Его собственное дыхание было настолько незаметным и поверхностным, что она убрала руку, опасаясь, что давления ладони будет достаточно, чтобы помешать ему дышать. Но все же он дышал; она могла слышать слабое посвистывание воздуха в мундштуке, вставленном в его горло. Клэр реквизировала английскую трубку мистера Касуэлла, безжалостно оторвав ее янтарный мундштук. Торопливо выполосканный в спирте, он был в пятнах табачной смолы, но, казалось, хорошо исполнял свою роль.

Два пальца правой руки Роджера были сломаны; все ногти были обломаны до крови или вырваны. Ее горло напряглось от доказательства того, как отчаянно он боролся за свою жизнь. Его состояние казалось ей таким шатким, что она боялась прикасаться к нему, как если бы это могло столкнуть его с невидимой узкой грани между жизнью и смертью. И все же она понимала, что имела в виду ее мать: это же самое прикосновение могло удержать его, помешать ему перейти за черту и упасть в темноту.

Она сжала его бедро, чувствуя ободрение от того, что длинные мускулы под одеялом, прикрывающим его нижнюю часть, были крепки на ощупь. Он произвел тихий звук, напрягся и расслабился снова. В некоторый абсурдный момент ей пришла в голову мысль сжать его гениталии.

— Это точно дало бы ему знать, что я здесь, — пробормотала она, подавляя истеричное желание рассмеяться. Его нога немного дрогнула при звуке ее голоса.

— Ты слышишь меня? — спросила она мягко, наклоняясь вперед. — Я здесь, Роджер. Это я Бри. Не беспокойся, ты не один.

Ее собственный голос показался ей странным, слишком громким и грубым.

— Bi socair, mo chridhe, — сказала она и немного расслабилась, — tha mi seo. [178]

Гэльские слова заставили ее почувствовать облегчение; их формализм стал тоненькой дамбой против наплыва чувств, которые могли затопить ее, если дать им волю. Любовь, страх и гнев сплелись в такой интенсивный клубок, что у нее дрожали руки.

Она внезапно осознала, что грудь ее набухла и болела; за последние несколько часов у нее не было времени даже подумать о кормлении, уже не говоря о том, чтобы сцедить молоко. Ее соски покалывало, и она сжала зубы, когда маленькая струйка молока, смешанная с потом, намочила ее рубашку. Внезапно ей захотелось, дать Роджеру грудь, прижать его к себе и позволить жизни течь от нее к нему.

«Прикасайся к нему». Она забыла делать это. Спохватившись, она мягко пожала его руку, надеясь избавиться от чувства дискомфорта.

Он как будто почувствовал ее руку; один его глаз приоткрылся, и ей показалось, что в его глубине мелькнуло осознание.

— Ты похож на Медузу Горгону мужского пола, — произнесла она первое, что пришло ей в голову. Одна темная бровь немного дернулась.

— Пиявки, — пояснила она и дотронулась до одной из висящих на его шее пиявок. — У тебя борода из змей. Ты их чувствуешь? Они тебя не беспокоят?

Его губы шевельнулись, с очевидным усилием формируя беззвучное «нет».

— Не разговаривай, — она смущенно оглянулась на вторую кровать, но раненный мужчина, лежавший на ней, молчал, закрыв глаза. Она повернулась к Роджеру, наклонилась и быстро поцеловала его — не более чем легкое соприкосновение губ. Его рот дернулся, и она решила, что он хотел улыбнуться.

Ей захотелось накричать на него. Что случилось? Что, черт побери, ты натворил? Но он не мог ответить.

Внезапно ярость затопила ее. Не обращая внимания на людей, проходящих мимо палатки, она наклонилась, схватила его за плечо — за место, которое ей показалось не таким поврежденным, как все остальное — и прошипела ему на ухо:

— Как, во имя Бога, ты ухитрился попасть в это?

Его глаза медленно повернулись, остановившись на ее лице. Он сделал маленькую гримасу, которую она не смогла интерпретировать, а потом плечо под ее рукой начало трястись. Она смотрела на него в недоумении несколько секунд, прежде чем поняла, что он смеялся. Смеялся!

Трубка в его горле слегка покачивалась и издавала тихие хрипящие шумы, что окончательно вывело ее из себя. Она встала, прижав руки к горящей груди.

— Я скоро вернусь! — сказала она. — И, черт тебя побери, попробуй только уйти!

