Эти слова вернули Соломона в настоящее.

Лили снова засмеялась и повернулась, чтобы уйти на кухню. Только в этот момент она заметила Соломона и не сдержала удивленное восклицание. Все обернулись к ней.

Соломону хотелось сказать ей слишком многое, но не в комнате, полной незнакомых людей. Если бы его не заметили, может, он предпочел бы потихоньку уйти. Видя, как счастлива Лили, он погрустнел.

— Соломон… — недоверчиво произнесла Лили, и внезапно в ее глазах появился страх: — Что-нибудь с Ченсом?..

— Нет, нет, — поспешил успокоить ее Соломон. — Я просто приехал осмотреть боковую ветку, решил заночевать и заодно навестить тебя.

Лили облегченно вздохнула, но ее руки, перебирающие оборки передника, по-прежнему тряслись. Она представила гостя остальным, и узнав, кто он такой, рудокопы заметно притихли. Чувствуя, что Соломон желает поговорить с ней наедине, Лили предложила:

— Мне надо вернуться на кухню. Если хочешь, пойдем со мной.

На кухне было жарко.

Лили открыла плиту, и из нее вырвались клубы пара. Она выложила горячий хлеб на стол. Неловко стоя на пороге, Соломон наблюдал, как Лили намазывает маслом золотистые ломти, а ее руки движутся легко и грациозно. Он помнил эти руки… их прикосновение…

— По-моему, весь Байярд принюхивается к запахам твоей стряпни. Вишневый пирог я унюхал еще на улице. — Эти слова вызвали смех Лили.

— Значит, ты не откажешься его попробовать? — В зеленых глазах Лили промелькнули искры озорства. С таким же добродушием она беседовала с рудокопами.

Соломон действительно проголодался и воспользовался этим предлогом.

— Не могу поверить, что мне наконец-то доведется попробовать твою стряпню, Лили. — Он отодвинул стул от стола и сел.

Лили подала Соломону пирог и села рядом, наполнив две чашки кофе.

Соломон не переставал хвалить пирог. Смеясь, Лили отрезала ему еще.

— Можно подумать, что ты не ел целый день.

— Так оно и было. Этим утром нас ограбили, и я решил добраться сюда до темноты и гнал лошадей во весь опор. Очутившись здесь, я повалился в постель, как дряхлый старик, и заснул.

У Лили непривычно забилось сердце. Она слишком хорошо помнила, как завораживали ее взгляды Соломона. Неизвестно почему, она радовалась, что Бард еще не вернулся из Томпсон-Фоллс. Лили не хотела, чтобы Бард стал свидетелем этой встречи, хотя услышать о ней ему все равно придется.

— Должно быть, ты слишком жесток к самому себе, Сол, — заботливо проговорила она. — Ты постоянно устраиваешь себе испытания.

Соломон пожал плечами, уплетая пирог.

— Мои дни сочтены, Лили, и потому я не намерен их терять. А теперь скажи, как идут твои дела?

Лили любила поговорить о своем деле, к которому она прилагала столько сил.

— Сейчас у меня нет ни одной свободной комнаты, их занимают рудокопы. У меня есть помощница, только сегодня у нее выходной.

Соломон наслаждался ее воодушевлением. Даже в простом платье и переднике Лили оставалась прекрасной богиней его грез — богиней, на милость которой он вряд ли мог надеяться.

— Я рад слышать, что у тебя все хорошо, Лили, — искренне ответил Соломон. — И я тебе кое-что привез. — Он полез в карман и протянул ей пакетик, обернутый в белую бумагу и перевязанный лентой. Лили смутилась.

— Тебе незачем покупать мне подарки, Сол. Это совсем ни к чему.

— Я редко совершаю никчемные поступки. Я просто делаю то, что доставляет мне удовольствие.

Лили вновь вспомнила о Барде и задумалась, будет ли удобно принять подарок от прежнего поклонника теперь, когда она помолвлена. Но Соломон с нетерпением ждал ее ответа, и Лили поняла, что не решится огорчить его. Пусть Соломон был бессердечным с другими, но к ней всегда относился с любовью и вниманием.

Она развязала ленту, развернула обертку, а затем приподняла крышку коробочки, оказавшейся внутри. Под ней на подушечке из синего бархата лежал золотой медальон в форме сердечка на крученой золотой цепочке. В левом углу сердечко украшали два сапфира и три бриллианта.

Ошеломленная подарком, Лили взяла цепочку с бархатной подушечки и положила медальон на ладонь. На обратной стороне медальона было выгравировано: «Лили от Сола с любовью». У Лили подошел ком к горлу, и на глаза навернулись слезы.

