— Что ты ему сказал, чертова задница! — не ожидая ответа, он повернулся к Баккли, который, нахмурив густые брови, с глубоким интересом переводил взгляд от одного к другому. — Если бы Хермон был с нами, мы могли бы выстоять. Но его отъезд выбил почву из-под наших ног — никто не знал что делать, а когда мы очухались, Трайон потребовал, чтобы мы сдались. Конечно, мы не собирались сдаваться, но мы были не готовы к драке…

Он замолк, когда уловил взгляд Роджера, с неловкостью осознавая, что тот видел его паническое бегство.

Стрельба вокруг прекратилась, и установилась тишина. До Роджера дошло, что сражение не только закончилось, но и было полностью проиграно регуляторами. Что в свою очередь означало, что милиция в скором времени может появиться здесь. Его глаза все еще слезились от удара, но он проморгался и уставился на Черную бороду.

— Я сказал Хасбанду то же, что и говорю вам, — сказал он со всей уверенностью, которую смог изобразить, лежа на земле связанный, как рождественский гусь. — Губернатор настроен решительно. Он хочет подавить восстание, и судя по всему, он это сделал. Если вас заботит ваша шкура, я…

С невнятным рычанием Черная борода схватил Роджера за плечи и попытался разбить его голову о бревно.

Роджер извивался, как угорь. Он отпрянул назад, вырвался из объятий мужчины и боднул его головой, разбив тому нос. Он с удовлетворением услышал хруст кости и хрящей и ощутил поток горячей крови на своем лице, потом упал на локоть, задыхаясь.

Он никогда раньше не применял этот прием, называемый «поцелуем из Глазго», но выполнил его так, как будто пользовался им всю жизнь. Локоть болел ужасно, но ему было все равно. Пусть только Баккли подойдет ближе, и он получит такой же удар головой.

Баккли смотрел на него со смесью веселья и невольного уважения.

— О, даровитый мужик, не так ли? Предатель, соблазнитель чужих жен и хороший драчун, все в одном человеке.

Черная борода вскочил, глотая кровь, бегущую из его носа, но Роджер не обратил на него внимания. Он внимательно следил за Баккли; он знал, какого мужчину из двух ему следует опасаться.

— Человек, уверенный в своей жене, не должен беспокоиться, что кто-то сможет соблазнить ее, сказал он, немного умерив свой гнев. — Я уверен в своей жене и не нуждаюсь в твоей, amadain. [176]

Смуглый и раскрасневшийся от борьбы, Баккли покраснел еще сильнее, его щеки приобрели бордовый цвет. Однако он сохранял самообладание и глядел на Роджера с усмешкой.

— Женат, не так ли? Твоя жена, должно быть, уродина, если ты увиваешься вокруг моей. Или она выгнала тебя из своей постели, потому что ты не можешь прилично ее обслужить?

Веревка на запястьях напомнила Роджеру, что он находится не в том положении, чтобы пикироваться. Он с усилием воздержался от дальнейших высказываний и проглотил слова, вертящиеся на кончики языка. На вкус они показались ему отвратительными.

— Если не хочешь сделать свою жену вдовой, самое время уходить, — сказал он и кивнул головой в сторону, откуда доносились удаленные голоса. — Битва закончена, и вы проиграли. Не думаю, что они намерены брать пленников.

— Они взяли нескольких, — Баккли хмуро смотрел на него, не зная как поступить. «Вариантов у него немного», — подумал Роджер; Баккли должен отпустить его, оставить связанным или убить. Любой вариант из первых двух был для него приемлемым. Что касается третьего, ну что ж, если бы Баккли хотел его убить, он уже давно был бы мертв.

— Тебе лучше уйти, пока есть время, — предложил ему Роджер. — Твоя жена будет беспокоиться.

Было ошибкой упомянуть Мораг снова. Лицо Баккли еще больше потемнело, но прежде чем он смог что-то сказать, появилась его жена в сопровождении мужчины, который ранее помог связать Роджера.

— Уилл! О, Вилли! Слава Богу, ты жив! Ты не ранен? — она выглядела бледной и встревоженной; маленький ребенок у нее на руках, как обезьянка, цеплялся за ее шею. Несмотря на ношу, она протянула руку, чтобы убедиться, что муж цел.

— Не волнуйся, Мораг, — ответил Баккли грубо. — Я не ранен.

Однако он погладил ее руку и неловко поцеловал в лоб.

Игнорируя эту нежную встречу, товарищ Баккли потыкал Роджера носком башмака.

— Что делать с ним, Бак?

