Брианна, появившаяся в этот момент с деревянной планкой, издала негромкий придушенный звук. Остальные зубы мистера Гудвина, хотя и довольно крепкие, были покрыты налетом желтого цвета и коричневыми пятнами от жевания табака.

— Ну, думаю, я смогу немного помочь вам, — уверила я его, не обращая внимания на Бри. — Вам больно кусать, не так ли? Я не могу вставить вам новые зубы, но могу вытащить оставшийся корень и полечить десну, чтобы не было заражения. Кто же вас ударил?

Он пожал плечами, наблюдая с некоторой опаской и интересом, как я вытаскиваю сверкающие клещи и скальпель с прямым лезвием для извлечения зубов.

— Говоря по-правде, мэм, я не знаю. Я отважился отправиться на заседание суда. У меня был иск против человека из Эдентона, — пояснил он, немного нахмурившись при этом, — и я должен был представить в суд пакет документов по этому делу. Однако я не смог исполнить это намерение, так как улица перед зданием суда была забита мужчинами, многие из которых были вооружены дубинками, кнутами и другими подобными вещами.

Увидев толпу, он решил уйти, но в этот момент кто-то кинул камнем в окно. Разбитое стекло послужило толпе сигналом, и все бросились вперед, выламывая двери и крича угрозы.

— Я стал волноваться за своего друга мистера Фаннинга, который находился в здании суда.

— Фаннинг… Эдмунд Фаннинг?

Я слушала рассказ вполуха, примериваясь, как лучше вытащить зуб, но я тут же признала имя, которое упоминал Фаркард Кэмпбелл, когда рассказывал Джейми о кровавых подробностях бунта, последовавшего за законом о гербовом сборе несколько лет назад. Фаннинг был назначен начальником почтового отделения в колонии — довольно прибыльная должность, назначение на которую, без сомнения, стоило ему больших денег, и обошлась ему еще дороже, когда его силой вынудили оставить ее. Очевидно, его непопулярность за прошедшие пять лет еще больше возросла.

Мистер Гудвин неодобрительно поджал губы.

— Да, мэм, это он. И независимо от того, что скандалисты о нем говорят, он всегда был моим другом, так что, когда я услышал прискорбные предположения, угрожающие его жизни, я решил, что должен помочь ему.

В этом благородном намерении мистер Гудвин потерпел поражение.

— Я пытался пробиться сквозь толпу, — рассказывал он, не сводя глаз с моих рук, когда я положила его руку на планку и приготовила полосу льняной материи. — Но я не смог. Только я сделал несколько шагов, как вдруг раздался сильный крик изнутри, и толпа подалась назад, утащив меня с собой.

Изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, мистер Гудвин с испугом увидел, как Эдмунда Фаннинга вытащили в двери и за ноги стащили с крыльца, при этом его голова ударялась о каждую ступеньку.

— Она производила такой шум, — произнес он, дрожа. — Я мог слышать этот звук даже за криком толпы, словно по ступенькам катилась дыня.

— О, Боже, — пробормотала я. — Но его же не убили? Я не слышала ни о каких смертельных случаях в Хиллсборо. Расслабьте вашу руку, пожалуйста, и глубоко вдохните.

Мистер Гудвин глубоко вдохнул, но только затем, чтобы сильно всхрапнуть. За ним последовал глубокий задыхающийся звук, когда я повернула его руку, освобождая зажатое сухожилие и вставляя сустав на место. Он сильно побледнел, и на его обвисших щеках заблестел пот, но он моргнул несколько раз и пришел в себя.

— И если он не был убит, то не из-за милосердия мятежников, — сказал он. — Они просто решили, что лучше заняться председателем суда и оставили Фаннинга без сознания в пыли, бросившись в здание суда. Один из моих друзей и я подошли, чтобы поднять бедного человека и увести его в какое-либо убежище, но внезапно сзади раздался крик, и нас окружила толпа. Вот таким образом я получил это, — он поднял забинтованную руку, — и это, — он коснулся шрама у глаза и выбитого зуба.

Он хмуро посмотрел на меня из-под нависших бровей.

— Поверьте мне, мэм, я надеюсь, что здесь есть люди, которые могли бы выдать имена мятежников, чтобы они были наказаны за свою жестокость, но если бы я встретил человека, который ударил меня, я бы не стал сдавать его на милость губернатора. Нет, я не стал бы!