Соломон подошел и взял из ее рук цепочку.

— Позволь помочь тебе.

— Какая прелесть, Сол! Такое украшение надо носить только по праздникам.

Соломон усмехнулся, застегивая цепочку у нее на шее.

— Носи его всегда, Лили. Незачем хранить его, чтобы надеть всего несколько раз в жизни. Я хочу, чтобы ты радовалась подарку.

— И помнила?

Ее лицо стало задумчивым. Соломон застегнул цепочку и с трудом поборол желание прижаться губами к изящному изгибу ее шеи. Он не замечал, что пряди черных волос Лили выбились из узла, что ее передник запачкан мукой и вишневым соком. Соломон был готов схватить ее в объятия немедленно, но что-то подсказывало ему, что невозможно так легко избавиться от долгих лет мучительных воспоминаний и вернуться к кратким, краденным минутам их любви. Пусть такая возможность больше никогда ему не представится, спешить сейчас не следовало. В спешке можно натворить немало ошибок, которые потом не поправишь.

Лили подняла медальон на ладони, а Соломон взял ее за другую руку.

— Я дарю тебе этот медальон, чтобы ты помнила меня, Лили. И еще потому, что прежде от меня тебе доставались одни горести. Это мое сердце. Оно принадлежит тебе, как принадлежало с нашей первой встречи, и будет твоим до самой моей смерти.

Соломон галантным жестом поднес руку Лили к губам, нехотя выпустил ее и взял со стола шляпу.

— А теперь мне пора.

Лили проводила его до двери. На пороге он обернулся — его глаза светились любовью. Подняв лицо Лили за подбородок мягкой, но немало повидавшей на своем веку рукой, Соломон поцеловал ее в щеку.

— Еще увидимся, Лили.

Лили смотрела ему вслед, желая окликнуть и в то же время понимая, что это ни к чему. Когда Соломон скрылся в двери гостиницы «Галена», Лили крепко сжала в ладони золотое сердечко. Она не знала, по кому плачет — по Дьюку или по Солу. Нельзя возродить прошлое, сохранив от него только хорошее и отбросив плохое. Прошлое можно только помнить.

И ей придется помнить об этом.

ГЛАВА 6

На пути в Кердален Ченс и Дженна почти не разговаривали. Дженна радовалась присутствию рядом охранников — это помогало смягчить напряжение между ней и Ченсом. Она удивлялась, как могут люди, еще вчера бывшие любовниками, сегодня стать совершенно чужими друг для друга.

Когда пароход причалил к пристани, солнце уже спускалось за горы.

— Встретимся завтра ровно в девять часов возле банка, — сообщил Ченс охранникам. — И держитесь сегодня подальше от салунов — завтра утром вы должны быть в полном порядке.

Пока он распоряжался, Дженна воспользовалась возможностью и улизнула. Она отправилась прямо в гостиницу, где снимал номера ее дедушка. Оказавшись в номере, Дженна попросила принести ей горячей воды.

Она едва успела погрузиться в ванну, когда в коридоре послышались шаги — даже по ковру они звучали слишком знакомо, и сердце Дженны стремительно забилось. Вскоре в дверь постучали, послышался приглушенный голос Ченса:

— Нам надо поговорить, Дженна. Можно войти?

Несколько секунд Дженна терялась в сомнениях: она и хотела, и не хотела его видеть.

— Сейчас я не могу, — ответила она, надеясь, что ее голос прозвучал твердо. — Я купаюсь.

— И собираешься купаться всю ночь? — насмешливо осведомился Ченс.

— Может быть.

За дверью послышался скрип досок пола. Дженна представила себе, как Ченс нетерпеливо переминается с ноги на ногу, как на его лице прорезаются морщины. После долгой паузы он отошел прочь. Дженна испытала легкое разочарование — он сдался слишком быстро. Но чего она ожидала? Что Ченс станет ломать дверь?

Вымывшись, Дженна положила голову на высокий край ванны и прикрыла глаза, решив полежать, пока вода не остынет. Мимо двери кто-то проходил, но тишину в комнате нарушало только приглушенное тиканье часов, и этот негромкий, размеренный звук убаюкивал Дженну.

— Вы великолепно выглядите, Дженна Ли.

Она в испуге открыла глаза, схватила со стула полотенце и попыталась прикрыть им грудь, погружаясь поглубже в воду.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

Ченс небрежно прислонился к косяку двери, отделяющей комнату Дженны от комнат ее деда. Он поигрывал ключом, расплывшись в мальчишеской усмешке.

