, что его услышат в лагере, она прикусила губу, приглушая голос. Одновременно она почувствовала, как Ченс вздрогнул и излился в глубину ее тела.

Удовлетворенные, они легли рядом на темной поляне, позабыв о смятой одежде. Ченс не переставал ласкать ее. С бывшим мужем Дженна никогда не испытывала такого наслаждения и вновь прогнала от себя мысль, что будет дальше, не желая даже знать, что готовит им завтрашний день.

Дженна лежала рядом с Ченсом, целуя его и шепча:

— Надо остаться здесь на всю ночь. Будь у нас одеяла…

Ченс не знал, откуда у него взялась эта уверенность — но не любовь этой женщины, которую он ни с кем не смог бы сравнить, а искренность ее слов заставила его поверить, что завтра между ними ничего не изменится. Неизвестно откуда ошеломляющее чувство вины накатило на него с такой силой, что Ченс замер. Его тело охватил жар, но быстро сменился холодным потом; Ченс расслабил руки, предаваясь тревожным мыслям.

Почему она доверяет ему так, словно вручила ему не только свое тело, но и душу? Разве Дженна не понимает, что в конце концов ему придется просто распрощаться с ней? Или она знает об этом, но все равно не тревожится? Может, длительные связи не привлекают эту женщину?

В таком случае он может не чувствовать себя виноватым. Но связь с Дженной была настолько сильна, что Ченс одновременно радовался и пугался. Будущее было неразрывно связано для нее с этим чудовищем Соломоном Ли. Если бы Ченсу удалось отделить Дженну от ее деда, ему было бы легче, но она была слишком предана старику. Она никогда не расстанется с ним, никогда не сможет поверить, что Соломон совершил преступление. Кроме того, Ченс чувствовал, что было бы жестоко разлучать Дженну с ее единственным родственником — это не принесло бы им счастья.

В полном замешательстве он отпустил Дженну.

— Тебе будет лучше вернуться в лагерь одной, Дженна, — предложил Ченс. — Я приду позднее.

Минуты полной душевной и физической гармонии истекли. Ченс и Дженна поднялись, разыскивая разбросанную вокруг них и под ними одежду.

Застегивая блузку и заправляя ее под юбку, Дженна неправильно истолковала внезапную отчужденность Ченса.

— Не тревожься о мосте, Ченс, и о разговоре с дедушкой тоже. Я знаю, он не станет обвинять тебя.

В нем вспыхнуло упрямство.

— Мне все равно, что он сделает. Я не собираюсь отчитываться перед ним. Вам обоим надо как следует это запомнить.

Едва эти слова сорвались с его губ, Ченс пожалел об ударе, который нанес Дженне, но вместе с тем понял, какой станет его жизнь, если он женится на ней. Им никогда не удается жить в мире. Соломон Ли всегда будет стоять между ними, пока не умрет, а такой крепкий старик, вероятно, дотянет и до ста лет. Но даже после смерти его тень будет преследовать их, а состояние ляжет на плечи Ченса ярмом, которое невозможно сбросить или забыть.

Дженна набросила на плечи шаль. Ее движения утратили привычную грациозность. Ченс подошел поближе и в лунном свете увидел слезы на ее щеках.

Чувство вины вновь охватило его, грозя задушить. Дженна прошла мимо, но Ченс остановил ее.

— Дженна… прости меня. Ты должна понять, что я ничего не могу с собой поделать. Я не позволю ему приказывать мне, я не стану ждать его похвалы так, как делаешь ты. Между нами никогда не будет примирения. Раны слишком глубоки, ты понимаешь?

Дженна с вызовом вскинула голову. Она слишком горда, и горе тому, кто сочтет ее слабой.

— Дедушка не такой, каким кажется тебе.

— Черт побери, чего ты хочешь от меня, Дженна? Я не могу забыть о том, что было.

— Да, но ты можешь попытаться понять, почему дедушка сделал это, и простить его.

— Пусть его простит Бог. Боюсь, мне это не под силу.

