— Мне ужасно жаль, что ваша бумага испорчена, — произнесла я, тщательно разглаживая листок и безвозвратно замазывая кровью и чернилами уцелевшие слова. — Боюсь, что ничего уже нельзя прочитать.

Он глубоко вздохнул и нахлобучил шляпу на голову.

— Все в порядке, миссис Фрейзер. Ничего страшного. Я пойду и найду мужчин.

Вечер принес избавление от жары и от мух. Привлеченные потом, кровью и навозом, они оккупировали лагерную стоянку, ползая повсюду, кусая и гудя самым невыносимым образом. Еще долго после наступления сумерек, я машинально продолжала хлопать по рукам и шее, поскольку постоянно ощущала щекотанье их лапок.

Но теперь они исчезли. Я оглядела свое маленькое королевство, увидела, что все дышали — хотя и с поразительным разнообразием звуковых эффектов — и вынырнула из палатки, глотнуть свежего воздуха.

Люди недооценивают способность дышать. Я постояла некоторое время, закрыв глаза, и наслаждаясь процессом поднятия и падения грудной клетки, мягким потоком живительного очищающего воздуха. Проведя несколько часов в стараниях помешать воздуху выходить из раны Исайи Мортона и, наоборот, пытаясь вдохнуть его в Роджера, я высоко ценила привилегию дышать. Ни один из них не мог сделать хотя бы один вдох без боли, но оба дышали.

Они остались моими единственными пациентами; другие серьезно раненые были разобраны хирургами своих отрядов или переведены в палатку губернатора, где ими занялся его личный врач. Легкораненые вернулись к своим товарищам, хвастаясь своими ранами или заглушая боль пивом.

Я услышала вдалеке звуки барабанов, которые, выбив торжественную дробь, внезапно замолкли, и после мгновения тишины, когда, казалось, прекратилось всякое движение, последовал залп орудий.

Братья Линдсей, растянувшиеся возле костра рядом с палаткой, тоже глядели в направлении звуков.

— Что это? — спросила я их. — Что случилось?

— Хоронят мертвых, миссис Фрейзер, — ответил Эван. — Не беспокойтесь.

Я помахала им рукой и отправилась к реке. Лягушки пели вариации на тему боя отдаленных барабанов. Воинская почесть для павших в битве. Я задумалась, будут ли два повешенных главаря регуляторов похоронены здесь же, или для них приготовлена другая более скромная могила, а, может быть, их тела забрали родственники. Трайон не был человеком, который может оставить даже трупы врагов на съедение мухам.

Он, конечно, уже знал об ошибке. Придет ли он принести свои извинения? Да и какое извинение можно принести? Только благодаря чистому везению и новой веревке Роджер остался жив.

И он все еще мог умереть.

Когда я клала руку на Исайю Мортона, я могла чувствовать горение пули в его легком, но еще сильнее горело его свирепое желание выжить, несмотря ни на что. Когда я клала руку на Роджера, я ощущала лишь слабую искру. Я слышала свист его дыхания и мысленным взором видела выгоревшее полено с маленьким тлеющим участком, жар которого был на грани исчезновения.

«Трут», — внезапно пришла мне в голову нелепая мысль. Когда огонь на грани угасания, вы раздуваете искру, но должен быть трут, который может эту искру поймать, подпитать ее и дать вырасти в огонь.

Скрип колес оторвал меня от задумчивого созерцания зарослей тростника. На берег выехал маленький фургон, запряженный лошадью, и с одним ездоком на передке.

— Миссис Фрейзер? Это вы?

Я не сразу смогла признать голос.

— Мистер МакЛеннан? — удивилась я.

Он остановил повозку рядом со мной и прикоснулся к своей шляпе. В тусклом свете звезд его лицо было темным и суровым.

— Что вы здесь делаете? — спросила я, подходя ближе и понижая голос, хотя рядом никого не было.

— Я приехал забрать Джо, — ответил он, слегка кивнув на повозку. Это не должно было стать для меня потрясением; я видела смерть и раны весь день, и я была мало знакома с Джо Хобсоном. Однако я не знала, что он был мертв, и от этой новости мурашки пробежали по моей коже.

Без дальнейших разговоров я подошла к фургону. Повозка слегка дернулась и затряслась, когда Абель поставил ее на тормоз и слез с передка, присоединившись ко мне.

