Джейми приподнял брови и медленно кивнул.

— И он стремился спастись, повесив вместо себя Роджера Мака? Сказаться мертвым — превосходный способ избежать ареста и преследований. Да это была умная мысль, хотя и немного плохая, — добавил он справедливости ради.

— О, только немного?

Он, казалось, меньше сердился на фиктивного МакКуистона, чем на губернатора, но, с другой стороны, вина Трайона была очевидна.

Мы подошли к колодцу. На его срубе стояло ведро с водой, нагретой солнцем. Он закатал рукава и, сложив ладони чашей, поплескал водой в лицо, потом яростно потряс головой, разбрызгивая капельки на гортензии миссис Шерстон.

— Губернатор вспомнил, как выглядели эти мужчины? — спросила я, вручая ему сложенное полотенце, лежащее здесь же на срубе колодца. Он взял его и вытер лицо, качая головой.

— Только одного, того, у которого был значок и который вел весь разговор. Он сказал, что это был светловолосый мужчина, очень высокий с хорошей фигурой. Он так же думает, что у мужчины были зеленые глаза. Трайон не обращал особого внимания на их внешность, так как был очень занят, но это он вспомнил.

— Иисус Рузвельт Христос, — сказала я, пораженная внезапной мыслью. — Высокий, светловолосый и зеленоглазый. Не думаешь ли ты, что это мог быть Стивен Боннет?

С широко открытыми глазами он с изумлением уставился на меня из-за края полотенца.

— Иисус, — произнес он в свою очередь и рассеянно положил полотенце назад. — Я даже не подумал об этом.

Я тоже. Все, что я знала о Боннете, не вписывалось в образ регулятора, большинство из которых являлись бедными отчаявшимися людьми, как Джо Хобсон, Хью Фаулз и Абель МакЛеннан. Некоторые были воинствующими идеалистами, как Хасбанд и Гамильтон. Стивен Боннет, вероятно, временами бывал бедным и отчаявшимся, но я была уверена, что выражать правительству свой протест он не станет. Он применит насилие. Возможно, убьет судью или шерифа за непомерные поборы. Но, нет… это смешно. Насколько я знала, Стивен Боннет вообще не платил никаких налогов.

— Нет, — Джейми отрицательно покачал головой, очевидно, придя к такому же заключению. Он смахнул капельку влаги с кончика носа. — В этом деле деньгами не пахнет. Даже Трайон был вынужден просить заем у графа Хиллсборо, чтобы заплатить ополчению. А регуляторы… — он махнул рукой, отвергая мысль о регуляторах, могущих кому-нибудь заплатить. — Я не знаю много о Стивене Боннете, но думаю, только обещание золота могло привести его на поле боя.

— Да, это верно, — из открытого окна раздалось позвякивание фарфора и серебра, сопровождаемое приглушенными голосами рабов, которые накрывали на стол. — И я думаю, Стивен Боннет никоим образом не может быть Джеймсом МакКуистоном, не так ли?

Он рассмеялся, и его лицо впервые за время нашего разговора расслабилось.

— Нет, сассенах. Что еще я знаю о Бонннете — это то, что он не умеет читать и вряд ли сможет написать свое имя.

Я выпучила на него глаза.

— Как ты узнал об этом?

— Мне сказала Сэмюель Корнелл. Он сам не встречался с Боннетом, но он рассказывал, что к нему приезжал Уолтер Пристли, чтобы занять денег. Он был удивлен, так как Пристли — богатый человек, но тот сказал ему, что прибывает корабль с грузом, за который он должен заплатить золотом, поскольку человек, доставивший груз, не возьмет ни складские квитанции, ни сертификаты провозглашенных денег, ни даже банковскую тратту. Он не доверяет словам на бумаге, которые не может прочитать сам, и при этом не доверит прочитать их никому. Так что, остается только золото.

— Да, это действительно похоже на Боннета, — я развернула его пальто, который держала в одной руке и стала вытряхивать его, отворачивая лицо от клубов красноватой пыли. — Насчет золота… Ты не думаешь, что Боннет мог оказаться возле Аламанса случайно? Может быть, по дороге в Речной поток?

Он мгновение подумал, но потом покачал головой, заворачивая манжеты рукавов.

— Это не та война, сассенах, когда человек может оказаться во власти обстоятельств. Армии находились друг против друга два дня, а сторожевые линии были дырявы, как рыбацкие сети; не составляло большого труда уехать с Аламанса или вообще объехать его стороной. И потом Аламанс слишком далеко от Речного потока. Но кто бы ни пытался убить молодого Роджера, он был здесь по своей собственным делам.