— А кто простит тебя, Ченс Кайлин? Не уверена, что ты виновен меньше его.

Ченс отпустил ее и долго смотрел, как торопливо Дженна удаляется к лагерю, пока ее фигурка не скрылась в темноте.

Что можно поделать с ненавистью и горечью, копившимися шестнадцать лет? Они слишком глубоко проникли в душу Ченса, они удерживали видения прошлого, раня не только его самого, но и других — так, как ранили Дженну. Жениться на ней было бы легко, но невозможно остаться в стороне от Соломона Ли. Стоит ему, Ченсу, войти в ненавистную семью, и он навсегда будет считать себя предателем.

ГЛАВА 4

Словно муравей, карабкающийся по склону горы, китайский кули по имени Шань повис над пропастью на веревке, удерживаемый людьми и мулами. На его широком поясе висели заряды динамита, ручной бур и кирка, необходимые, чтобы расширить трещины в камне.

Ченс сидел верхом на своем жеребце, наблюдая эту картину со дна каньона. Весь сегодняшний день он провел в одиночестве. Дженна осталась в Кердалене: посыльный сообщил, что она намерена провести там пару недель. Ченс подозревал, что причиной ее внезапного решения были его суровые слова. Откровенно говоря, он сильно скучал по ней. Он уже давно привык видеть Дженну рядом и теперь слишком остро осознавал пустоту, которую прежде заполняла она.

Визит Патерсона к Соломону Ли ничего не дал, попытка Генри представить Ченса некомпетентным инженером с треском провалилась, Соломон согласился с действиями Ченса и Дженны и с их решением перестроить мост, по-видимому, не считая Ченса виновным в случившемся.

Ченс без труда нашел замену рабочим, которые ушли вместе с Барлоу. Он оставил объявления о вакансиях на рабочие места во всех окрестных салунах, и теперь время от времени в лагере появлялись несколько новых людей. Еще две дюжины человек были наняты для охраны дороги — в отряд охранников отбирали людей, управляющихся с ружьем лучше, чем с лопатой. Вопреки словам Генри, в горах не переводился поток людей, ищущих работу неважно где, на золотых или серебряных рудниках или на строительстве железной дороги.

Ченсу так и не удалось выяснить, кто платил Весталу Уитмену. Этот человек жил отшельником, у него не было близких друзей, он постоянно опасался, что кто-нибудь отберет у него участок. Уитмен унес свою тайну в могилу, и узнать ее было невозможно — до того времени, пока Джетро Ритчи не обнаружит, кто приказал взорвать мосты.

До лагеря дошел слух, что тело Барлоу обнаружили на берегу озера Кердален. Поскольку тело было изуродовано почти до неузнаваемости, все решили, что он упал за борт и попал в колесо парохода. Ченсу почему-то казалось, что между гибелью Барлоу и бунтом в лагере есть какая-то связь.

Шань продвигался вниз по стене каньона спокойно и уверенно. Ченс наблюдал, как его крошечная фигурка болтается на скале. Шань был одним из лучших взрывников. Никто не знал, где он научился этому ремеслу, но Шань пользовался уважением многих рабочих, кроме тех, кто слишком хорошо помнил о его национальности.

Работа заставляла его подолгу висеть на скалах — до тех пор, пока Шань не пробуривал несколько отверстий и не закладывал динамит. Ченс решил, что беспокоиться ему не о чем и чашка кофе не помешает, поэтому пришпорил коня и поехал по каньону к главному лагерю. По всей длине трассы были рассеяны бригады рабочих, возводящих насыпи и мосты, — они разбивали собственные лагеря, это позволяло им не тратить силы и время на долгое возвращение в главный лагерь.

В лагере было тихо — слышался только шум из кухни, где Муди готовил ужин. Айвс и Патерсон уехали, а Лиман был еще в Спокане, где закупал древесину для мостов и шпал. Заказ был настолько большим, что Луису Вуду потребовалось дополнительное время, чтобы выполнить его.