— Что вы с ним сделали? — взгляд Хобсона перескочил от Джейми к зятю и обратно.

— Ничего смертельного. Положи ружье.

Хобсон не шевельнулся. Его лицо было покрыто грязью и отросшей бородой, но глаза были живые и внимательные.

— Я не причиню вам вреда. Положи его на землю.

— Вы нас не захватите, — сказал Хобсон. Его палец лежал на спусковом крючке, но в его голосе было заметно колебание.

— Вы уже схвачены, дурак. Не беспокойся, ничего не случится с тобой и парнем. Согласись, вам будет безопаснее в тюрьме, чем здесь.

Свистящий звук подчеркнул его слова, когда что-то пролетело в нескольких футах над его головой, и сверху посыпались срезанные веточки. «Наши стреляют», — подумал Джейми, рефлекторно приседая на корточки.

Хобсон испуганно дернулся, направив дуло мушкета на Джейми, потом дернулся снова, и его глаза удивленно расширились, а на его груди стал медленно расцветать красный цветок. Он в замешательстве посмотрел вниз на него; ствол его мушкета опустился вниз, словно увядший стебель. Потом он выронил ружье, осел на землю и, прислонившись к стволу поваленного дерева, умер.

Джейми развернулся, все еще не вставая с корточек, и увидел сзади Джорди Чизхолма с лицом, почерневшим от дыма выстрела, и удивленным выражением на нем, словно вопрошающим, как это получилось.

Снова прозвучал выстрел пушки, и ядро, ломая ветки, упало на землю недалеко от Джейми с таким стуком, что он почувствовал содрогание почвы через подошвы своих башмаков. Он бросился на живот и пополз к Хью Фаулзу, который теперь стоял на четвереньках, изрыгая содержимое желудка.

Он схватил Фаулза за руку, игнорируя лужу рвоты, и сильно дернул.

— Идем! — он встал на ноги, подхватив Фаулза за талию, и потащил его к роще позади них. — Джорди! Джорди, помоги мне!

Чизхолм подбежал к ним. Вдвоем они подняли юношу на ноги и полупотащили, полупонесли в укрытие.

Воздух был наполнен острым ароматом сока, медленно сочащегося из обломанных деревьев, и он внезапно подумал об огороде Клэр, раскопанной и вывороченной земле под его ногами и Хобсоне, сидящем возле поваленного дерева с удивленным выражением, все еще сохраняющимся в его глазах. Фаулз пах рвотой и дерьмом. Он надеялся, что пахло от Фаулза.

Ему пришло в голову, что его самого может вырвать от нервного напряжения, и он прикусил язык, снова почувствовав вкус крови, и сжал мускулы живота, пытаясь удержать рвоту.

Кто-то поднялся из кустов слева от него. Он автоматически поднял мушкет, который держал в левой руке, и выстрелил. Когда он прошел сквозь дым от выстрела, то увидел, что тот, в кого он стрелял, развернулся и побежал, налетая на деревья.

Фаулз уже мог стоять на своих ногах, и Джейми отпустил его руку, оставив Джорди поддерживать парня. Он упал на колено, нащупывая порох и пулю, разорвал патрон зубами, ощущая вкус пороха, смешанный с кровью, насыпал его в ствол, утрамбовал, вставил запал, проверил кремень и с чувством удивления отметил, что все это время его руки нисколько не дрожали, но делали свое дело со спокойной ловкостью, словно сами знали, что нужно делать.

Он поднял ствол и оскалил зубы, не осознавая, что делает это. Из-за деревьев появились трое мужчин; он поднял ружье, потом с последним обрывком сознательной мысли перевел его выше и выстрелил над их головами. Они остановились, он бросил мушкет и, выхватив из-за пояса кинжал, с криком бросился на них.

Крик оцарапал его горло, саднящее от дыма.

— Бегите!

Словно со стороны он наблюдал за собой и думал, что именно так поступил Хью Фаулз, и это показалось ему тогда глупым.

— Бегите!

Мужчины разбежались в разные стороны, как вспугнутые перепелки. Действуя как волк, он бросился за самым слабым, перепрыгивая через неровности. Свирепая радость затопила его ноги, расцвела в животе. Он мог бежать вечность; холодный ветер обдувал его лицо и свистел в его ушах, весенняя земля под его ногами пружинила, и он словно летел над травой и камнями.