— Таким образом, мы вернулись к таинственному мистеру МакКуистону, кем бы он ни был.

— Возможно, — произнес он с сомнением в голосе.

— Но кто еще это мог быть? — запротестовала я. — Уверена, ни у кого среди регуляторов не было ничего личного против Роджера!

— Может быть, — согласился Джейми, — но мы ничего не сможем точно сказать, пока парень сам все не расскажет.

После окончания ужина, во время которого, разумеется, не было никакого упоминания о МакКуистоне, Стивене Боннете или о чем-либо подобном, я встала, чтобы пойти проверить Роджера. Джейми пошел вместе со мной и без слов выслал из комнаты рабыню, которая сидела возле окна, починяя одежду. Кто-нибудь всегда должен был находиться с Роджером, чтобы смотреть — не забилась ли трубка, не сместилась ли она, поскольку для него она пока оставалась единственным средством дыхания. Пройдет еще несколько дней, пока опухоль в его горле спадет достаточно, чтобы я рискнула удалить трубку.

Джейми ждал, пока я проверяла пульс и слушала дыхание Роджера, потом по моему кивку сел на стул рядом с кроватью.

— Ты знаешь имена мужчин, которые выдали тебя? — спросил он без всяких предварительных маневров. Роджер посмотрел на него, нахмурив черные брови, потом медленно кивнул и показал один палец.

— Одного из них? Сколько их было?

Три пальца. Это соответствовало словам Трайона.

— Они были регуляторами?

Кивок.

Джейми взглянул на меня, потом перевел взгляд на Роджера.

— Это не был Стивен Боннет?

Роджер сел прямо с открытым ртом. Он схватился за трубку, торчащую из горла, изо всех сил пытаясь заговорить, и яростно затряс головой.

Я схватила его за плечо, другой рукой удержала трубку, которую он почти выдернул из разреза. Рана открылась, и струйка крови побежала по его шее. Сам Роджер, казалось, не обращал на это внимание; его взгляд был направлен на Джейми, а рот открывался, задавая беззвучные вопросы.

— Нет, нет. Если ты его не видел, значит, его там не было, — Джейми твердо положил руку на другое его плечо, помогая мне положить его на подушку. — Просто, Трайон описал высокого светловолосого мужчину. Возможно, с зелеными глазами. Мы подумали…

Лицо Роджера расслабилось. Он снова покачал головой и откинул голову назад. Джейми продолжил:

— Ты, однако, знал этого человека прежде? — Роджер взглянул на него, потом пожал плечами. Он выглядел немного раздраженным и беспомощным; я слышала, как его дыхание ускорилось и со свистом выходило из янтарного мундштука. Я со значением откашлялась, с нахмуренными бровями глядя на Джейми. Роджеру не грозила непосредственная опасность, но это не означало, что с ним все было хорошо. Ничего подобного.

Джейми проигнорировал меня. Он прихватил с собой ящичек для эскизов Брианны, когда поднимался наверх. Теперь он положил на него листок бумаги и поставил его на колени Роджера, потом протянул ему оточенный угольный карандаш.

— Ты попробуешь еще раз? — он пытался заставить Роджера общаться с помощью бумаги сразу же, как тот пришел в сознание, но руки Роджера слишком распухли, чтобы он мог держать карандаш. Они все еще выглядели ужасно, но периодическое приставление пиявок и мягкий массаж улучшили их состояние, и они стали немного походить на нормальные руки.

Губы Роджера сжались на секунду, но он неуклюже обхватил карандаш пальцами. Первые два пальца на этой руке были сломаны, и маленькие щепки, которые я использовала в качестве шин, заставляли их торчать наподобие буквы «V».

Роджер, сосредоточено хмурясь, начал медленно писать. Джейми придерживал бумагу обеими руками, чтобы она не скользила.

Карандаш переломился, и два его обломка полетели на пол. Я наклонилась, чтобы поднять их, а Джейми склонился над измазанным листком, на котором были корявые «У» и «М», потом пробел и «МАК».

— Уильям? — он вопросительно взглянул на Роджера. Пот блестел у того на скулах, но он коротко кивнул.

— Уильям Мак, — сказала я, глядя через плечо Джейми. — Значит, шотландец или, по крайней мере, шотландское имя?

Не то, чтобы это намного сужало выбор. МакЛеод, МакПерсон, МакДональд, МакДоннел, Мак… Куистон?