Глава 72

Трут для искры

Джеральд Форбс был успешным адвокатом и, обычно, так же и выглядел. Даже одетый в походный костюм, с лицом, измазанным пороховой сажей, он имел уверенный вид, что хорошо служило ему, как капитану милиции. Этот вид еще не покинул его, но он явно чувствовал себя не в своей тарелке, когда стоял в проеме палатки, сворачивая и разворачивая поля шляпы.

Сначала я предположила, что это было чувство неудобства, которое охватывает многих людей в присутствии больных, или, быть может, он ощущал неловкость из-за обстоятельств, приведших Роджера к травме. Но, очевидно, это было что-то другое; он только кивнул Брианне, которая сидела возле постели мужа.

— Мои сочувствия, мэм, — произнес он и сразу же повернулся к Джейми. — Мистер Фрейзер, могу я поговорить с вами? И миссис Фрейзер тоже, — добавил он с глубоким поклоном в мою сторону.

Я поглядела на Джейми, и когда он кивнул, встала и по привычке взяла свой медицинский ящичек.

Было очевидно, что я мало чем могла помочь. Исайя Мортон лежал в палатке Форбса на боку с белым блестящим от пота лицом. Он еще дышал, но очень медленно с ужасным булькающим звуком, который неприятно напомнил мне звук, вырвавшийся из горла Роджера, когда я проткнула его. Благодарение Богу, он был без сознания. Я произвела поверхностный осмотр и присела на пятки, вытирая лицо подолом моего передника; вечер не принес значительной прохлады, а в палатке было вообще жарко.

— Пуля пробила легкое, — сказала я, и оба мужчины кивнули, хотя уже знали об этом.

— Стреляли в спину, — мрачным тоном произнес Джейми. Он поглядел на Форбса, который кивнул, не отводя взгляда от раненого.

— Нет, — произнес он спокойно, отвечая на невысказанный вопрос, — он не был трусом. Мы двигались вперед, и сзади никого не было.

— Никаких регуляторов? Снайперов, засады? — спросил Джейми, и Форбс отрицательно покачал головой, прежде чем вопросы закончились.

— Мы преследовали нескольких регуляторов до реки, но на берегу остановились и позволили им уйти, — Форбс все еще держал шляпу в руках, продолжая скатывать и расправлять ее поля. — Мне не хотелось зря убивать.

Джейми молча кивнул.

Я кашлянула и аккуратно запахнула остатки рубашки на Мортоне.

— В него стреляли дважды, в спину, — сказала я. Вторая пуля задела только предплечье, но я видела направление борозды, которую она оставила.

Джейми на мгновение прикрыл глаза.

— Брауны, — произнес он с мрачной убежденностью.

Джеральд Форбс удивленно взглянул на него.

— Брауны? Он тоже так говорил.

— Говорил? — Джейми присел на корточки рядом с раненным мужчиной, нахмурив рыжие брови. Он взглянул на меня, и я безмолвно покачала головой. Я держала запястье Исайи Мортона и могла ощущать его мерцающий пульс. Вряд ли он заговорит снова.

— Когда его принесли, — Форбс присел на корточки рядом с Джейми, наконец, отложив в сторону истерзанную шляпу, — он спрашивал про вас, Фрейзер. А потом сказал: «Скажите Элли. Скажите Элли Браун». Он повторил это несколько раз, прежде чем он… — мужчина молча махнул в сторону Мортона, из-под полузакрытых век которого были видны белки закаченных в муке глаз.

Джейми выругался вполголоса на гэльском.

— Ты действительно думаешь, что это сделали они? — спросила я так же тихо. Пульс судорожно бился и дрожал под моим большим пальцем.

Он кивнул, глядя вниз на Мортона.

— Я не должен был позволить им убежать, — сказал он, как бы про себя, имея в виду Мортона и Алисию Баун.

— Возможно, ты не смог бы остановить их, — я протянула свободную руку, чтобы дотронуться до него с утешением, но не могла дотянуться, привязанная к пульсу Мортона.

Джеральд Форбс смотрел на меня в замешательстве.

— Мистер Мортон… тайно сбежал с дочерью человека при имени Браун, — деликатно объяснила я. — Брауны были не слишком довольны этим.

— О, понятно, — Форбс кивнул головой. Он поглядел на Мортона и прищелкнул языком со звуком, выражающим неодобрение и сочувствие. — Вы знаете, в какой отряд входили Брауны, Фрейзер.

— В мой, — коротко ответил Джейми. — Входили. Я не видел ни кого из них после сражения, — он повернулся ко мне. — Нужно что-нибудь сделать для него, сассенах?

Я покачала головой, но запястье мужчины не выпустила. Пульс не стал более стабильным, но и не ухудшился.