Человек, которого он преследовал, услышал его бег, оглянулся назад и с воплем ужаса со всей силы врезался в дерево. Джейми бросился на свою добычу и, приземлившись на спину мужчины, почувствовал треск ребер под своими коленами. Захватив горсть сальных от пота волос, он задрал голову человека назад и едва удержался от того, чтобы не перерезать обнаженное беззащитное горло. Он уже чувствовал, как лезвие взрезает плоть, и кровь бьет горячей струей. Он жаждал этого.

Он с трудом сделал глоток.

Очень медленно он отвел кинжал от бешено бьющейся вены. Это движение заставило его задрожать от неудовлетворенной потребности, словно его оттянули от тела женщины, когда его семя было готово извергнуться.

— Вы мой пленник, — сказал он.

Человек уставился на него непонимающим взглядом. Он плакал; слезы проложили дорожки на его грязном лице, и он пытался говорить, но не мог вдохнуть достаточно воздуха с оттянутой назад головой. Джейми вдруг понял, что говорил по-гэльски, и мужчина его не понял.

Медленно он ослабил хватку и заставил себя отпустить голову бедняги. Порывшись в памяти, он нащупал английские слова, похороненные где-то под жаждой крови, пульсирующей в его мозгу.

— Вы… мой… пленник, — справился он, наконец, ловя ртом воздух между словами.

— Да! Да! Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте меня!

Человек под ним сжался, втянув шею в плечи и обхватив ее руками, словно боялся, что Джейми вопьется в нее зубами и перегрызет ему хребет.

Где-то в глубине сознания тот чувствовал неясное желание сделать это, но барабанный бой в его крови уже стихал. По мере ослабления биения в его ушах, он начинал слышать. Ветер больше не пел для него, а отправился по своим делам, беспечный и одинокий, шевеля по пути листву. Слышались отдельные ружейные выстрелы, но гром пушек прекратился.

Пот капал с его подбородка и бровей, и его рубашка была мокрой от пота, издавая сильный резкий запах.

Он медленно слез со своего пленного и встал на колени возле лежащего тела; мускулы его бедер дрожали и горели от усилия. Он почувствовал внезапную невыразимую нежность к человеку и протянул руку, чтобы дотронуться до него, но вдруг его объяло чувство ужаса, которое также неожиданно ушло. Он закрыл глаза и глотнул, чувствуя тошноту; язык, который он укусил, пульсировал болью.

Энергия, которую ему дарила земля, теперь вытекала из его тела через ноги, возвращаясь в почву. Он протянул руку и неловко похлопал пленного по плечу, потом встал на ноги, борясь с омертвевшим от нервного истощения телом.

— Вставайте, — сказал он. Его руки дрожали, и ему понадобилось три попытки, чтобы вложить дирк в ножны.

— Ciamar a tha thu, Mac Dubh? [174]— Ронни Синклер рядом с ним спрашивал, все ли у него в порядке. Он кивнул и отступил, когда Синклер поднял мужчину с земли и заставил его надеть вывернутый наизнанку сюртук. Парами и поодиночке подходили другие: Джорди, Линдсеи, Галлегер, группируясь вокруг него, словно железные опилки возле магнита.

Другие уводили пленных: всего шестерых мужчин, которые выглядели угрюмыми, напуганными или просто смертельно уставшими: все с вывернутыми наизнанку сюртуками, как показателем их статуса. Бледный и несчастный Фаулз был среди них.

Его сознание теперь очистилось, хотя его тело было вялым и тяжелым. У Генри Галлегера была кровавая царапина через весь лоб, один мужчина из Браунсвилла — Лайонел, кажется — держал руку под неестественным углом — очевидно, сломана. Больше, казалось, ранений не было, и это хорошо.

— Спроси, видели ли они МакКензи, — сказал он Кенни Линдсею на гэльском, коротко махнув рукой в сторону пленных.

Стрельба практически прекратилась. Звучали только случайные выстрелы, и стая голубей, шумно треща крыльями, пролетела над их головами.

Никто не видел и не знал Роджера МакКензи. Джейми кивнул, услышав это, и рукавом вытер остатки пота с лица.

— Или он вернется, или нет. Но что случилось, то случилось. Вы действовали великолепно, парни. Идемте.

Глава 66

Необходимая жертва

«Этим вечером мертвые были преданы земле с военными почестями, и три преступника, захваченные в сражении, были повешены перед всей армией. Казнь доставила людям большое удовлетворение; это была необходимая жертва для того, чтобы прекратить ропот солдат, которые настойчиво требовали немедленного совершения правосудия и казни ряда преступников, в сражении с которыми они подвергались опасности и теряли свои жизни и свою кровь.»