Тело не было прикрыто, хотя кто-то положил большой не совсем чистый платок на его лицо. Три огромные черных мухи сидели на нем. Я махнула рукой, сгоняя их; они взлетели, гудя, и снова уселись на тело вне пределов моей досягаемости.

— Вы участвовали в битве? — спросила я, не глядя на Абеля МакЛеннана. Он должен был находиться с регуляторами, но я не ощущала от него запах пороха.

— Нет, — тихо произнес он за моей спиной. — У меня не было никакого желания драться. Я приехал в лагерь вместе с Джо Хобсоном, мистером Гамильтоном и другими, но когда стало ясно, что сражение неизбежно, я уехал. Я укрылся за мельницей с другой стороны города. И потом, когда солнце село, а от Джо не было никаких вестей… я вернулся, — закончил он просто.

— Что теперь? — спросила я. Мы говорили тихо, как если бы боялись нарушить сон мертвеца. — Вам нужна помощь, чтобы похоронить его? Мой муж…

— О, нет, — прервал он меня. — Я отвезу его домой, миссис Фрейзер. Спасибо вам за доброту. Если бы вы могли найти мне немного воды и еды в дорогу…

— Конечно. Подождите меня здесь, я все принесу.

Я заторопилась назад к нашей палатке, думая, как далеко находится Пьяный ручей от Аламанса. Четыре дня, пять, шесть? А солнце так и палит, и мухи… Но я могла распознать, когда шотландец настроен решительно, и потому не стала спорить.

Минуту у меня занял осмотр двух мужчин. Оба дышали, шумно, мучительно, но дышали. Я сменила влажную бумагу на спине Мортона на кусочек промасленной ткани, смазав ее по краям медом, и она превосходно запечатала пулевое отверстие. Никакой утечки воздуха.

Брианна все еще сидела рядом с Роджером. Она нашла деревянную гребенку и расчесывала его волосы, осторожно вытаскивая из них колючки и прутики, и медленно, и терпеливо распутывала колтуны. При этом она тихонечко навевала «Frère Jacques». [179]На лифе ее платья виднелись влажные круги. В течение дня она несколько раз выходила, чтобы сцедить молоко, но, очевидно, снова пришла пора для сцеживания. Ее вид заставил меня живо вспомнить боль в загрубевшей груди.

Она подняла на меня глаза. Я коснулась своей груди и коротко кивнула на вход в палатку, приподняв бровь. Она кивнула и немного улыбнулась, пытаясь показать, что все хорошо, но в ее глазах я видела уныние. Думаю, она поняла, что даже если Роджер останется жив, он, возможно, никогда не сможет петь или даже просто говорить.

Я не могла ничего сказать из-за кома в горле, только кивнула ей и вышла со свертком под рукой.

Из темноты передо мной выступила фигура, и я почти наткнулась на нее. Я вскрикнула и остановилась, прижав пакет к груди.

— Мои извинения, миссис Фрейзер. Я не думал, что вы не видите меня.

Это был губернатор. Он сделал шаг, попав в полосу света из палатки.

Он был один и выглядел очень усталым, лицо было хмурое и помятое. От него пахло алкоголем, по-видимому, его совет и офицеры праздновали победу. Однако глаза его были ясные, а шаг твердый.

— Ваш зять, — сказал он и поглядел на палатку за моей спиной. — Он…

— Он жив, — произнес негромкий глубокий голос позади губернатора, и тот развернулся с невольным восклицанием. Я вскинула голову.

Я увидела двигающуюся тень, которая обрела форму, и вот Джейми медленно появился из ночи, поднявшись с земли, где он сидел под гикори. Как долго он оставался там, задалась я вопросом.

— Мистер Фрейзер, — губернатор вздрогнул, но выпятил челюсть и сжал кулаки. Ему пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на Джейми, и я видела, что ему это совсем не нравится. Джейми тоже видел это, но ему было наплевать. Он стоял близко к Трайону, нависая над ним с таким выражением на лице, которое могло испугать многих людей.

Оно, казалось, пугало и Трайона, но он задрал подбородок, твердый в намерении сказать то, что собирался.

— Я пришел, чтобы извиниться за причиненные вашему зятю страдания, — сказал он. — Это была прискорбная ошибка.

— Очень прискорбная, — эхом отозвался Джейми с ироничной интонацией. — И будьте так любезны пояснить, как… такая ошибка… могла произойти?

Он сделал шаг вперед, и Трайон автоматически отступил. Я видела, как по его лицу разливается краснота, а губы сжимаются.