Тот заколебался, отвлеченный на мгновение от жены. Мораг, увидев Роджера на земле, приглушенно вскрикнула и зажала рот рукой.

— Что ты наделал, Вилли? — закричала она. — Отпусти его, ради Святой девы!

— Нет. Он гнусный предатель, — Баккли поджал губы, очевидно, рассерженный словами жены.

— Нет, не может быть! — крепко прижимая к себе сына, Мораг с тревожной складкой между бровей наклонилась над Роджером. Увидев его связанные руки, она ахнула и повернулась к мужу.

— Уилл, как ты можешь так обращаться с этим человеком, после того как он спас твою жену и твоего ребенка!

«Ради Бога, Мораг, отступись!» — подумал Роджер, увидев, как Баккли сжал кулаки. Он был очень ревнивым ублюдком, и то что, он оказался на проигравшей стороне, еще более усугубляло его гнев.

— Убирайся прочь, Мораг, — сказал Баккли, выражая мысль Роджера, но менее галантным языком. — Это не место для тебя и ребенка, уходите.

Черная борода, оправившийся к этому времени, встал рядом с Баккли и, осторожно прижимая руку к распухшему носу, злобно уставился на Роджера.

— Перерезать ему горло и покончить с этим, — он подчеркнул свое мнение ударом по ребрам Роджера, и тот загнулся, как креветка.

Мораг издала громкий крик и пнула Черную бороду по голени.

— Оставь его!

Черная борода от неожиданности взвизгнул и отпрыгнул назад. Второй компаньон, казалось, счел происшествие забавным, но быстро задушил смех, когда Баккли кинул на него яростный взгляд.

Мораг уже стояла на коленях с маленьким ножом в руке и пыталась одной рукой разрезать веревку на запястьях Роджера. Как бы он ни ценил ее добрые намерения, Роджеру не хотелось, чтобы она пыталась помочь ему. Было совершенно очевидно, что ревность прочно владела душой Уильяма Баккли МакКензи и сияла в его глазах зеленой яростью.

Баккли схватил жену за руки и вздернул на ноги. Испуганный ребенок стал вопить.

— Оставь, Мораг! — прорычал ее муж. — Уходи немедленно!

— Да, уходи! — с негодованием вмешался Черная борода. — Нам не нужна твоя помощь, грязная ведьма!

— Не разговаривай так с моей женой! — развернувшись, Бакли ударил кулаком Черную бороду в живот. Мужчина осел, открывая и закрывая рот с комичным видом. Роджер даже испытал некоторое сочувствие к нему; кажется, Черной бороде было лучше не встречаться ни с одним из МакКензи.

Другой их компаньон, зачаровано наблюдавший за происходящим, воспользовался случаем и вмешался, кивая на Мораг, которая пыталась успокоить ребенка.

— Что бы ты ни собирался сделать, Бак, делай это быстрее, и уходим, — он с опаской поглядел на реку. Судя по голосам, в их направлении двигались несколько мужчин. Милиция ловит пленных? Роджер надеялся на это.

— Да, — Баккли взглянул в направлении шума, потом повернулся к жене. Он взял ее за плечи, но мягко.

— Уходи, Мораг. Со мной все будет в порядке.

Она услышала нотку мольбы в его голосе, и ее лицо смягчилось. Однако она не ушла, а перевела взгляд с мужа на Роджера, который сейчас отчаянно пытался передать ей свою мысль.

«Уходи, ради Бога, женщина, прежде чем ты не прикончила меня!»

Мораг повернулась к мужу, решительно сжав челюсти.

— Я уйду. Но ты, Уильям Баккли МакКензи, поклянешься мне, что не тронешь и волоска на голове этого человека!

Глаза Баккли слегка расширились, а ладони сжались в кулаки, но Мораг стояла на своем, маленькая и непоколебимая.

— Поклянись! — сказала она. — Клянусь именем Святой девы, я не стану делить постель с убийцей!

Чувствуя себя не в своей тарелке, Баккли перевел взгляд от угрюмого мужчины с черной бородой на второго компаньона, который стоял, переминаясь с ноги на ногу, словно срочно захотел в туалет. Милиция придвигалась все ближе. Потом он посмотрел на жену.

— Хорошо, Мораг, — сказал он хрипло и слегка подтолкнул ее. — А теперь уходи!

— Нет, — она схватила руку мужа и потянула к себе. Маленький Джемми уже успокоился и, положив голову на плечо матери, громко сосал свой палец. Мораг положила руку мужчины на голову мальчика.

— Поклянись, головой сына, Вилли, что ты не покалечишь и не убьешь этого человека.