«Журнал похода против мятежников» У. Трайон

Роджер сильно дернул веревку, обвязанную вокруг запястий, но добился лишь того, что она еще сильнее впилась в его плоть. Он мог чувствовать горение содранной кожи и влажность на ней, как он решил, от крови, но руки настолько оцепенели, что он не был уверен в своих ощущениях. Его пальцы распухли, как сосиски, и казалось, что кожа на них сейчас лопнет.

Он лежал в тени поваленного дерева, где его бросили Баккли и его товарищи, предварительно связав кисти рук и лодыжки. Он мог бы замерзнуть, так как был весь мокрый от падения в реку, если бы не пытался отчаянно освободиться. Пот бежал по его шее и щекам, горящим от прилива разъяренной крови.

Они заткнули ему рот белым флагом, затолкав его так глубоко, что он чуть не задохнулся, и завязали рот его же шейным платком. Предок или нет, но он собирался искалечить Уильяма Баккли МакКензи, даже если это будет последнее в жизни, что он сможет сделать.

Выстрелы все еще раздавались где-то поблизости, но не залпами, а треском жареной кукурузы. Воздух вонял пороховым дымом, и временами между деревьев что-то свистело, как Бармаглот, [175]взрываясь и осыпая его ветками и листьями. Пушечные ядра?

Некоторое время назад ядро упало на берег реки, зарывшись в грязь, и на время остановило драку. Один из товарищей Баккли вскрикнул и, разбрызгивая воду, помчался прятаться среди деревьев, но второй остался, не обращая внимания на крики и стрельбу. Они вместе с Баккли смогли затолкать голову Роджера под воду и таким образом одолеть его. Он все еще чувствовал жжение речной воды в своих пазухах.

Он сумел подняться на колени, сгорбившись, как гусеница-землемер, но не поднимал голову выше бревна, опасаясь выстрелов. Ярость, бежавшая по его венам, была настолько сильна, что в действительности он не испытывал страха, однако он еще не совсем потерял голову.

Он потерся лицом о грубую кору дерева, пытаясь содрать полотно с лица. Это сработало; шейный платок зацепился за сучок, и он сильно дернул головой, отчего повязка сползла под подбородок. Кряхтя от усилий, он слегка вытолкнул изо рта белый платок, зацепил его за тот же сучок и отвел голову; мокрая тряпка вылезла из его рта, как если бы он был глотателем змей наоборот.

Его затошнило, и он почувствовал, как желчь поднимается в горле. Он жадно глотнул воздух, и его желудок немного успокоился.

Великолепно, теперь он может дышать, что дальше? Стрельба продолжалась; слева от себя он слышал треск кустов, где несколько людей бежали через кустарники.

Топот ног приблизился к нему, и он нырнул за бревно, как раз вовремя, чтобы избежать столкновения с телом, перелетевшим через него. Его новый сосед быстро поднялся на четвереньки и только тут обнаружил его присутствие.

— Ты!

Это был мужчина с черной бородой из окружения Хасбанда. Он уставился на Роджера, и его лицо медленно наливалось кровью. Роджер буквально чувствовал исходящий от него сильный запах страха и гнева.

Черная борода схватил его за грудки и дернул на себя.

— Это твоя вина! Ублюдок!

Со связанными руками и ногами, он не мог сопротивляться, но дернулся, пытаясь освободиться.

— Отпусти, дурак!

Только тогда человек понял, что он связан и от удивления отпустил его. Потерявший равновесие, Роджер упал на бок, больно ободрав лицо о кору дерева. Глаза Черной бороды изумленно расширились, потом сузились от ликования.

— Клянусь папашей, тебя схватили! Разве это не удача! Кто тебя поймал, дуралей?

— Он мой, — низкий голос с шотландским выговором позади них объявил о возвращении Уильяма Баккли МакКензи. — И какую вину ты имеешь в виду?

— Вот это! — Черная борода взмахнул рукой, показывая вокруг. — Этот проклятый краснобай явился утром в лагерь и заявил, что хочет поговорить с Хермоном Хасбандом наедине. Я не знаю, что, во имя ада, он ему сказал, только Хасбанд вышел из хижины сел на свою лошадь, сказал всем идти домой и уехал!

Черная борода впился взглядом в Роджера и, развернувшись, со всей силы врезал ему по лицу.