Его кулаки медленно сжались, и он с негодованием посмотрел на меня, как если бы подозревал, что я скрываю этого злодея под своим столом. Брианна испуганно переместилась за мою спину. Без сомнения, она, как и я, подумала о Хобсоне и Фаулзе. Абеля МакЛеннана я была склонна рассматривать, как невинного свидетеля, независимо от того, что он делал в Хиллсборо.

Я пробормотала что-то сочувственно-уклончивое и достала бутылку неочищенного виски, который я использовала для дезинфекции и анестезии. Ее вид, казалось, значительно приободрил мистера Гудвина.

— Немного… э… для поднятия настроения, — предложила я, наливая ему большую чашку. И дезинфекции ужасной полости рта. — Подержите виски во рту некоторое время прежде, чем сглотнуть, это уменьшит зубную боль.

Я повернулась к Бри, пока мистер Гудвин покорно сделал большой глоток и сидел с полным ртом, раздув щеки, как лягушка, собирающаяся запеть. Брианна казалась немного бледной, хотя я не была уверена, повлиял ли на ее рассказ мистера Гудвина или вид его зубов.

— Я не думаю, что ты мне понадобишься сегодня утром, милая, — сказала я, поглаживая ее руку. — Почему бы тебе не сходить и посмотреть, готова ли Джокаста к сегодняшней свадьбе.

— Ты уверена, мама?

Спрашивая, она в тоже время развязала свой окровавленный передник, потом свернула его. Проследив ее взгляд, я увидела за кустами Роджера, который смотрел на нее. Я увидела, как она слегка покраснела под его взглядом. Да, с ними все в порядке.

— А теперь, мистер Гудвин. Выпейте еще немного, и мы закончим с этим делом.

Я повернулась к своему пациенту, улыбаясь, и взяла в руки клещи.

Глава 6

За доброе старое время

Роджер стоял на краю поляны, наблюдая за Брианной, которая помогала Клэр. Она перетирала травы, отмеряла жидкость в маленькие бутылочки и разрывала ткань на полосы. Несмотря на холод, она закатала рукава, и усилия, которые она прилагала, чтобы порвать крепкое полотно, вздували мускулы под веснушчатой кожей ее обнаженных рук.

«Сильные запястья», — подумал он с несколько тревожным воспоминанием об Эстеле из «Больших ожиданий» Диккенса. Сильное тело. Ветер на мгновение прижал юбку к твердому изгибу ее бедер, и когда она повернулась, длинная нога вырисовалась под тканью, гладкая и круглая, как ствол ольхи.

Это заметил не только он один. Половина людей из обеих групп, ожидающих приема, смотрели на Брианну; некоторые — главным образом женщины — со слегка хмурыми взглядами, некоторые — все мужчины — с тайным восхищением, смешанным с низменными мыслями, что вызвало у Роджера желание выйти на поляну и заявить свои права на нее.

«Ладно, пусть смотрят, — подумал он, подавляя это желание. — Не страшно, если она не отвечает на них, да?»

Он чуть выдвинулся из-за деревьев, и она сразу же повернула голову в его сторону. Ее немного хмурый взгляд просветлел, и на лице расцвела улыбка. Он улыбнулся в ответ, потом дернул головой, приглашая ее следовать за собой, и, не дожидаясь, двинулся вниз по тропе.

Был ли он настолько мелочен, чтобы испытывать желание показать этой толпе зевак, как его женщина оставит все и пойдет за ним? Ладно… да, он был. Смущение от осознания этой мысли было заглушено свирепым чувством собственника при звуке ее шагов на тропинке. Да, она пошла за ним.

Она несла что-то, завернутое в бумагу и перевязанное нитками. Он взял ее за руку и свел с тропинки в маленькую рощицу, где редкий занавес из красных и желтых кленовых листьев создавал подобие уединения.

— Мне жаль, что я оторвал тебя от работы, — сказал он, хотя совершенно не жалел об этом.

— Все хорошо. Я была рада уйти. Боюсь, я не сильна в обращении с кровью и кишками.

При этом признании на ее лице появилось извиняющееся выражение.

— Ничего, — уверил он ее, — это не то, что мне нужно от моей жены.

— Я так не думаю, — произнесла она, кинув на него задумчивый взгляд. — Скорее всего, в этих местах тебе будет нужна жена, которая сможет выдернуть зуб, когда он заболит, или пришить палец, когда ты отрубишь при колке дров.

Серый день, казалось, несколько омрачил ее настроение, или, может быть, на нее так повлияла работа, которой она занималась этим утром. Одного взгляда на пациентов Клэр было достаточно, чтобы привести в уныние любого — любого, кроме самой Клэр.