— Просто сообщил, что мне надо кое-что взять из комнаты Соломона. Всем известно, что я его партнер. Клерк ни о чем не стал спрашивать.

— Ты должен был постучаться!

— Дверь была открыта. А ты выглядела так, что я решил помедлить с докладом.

Эта лесть смягчила Дженну, как и знакомый огонек в зеленых глазах Ченса.

— Терпеть не могу, когда за мной шпионят, — сказала она. — Но что тебе надо в комнате Соломона?

Ченс шагнул в комнату, по пути положив ключ на столик.

— Забыл. Только помню, что я хотел поговорить с тобой и ты меня не впустила.

Он прошелся по комнате и встал за спиной Дженны. Она напряглась и задрожала, когда сильные руки прикоснулись к ее плечам. Ченс склонился и покрыл страстными поцелуями изгиб ее шеи.

Дженна хотела что-то сказать, остановить его, но руки Ченса скользнули вниз, в воду, осторожно прошлись по ее груди, и Дженне расхотелось сопротивляться. В его руках она моментально становилась податливой.

— Убирайся, — неуверенно приказала она, пока прикосновения Ченса воспламеняли в ней страсть, о которой Дженна старалась забыть. — Я не желаю слышать, как ты оскорбляешь дедушку.

— Я не хочу больше говорить о нем, — проговорил Ченс в краткий промежуток между поцелуями, а затем прошептал, касаясь губами ее щеки: — Я соскучился по тебе, Дженна. Почему ты избегаешь меня?

В душе Дженны началась яростная борьба. Она знала, что не должна поддаваться своему желанию, что это не принесет ей ничего, кроме боли. Но, в конце концов, первый шаг в их связи сделала она сама, а Ченс всеми силами сопротивлялся ей. Дженна вспомнила собственные слова: «Не тревожься о завтрашнем дне». Какая глупость! Однако она говорила так в надежде, что любовь Ченса к ней окажется сильнее, чем ненависть к ее дедушке. Втайне ей хотелось, чтобы любовь лишила Ченса рассудка, несмотря на то, что это казалось почти невозможным.

— Я не собираюсь отрекаться от дедушки ради тебя, — заявила Дженна.

— А я и не прошу об этом.

Ченс отстранился. Без его тепла Дженна сразу ощутила озноб, странную пустоту в душе. Она оглянулась через плечо, опасаясь, что он уйдет. Но Ченс только снял жилет и теперь расстегивал влажную рубашку. Через минуту он снова вернулся к ней и погрузил в воду руку с зажатым куском ароматного мыла.

— Убирайся отсюда, Ченс Кайлин! Я не нуждаюсь в твоей помощи! — Дженна попыталась встать, но Ченс удержал ее.

— Успокойся, Дженна, я просто потру тебе спину. Ты ведь знаешь, грязи на ней собирается не меньше, чем в других местах, а дотянуться туда трудно.

— Нельзя иметь все сразу, Ченс.

Последовала долгая пауза, во время которой мыльная рука Ченса скользила по ее спине.

— Ты права, Дженна, — тихо подтвердил он. — Так что же выберешь ты?

— Нам не на что надеяться, Ченс, ты не желаешь забывать о прошлом. А я не могу продолжать… я хочу сказать, что будет лучше, если мы… или нет, нам лучше не…

— Что «не»? Не заниматься любовью?

Дженна кивнула, пытаясь справиться с комом в горле — расстаться навсегда с Ченсом ей хотелось меньше всего на свете. Но нельзя было продолжать связь без каких-либо надежд на будущее или хотя бы признания в любви. Дженна пыталась добиться этого, надеялась на лучшее, но с каждым днем все больше чувствовала себя словно вещь, которой пользуются, не спрашивая ее согласия.

— Хорошо, — согласился Ченс. — Пожалуй, это верное решение. А теперь помолчи и не мешай мне.

— Я могу сама потереть себе спину! Я уже вымылась! Отдай мыло! — Разозленная быстрым согласием Ченса, она схватила его за руку, но Ченс высвободился.

— Будь послушной девочкой хотя бы раз в жизни.

Что-то во взгляде Ченса подсказало ей: у него нет ни малейшего намерения прекращать их связь. Напротив, он решил тут же попытаться вновь соблазнить ее.

Дженна повернулась к нему спиной, чувствуя нарастающий гнев. Похоже, над этим человеком ей никогда не одержать верх. Выйдя из ванной, она наверняка окажется более уязвимой, чем сейчас.