— Это была ошибка, — повторил он сквозь зубы. — Его неверно опознали, как одного из главарей регуляторов.

— Кто? — голос Джейми был вежлив.

Маленькие яркие пятна горели на щеках губернатора.

— Я не знаю. Несколько мужчин. У меня не было причин сомневаться, что это так.

— Действительно? И Роджер МакКензи ничего не сказал в свою защиту? Разве он не сказал, кто он?

Губернатор закусил верхнюю губу зубами, потом отпустил.

— Он не… говорил.

— Потому что, дьявол вас забери, он был связан, а рот заткнут! — закричала я. Я сама вытащила кляп из его рта, когда Джейми срезал тело с дерева. — Да вы же не позволили ему говорить, вы, вы…

Свет лампы из-под откинутого клапана палатки мерцал на серебряном полумесяце губернаторского горжета. [180]Рука Джейми очень, очень медленно поднялась — так что Трайон не почувствовал никакой угрозы — и обхватила его горло как раз выше горжета.

— Оставь нас, Клэр, — произнес он. В его голосе не слышалось особой угрозы, просто его тон был сухим. Паника сверкнула в глазах Трайона, и он дернулся назад, блеснув серебряным полумесяцем.

— Как вы смеете поднимать на меня руку, сэр?

Его паника сменилась яростью.

— О, я смею. Поскольку вы подняли руку на моего сына.

Я не думала, что Джейми на самом деле собрался увечить губернатора. С другой стороны, это никоим образом не походило на простую попытку запугивания; я чувствовала холодный гнев внутри него и видела ледяной огонь в его глазах. Трайон тоже.

— Это была ошибка! И я хочу ее исправить, насколько смогу! — Трайон держался твердо, сверкая глазами.

Джейми издал презрительный звук глубоко в горле.

— Ошибка. Лишение жизни невинного человека, для вас не более чем ошибка? Вы убьете и изувечите ради вашей славы, не принимая во внимание, сколько разрушения и горя оставите после себя, лишь бы украсить отчет о своих деяниях. Как это будет смотреться в отчетах, которые вы пошлете в Англию, сэр? То, что вы направили пушки на собственных граждан, вооруженных только ножами и дубинками? Или вы отрапортуете, что подавили восстание и восстановили порядок? Напишите ли вы, что в вашем стремлении к мести, вы повесили невинного человека? Что вы совершили ошибку? Или напишите, что наказали зло и совершили правосудие во имя короля?

Мускулы на скулах Трайона напряглись, и его руки дрожали, но он сдерживал себя. Он сильно выдохнул через нос, прежде чем заговорить.

— Мистер Фрейзер, я скажу вам, что известно лишь некоторым, но еще не является общим достоянием.

Джейми не ответил, но приподнял одну бровь, вспыхнувшую красным цветом на свету. Его глаза были холодными, темными и немигающими.

— Я назначен губернатором колонии Нью-Йорк, — сказал Трайон. — Приказ о назначение прибыл месяц назад. Я уеду к июлю, чтобы занять новую должность, на мое место назначен Джосайя Мартин, — он перевел взгляд на меня, потом снова на Джейми. — Таким образом, вы видите, что у меня не было никакой личной заинтересованности в этом деле, и у меня не было никакой необходимости прославляться своими деяниями, как выразились вы.

Его горло дернулось, когда он сглотнул, но его страх в его голосе сменился таким же холодом, как и у Джейми.

— Я делал, то, что был обязан делать. Я не мог уехать из колонии, оставив ее в состоянии беспорядка и мятежа для моего преемника, хотя мог, наверное, сделать это с полным правом.

Он вздохнул и шагнул назад, заставив свои кулаки разжаться.

— Вы знаете войну, мистер Фрейзер, и знаете, что такое долг. И если вы будете честным человеком, то признаете, что ошибки совершаются, как на войне, так и в понятии долга. Иначе быть не может.

Он прямо встретил взгляд Джейми, и они стояли в тишине, глядя друг на друга.

Мое внимание было резко отвлечено от этой конфронтации плачем ребенка, и я увидела, как из палатки высочила Брианна.

— Джем, — сказала она. — Это Джемми!

Возбужденные голоса приближались с дальней стороны лагеря, и вот появилась округлая подпрыгивающая фигура Фиби Шерстон, которая выглядела немного напуганной, но решительной. За ней следовали два раба: мужчина с двумя огромными корзинами, и женщина со свертком в руках, который извивался и страшно орал.