По крайней мере, он мог, хотя бы на некоторое время, отвлечь Брианну от ужасных реалий восемнадцатого столетия. Он обхватил ее лицо и провел холодным пальцем по густой рыжей брови. Ее лицо также было прохладным, но кожа за ухом под волосами была теплой, как и в других скрытых местах тела.

— Я получил все, что желал, — сказал он твердо. — А ты? Ты уверена, что не хочешь мужчину, который может снять скальп с индейца или добыть обед с помощью ружья? Я не чертовски хорош в этом, да?

Искра юмора вновь появилась в ее глазах, и ее озабоченное лицо слегка смягчилось.

— Нет, мне не нужен чертов мужчина, — сказала она. — Мама так называет па, когда страшно сердится на него.

Он рассмеялся.

— А как ты будешь называть меня, когда рассердишься? — поддразнил он. Она посмотрела на него, размышляя, и искра в ее глазах стала ярче.

— О, не волнуйся. Па не учит меня ругаться по-гэльски, но Марсали научила меня многим грязным словам на французском языке. Ты знаешь, что означает un soulard? Un grande gueule? [37]

— Oui, ma petite chou, [38]хотя я никогда не видел капусту с таким красным носом.

Он щелкнул пальцем по ее носу, и она, смеясь, отшатнулась.

— Maudit chien! [39]

— Прибереги слова до после свадьбы, — посоветовал он. — Возможно, они тебе понадобятся.

Он взял ее за руку и потянул к подходящему валуну, потом обратил внимание на маленький пакет, который она держала.

— Что это?

— Свадебный подарок, — ответила она и протянула ему пакетик, держа его двумя пальцами, с таким видом, словно это была дохлая мышь.

Роджер осторожно взял его, но не почувствовал под бумагой ничего подозрительного. Он подкинул его на ладони, пакетик почти ничего не весил.

— Вышитый шелк, — ответила она на его вопросительный взгляд. — От миссис Бьюканен.

Между ее бровями снова появилась морщинка, а лицо стало… тревожным? Нет, какое-то другое выражение, но, черт побери, если он может найти ему название.

— Что плохого в вышитом шелке?

— В нем ничего. Дело в том, для чего он предназначен, — она взяла пакетик и положила его в карман. Поправляя свои юбки, она смотрела вниз, но он мог видеть ее сжатые губы. — Она сказала, что это для последнего одеяния.

Поскольку Брианна говорила на странном шотландско-бостонском диалекте, Роджер не сразу понял ее.

— Последнего оде… о, ты имеешь в виду для савана?

— Да. Очевидно, моя обязанность, как жены, на следующий же день после свадьбы начать ткать свой саван, — она цедила слова сквозь зубы. — И таким образом, я успею соткать и вышить саван до того, как умру при родах. А если я буду работать быстро, то успею сделать саван и для тебя, в любом случае твоя следующая жена сможет закончить его!

Он бы рассмеялся, если бы не понимал, что она была сильно расстроена.

— Миссис Бьюканен — просто дура, — сказал он, беря ее за руку. — Ты не должна расстраиваться из-за такой ерунды.

Брианна посмотрела на него из-под нахмуренных бровей.

— Миссис Бьюканен, — сказала она строго, — несомненно, глупа и бестактна. Но в одном она права.

— Конечно, не права, — произнес он с притворной уверенностью, ощутив укол беспокойства.

— Сколько жен похоронил Фаркард Кэмпбелл? — спросила она. — Гидеон Оливер? Эндрю МакНейл?

Девять жен на троих. МакНейл сегодня женится на четвертой — восемнадцатилетней девочке из Паучьего ущелья. Укол стал глубже, но он проигнорировал его.

— А Дженни Кэмпбелл родила восемь детей и проводила в могилу двух мужей, — возразил он твердо. — Что касается миссис Бьюканен, у нее самой пятеро детей, и она все еще в хорошем здравии. Я видел ее детей, головы у них, как у репы, но все здоровые.

Он получил в ответ легкое подергивание ее рта и, поощренный таким образом, продолжил.

— У тебя нет никаких оснований для боязни, женушка. Ведь у тебя не было никаких проблем с Джемми, да?

— Да? Если ты так думаешь, то в следующий раз попробуй родить сам! — резко сказала она, но уголок ее рта слегка приподнялся. Она потянула свою руку, но он не отпустил, и она оставила попытку.