Роджер мысленно поаплодировал ее жесту, но боялся, что она зашла слишком далеко. Баккли напрягся, и кровь снова бросилась ему в лицо. Спустя мгновение, он, однако, кивнул головой.

— Я клянусь, — произнес он спокойно и опустил руку. Лицо Мораг расслабилось и, больше не разговаривая, она развернулась и ушла, прижимая ребенка к груди.

Роджер выдохнул. Боже, какая женщина! Он неистово надеялся, что она и ее ребенок будут в безопасности — хотя, если ее тупоголовый муж хочет упасть в яму и сломать себе шею…

Уильям Баккли, сузив зеленые глаза в размышлении, смотрел на него и не обращал внимания на нетерпение своего товарища.

— Давай, Бак! — мужчина оглянулся через плечо в направлении милиционеров, прочесывающих заросли. — Времени нет. Говорят, что Трайон намерен вешать пленных, и у меня нет никакого желания попасться им.

— Вот как? — произнес Баккли вполголоса. Он смотрел в глаза Роджера, и тому показалось, что в глазах мужчины зашевелилось что-то знакомое. Холодок пробежал по его спине.

— Он прав, — сказал он Баккли, кивнув на другого мужчину. — Уходите. Я не выдам тебя, ради твоей жены.

Баккли в раздумье скривил губы.

— Нет, — произнес он, наконец. — Я не думаю, что ты сможешь выдать меня.

Он наклонился и поднял с земли мокрый и грязный платок, призванный служить белым флагом. — Иди, Джонни. Присмотри за Мораг. Встретимся позже.

— Но, Бак…

— Иди! Я в безопасности, — с легкой улыбкой, не спуская глаз с Роджера, Баккли затолкал руку в свой карман и вытащил маленький кругляшок из серебристого металла. С некоторым потрясением Роджер признал свой милицейский значок с грубо выбитыми буквами «ОФ», чернеющими на оловянном диске.

Подбрасывая значок на ладони, Баккли повернулся к Черной бороде, который снова заинтересовался происходящим.

— У меня есть мысль относительного нашего общего друга, — он кивнул головой на Роджера. — Ты со мной?

Черная борода перевел взгляд на Роджера, потом снова на МакКензи, и медленная улыбка расцвела у него под красным опухшим носом. Холодок предчувствия, пробежавший вниз по спине Роджера, внезапно превратился в страх.

— Помогите! — взревел он. — На помощь, милиция! На помощь!

Он перекатился, избегая рук мужчин, но Черная борода вцепился в его плечи. Из-за деревьев послышались крики и топот бегущих ног.

— Нет, сэр, — сказал Уильям МакКензи, становясь рядом с ним на колени. Он железной хваткой ухватил его за подбородок, заглушая его вопли и заставляя открыть рот. — Я не думаю, что ты станешь говорить.

С небольшой улыбкой он засунул бывший флаг ему в горло и завязал рот изодранным шейным платком.

Потом встал, зажимая милицейский значок в руке. Когда кусты раздвинулись, он повернулся в их сторону и замахал рукой, приветствуя милиционеров.

Глава 67

После сражения

«Сейчас половина третьего. Враг полностью разбит, и армия находится в пяти милях от лагеря, хотя весьма желательно, чтобы она незамедлительно вернулась в свой лагерь на Аламансе. Оттуда были срочно высланы пустые фургоны для транспортировки убитых и раненных лоялистов, а также для доставки некоторых раненных мятежников, которым несмотря на это была оказана помощь и их раны были перевязаны.»

«Журнал похода против мятежников» У. Трайон

Мушкетная пуля раздробила локоть Дэвида Уингейта. Очень неудачно. Если бы пуля попала на дюйм выше, она сломала бы кость, но вылечить ее было бы гораздо легче. Я сделала полукруглый разрез с внешней стороны сустава и выскребла из капсулы расплющенную пулю и осколки костей. Хрящ был сильно поврежден, а сухожилие бицепса полностью оторвано. Я могла видеть его серебристый конец, который глубоко зарывался в темно-красную плоть мускула.

Я задумчиво покусала нижнюю губу. Если я оставлю все как есть, рука останется неподвижной навсегда. Если я смогу прикрепить оторванное сухожилие и хорошо собрать кости в суставной сумке, то, возможно, он сможет ею пользоваться, хотя и ограниченно.

Я огляделась вокруг; окружение напомнило мне станцию скорой помощи — повсюду лежали тела, инструменты и окровавленные повязки. Большинство тел шевелилось, слава Богу, даже если они просто стонали или ругались. Один мужчина был уже мертв, когда товарищи донесли его до лагеря, и теперь он, завернутый в одеяло, тихо лежал под деревом.