Роджер поднял руку и ударил себя по груди. Он ударял снова и снова, произнося какое-то имя. Вспомнив телешоу с шарадами, я на этот раз сообразила быстрее, чем Джейми.

— МакКензи? — спросила я и была вознаграждена быстрой вспышкой в зеленых глазах и кивком головы.

— МакКензи. Уильям МакКензи, — Джейми хмурился, очевидно, перебирая в уме список имен и лиц, но не находя нужного.

Я наблюдала за лицом Роджера. Все еще нездоровое, оно выглядело более нормальным, несмотря на синевато-багровый рубец под челюстью, и я подумала, что на нем было какое-то странное выражение. Я могла видеть физическую боль в его глазах, беспомощность и расстройство от того, что он не может сказать то, что хотел, но там было еще что-то. Гнев, конечно, и какая-то озадаченность.

— Ты знаешь какого-либо Уильяма МакКензи? — спросила я Джейми, который слегка барабанил пальцами по столу, раздумывая.

— Да, четырех или пятерых, — ответил он, все еще сосредоточено хмуря брови. — В Шотландии. Но ни одного здесь, и ни одного…

Рука Роджера резко поднялась при слове «Шотландия», и Джейми замолчал, уставившись на Роджера, как охотничья собака в стойке.

— Шотландия, — сказал он. — Что о Шотландии? Человек — только что прибывший иммигрант.

Роджер яростно покачал головой, затем остановился, гримасничая от боли. Он на мгновение зажмурился, потом открыл глаза и махнул рукой на куски угольного карандаша, которые я держала в руках.

Потребовалось несколько попыток, пока, наконец, Роджер не откинулся устало на подушку; горловина его рубашки была влажна от пота и запятнана кровью из горла. Результатом его усилий были корявые смазанные буквы, но я могла легко их прочитать.

«Дугал» было написано на листке. Выражение на лице Джейми стало настороженным.

— Дугал, — повторил он медленно. Он знал нескольких Дугалов, и некоторые из них жили в Северной Каролине. — Дугал Чизхолм? Дугал О’Нил?

Роджер отрицательно качнул головой, и трубка в его горле захрипела. Он поднял руку и ткнул в сторону Джейми негнущимися пальцами. Получив непонимающий взгляд в ответ, он снова попытался взять карандаш, но тот скатился с ящичка и упал на пол.

Тогда используя измазанные темно-серым порошком пальцы, он вывел на бумаге едва видимые каракули, при виде которых я ощутила удар электрического тока.

«Джейли», образовали слово каракули.

Джейми мгновение смотрел на имя, потом он немного вздрогнул и перекрестился.

— Dhia, [181]— произнес он тихо и посмотрел на меня. Мы оба поняли, о ком идет речь; Роджер увидел это и откинулся на подушку, испустив громкий вздох через трубку.

— Сын Дугала от Джейлис Дункан, — сказал Джейми, поворачиваясь к Роджеру с недоверчивым видом. — Его, кажется, назвали Уильямом. Ты его имеешь в виду? Ты уверен?

Краткий кивок, и глаза Роджера закрылись. Потом они открылись, и один палец неуверенно указал на свой собственный глаз глубокого ясного зеленого цвета — цвета мха. Лицо его было белым, как простыня, на которой он лежал, и его измазанные углем пальцы дрожали. Его рот дергался в отчаянной попытке заговорить, объяснить, но дальнейшие пояснения должны будут подождать, по крайней мере, некоторое время.

Его рука упала, и глаза снова закрылись.

Обнаружение личности Уильяма Баккли МакКензи, не изменило твердое желание Джейми найти его, но изменило его желание немедленно убить человека, как только тот будет найден. В целом, все было не так плохо.

Брианна, которую оторвали от ее живописи для консультации, пришла в мою комнату в блузе, сильно пахнущей скипидаром и льняным маслом, и с пятном кобальтовой краски на одной мочке уха.

— Да, — сказала она, удивленная настойчивыми расспросами Джейми. — Я слышала о нем. Уильям Баккли МакКензи, подмененный ребенок.

— Какой? — брови Джейми высоко поднялись.

— Это я так назвала его, — сказала я, — когда увидела родословную Роджера и поняла, кто такой Уильям Баккли МакКензи. Дугал отдал ребенка Уильяму и Саре МакКензи, помнишь? И они дали ему имя ребенка, которого они потеряли за два месяца до этого.