— Нет. Я думаю, он уже должен был умереть, но он даже не впал в кому. Пуля, должно быть, не задела главный кровеносный сосуд, но даже в этом случае…

Джейми глубоко вздохнул и кивнул.

— Да. Ты останешься с ним до…?

— Да, конечно. А ты возвращайся в палатку и посмотри все ли там в порядке. Если Роджер… в общем, придешь за мной, если будет нужно.

Он кивнул еще раз и ушел. Джеральд Форбс осторожно положил руку на плечо Мортона.

— Его жена… Я позабочусь, чтобы ей оказали помощь. Если он придет в себя, скажите ему это.

— Да, конечно, — снова произнесла я, но колебание в моем голосе заставило его приподнять брови.

— Дело в том, что он… гм… у него две жены, — пояснила я. — Он уже был женат, когда сбежал с Алисией Браун. Отсюда его проблемы с ее семьей.

Лицо Форбса стало комично удивленным.

— Понятно, — сказал он и мигнул. — …А… первая миссис Мортон. Вы знаете е имя?

— Нет, боюсь, я…

— Джесси.

Слово было не больше, чем шепот, но воздействовало на нашу беседу, как выстрел.

— Что? — моя рука на запястье Мортона, должно быть, напряглась, поскольку он вздрогнул, и я ослабила хватку.

Его лицо все еще было мертвенно-бледным, но глаза были открыты, затуманенные от боли, но определенно осмысленные.

— Джесси… — прошептал он снова. — Джеза… бель. Джесси Хатфилд. Воды.

— Во… Ах, да! — я отпустила его руку и взяла кувшин с водой. Он смог бы выпить весь кувшин, но я могла позволить ему только несколько маленьких глотков.

— Джезабель Хатфилд и Алисия Браун, — старательно произнес Форбс, очевидно записывая их имена в своей аккуратной адвокатской голове. — Правильно? И где эти женщины проживают?

Мортон вздохнул, закашлялся и внезапно прервался с резким болезненным вздохом. Он некоторое время боролся с удушьем, потом заговорил.

— Джесси — в Гранитных водопадах, Элли — в Гринборо, — он дышал очень мелко, задыхаясь между словами. И все же я не услышала бульканья крови в его горле и не видела, чтобы она сочилась изо рта или носа. Еще я слышала всасывающий звук от раны в его спине и, поддавшись неожиданному вдохновению, я легонько потянула раненого вперед и задрала его рубашку.

— Мистер Форбс, у вас есть листок бумаги?

— Что… ах, да. Вот… — Форбс непроизвольно полез в карман сюртука и вытащил свернутый листок бумаги. Я выхватила его, развернула и, намочив водой, прилепила к маленькому отверстию под лопаткой Мортона. Чернила смешались с водой и кровью и побежали темными ручейками по липкой коже, но сосущий звук резко прекратился.

Придерживая бумагу ладонью, я могла ощущать биение его сердца. Оно все еще было слабым, но точно более стабильным.

— Будь я проклята, — произнесла, наклоняясь, чтобы взглянуть в его лицо. — Ты не собираешься умирать, не так ли?

Пот лился по его лицу, и рубашка на груди была темная и мокрая, но губы его дрогнули в попытке улыбнуться.

— Нет, мэм, — сказал он, — не собираюсь. — Он все еще дышал короткими вздохами, но они стали более глубокими. — Элли. Ребенок… следующем… месяце. Скажите ей… я буду там.

Я вытерла ему пот с лица краем одеяла, которым он был накрыт.

— Мы приложим все усилия, чтобы ты был там, — заверила я его, потом оглянулась на адвоката, который слушал нас с открытым ртом.

— Мистер Форбс, я полагаю, будет лучше, если мы переместим мистера Мортона в мою палатку. Вы можете найти нескольких мужчин, чтобы перенести его?

Он резко захлопнул рот.

— О, да, конечно, миссис Фрейзер. Немедленно…

Однако он остался стоять на месте, и я увидела, как он стрельнул глазами на влажный листок бумаги, прилепленный на спине Мортона. Я тоже мельком взглянула на него. Между своими пальцами я смогла прочитать только несколько размытых слов, но этого было достаточно, чтобы понять, что оскорбительное замечание Джейми насчет гомосексуализма Форбса было, скорее всего, не верным. «Моя любимая Валенсия», — так начиналось письмо. Я знала только одну женщину с таким именем, которая жила в окрестностях Кросс-Крика в колонии Северная Каролина. Это была жена Кемпбэлла.