Ее сердце сильно билось, но она прошла мимо него, чтобы поставить ведерко на крыльцо.

Когда она нагнулась, он положил руку на ее поясницу. На мгновение она замерла. Он не двигал рукой, не пытался погладить или нажать, но вес его ладони лежал на ее спине, как мертвая змея. Она резко выпрямилась и развернулась, сделав шаг назад, забыв о своем намерении не дать ему себя запугать. Он уже сделал это.

— Я привез вам что-то, — сказал он, — из Салема.

Улыбка все еще была на его губах, но она, казалось, совсем не соответствовала выражению в его глазах.

— Мне ничего не нужно, — произнесла. — Конечно, спасибо, но… Это неправильно, мой муж не одобрит такой поступок.

— Ему не обязательно знать об этом, — он шагнул к ней, и она сделала шаг назад. Его улыбка стала более широкой.

— Я слышал, что ваш муж почти не бывает дома в эти дни, — сказал он тихо. — Это так одиноко.

Он протянул руку к ее лицу. Тут раздался негромкий чавкающий звук, и его глаза потрясенно расширились.

Она мгновение смотрела на него, абсолютно не способная понять, что же произошло. Потом он перевел выпученные глаза на свою руку, и она увидела, что в его предплечье торчит небольшой нож, а рукав вокруг него медленно окашивается в красный цвет.

— Уходи отсюда, — голос Джейми был негромок, но отчетлив. Он выступил из-за деревьев, направив на Хендерсона враждебный взгляд. В три шага он оказался рядом с ними и, протянув руку, выдернул нож из руки Обадии. Тот негромко вскрикнул где-то глубоко в горле, словно раненное животное.

— Уходи, — повторил Джейми, — и никогда больше здесь не появляйся.

Кровь текла из руки Обадии, капая с его пальцев. Несколько капель упали в пахту — темно- красные пятна на насыщенной желтой поверхности. Немного ошеломленная, она должна была признать неприятную красоту этого зрелища — словно рубиновые четки в золоте.

Парень сделал шаг другой и побежал, зажав здоровой рукой рану и спотыкаясь. Он исчез за деревьями, и в палисаднике некоторое время стояла тишина.

— Тебе было обязательно делать это? — первое, что она могла сказать. Она чувствовала ошеломление, словно стукнули ее саму. Пятна крови на пахте стали расплываться, и она подумала, что ее надо вылить.

— Я должен был ждать? — отец схватил ее за руку и усадил на крыльцо.

— Нет, но ты мог бы… сказать ему, — ее губы оцепенели, и на периферии ее зрения мерцали искры. Она поняла, что собирается упасть в обморок, и наклонилась вперед, опустив голову между коленями и спрятав лицо в переднике.

— Я сказал. Я сказал ему уйти, — крыльцо заскрипел, когда Джейми сел рядом с ней.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — ее голос, приглушенный складками ткани, показался странным ей самой. Она медленно распрямилась; большая красная ель возле дома немного заколебалась в поле ее зрения, потом замерла. — Что это было? Выходка? Как ты мог рассчитывать попасть ножом с такого расстояния? И что это был за нож, для заточки перьев?

— Да. Это все что у меня было в кармане. И я не хотел попасть в него, — признался Джейми. — Я хотел воткнуть нож в стену хижины, и когда он отвлечется, ударить его сзади. Но он двинулся.

Она закрыла глаза и глубоко дышала через нос, пытаясь успокоить свой желудок.

— Ты в порядке, muirninn? [191]— спросил он мягко и положил руку на ее спину, чуть выше того места, где лежала рука Обадии. Ладонь была большая, теплая и утешительная.

— Все хорошо, — сказала она, открывая глаза. Он выглядел встревоженным, и она приложила усилие, чтобы улыбнуться ему. — Все прекрасно.

Он немного расслабился, и беспокойство в глазах уменьшилось, хотя он все еще пристально смотрел на нее.

— Значит, — сказал он, — это не первый раз, да? Как давно этот мерзавец пристает к тебе?

Она сделала еще один вдох и заставила свои кулаки разжаться. Движимая чувством вины — она должна была найти способ остановить его — она хотела представить ситуацию, как несерьезную, но встретившись с синим пристальным взглядом, не смогла солгать.

— С первой недели, — сказала она.

Его глаза расширились.

— Так долго? И ты не рассказала своему мужу об этом? — недоверчиво спросил он.

Она замешкалась с ответом.

— Я… ну… я не думала… Я имею в виду, это не его проблема, — она услышала резкий вдох, без сомнения, предшествующий нелестному замечанию о Роджере, и поторопилась на защиту мужа.

— Фактически он ничего не делал. Только глядел и… улыбался. Как я могла пожаловаться Роджеру, что он смотрит на меня? Я не хотела выглядеть слабой или беспомощной.

Хотя она знала, что была и слабой, и беспомощной. Осознание этого горело на ее коже, как укусы муравьев.

— Я не хотела… не должна была просить, чтобы он защитил меня.

Он уставился на нее с удивленным от непонимания лицом и медленно покачивал головой, не сводя с нее взгляда.

— Ради Бога, для чего же тогда нужен муж? — наконец, спросил он. Он говорил спокойно, но голосом, полным глубокого замешательства. — Ты хочешь держать его за домашнюю зверюшку? Комнатную собачку? Или птичку в клетке?

— Ты не понимаешь!

— Да? — он коротко выдохнул, что, возможно, было сардоническим смешком. — Я женат около тридцати лет, а ты замужем меньше двух лет. И чего же, по-твоему, я не понимаю, девочка?

— Это… не то же самое. У вас с мамой по-другому, чем у нас с Роджером, — вспыхнула она.

— Да, по-другому, — согласился он ровным голосом. — Твоя мать уважает мою гордость, а я — ее. Или ты считаешь ее трусихой, которая не ведет собственные битвы?

— Я… нет, — она сглотнула, чувствуя подступающие слезы, но решила не поддаваться им. — Но, па… это другое. Мы из другого места и другого времени.

— Я прекрасно это знаю, — сказал он, и она увидела, как уголок его рта приподнялся в кривоватой полуулыбке. Его голос смягчился. — Но я не думаю, что мужчины и женщины сильно отличаются и в том времени.

— Возможно, нет, — она снова глотнула, заставив голос звучать без дрожи. — Но Роджер, возможно, изменился. После Аламанса.

Джейми вобрал воздух, словно собираясь заговорить, но потом медленно выдохнул, не произнеся ни слова. Он убрал руку, и она почувствовала сожаление. Он откинулся назад, глядя на палисадник, и его пальцы слегка барабанили по доскам крыльца между ними.

— Да, — наконец, спокойно произнес он, — наверное, это так.

Она услышал приглушенный стук в хижине, потом другой. Джем проснулся и выбрасывал игрушки из своей колыбели. Через секунду он начнет звать ее, требуя, чтобы она подняла их. Она резко встала и одернула платье.

— Джем. Мне нужно идти.

Джейми тоже встал и, взяв ведро, выплеснул пахту широкой желтой струей в траву.

— Я принесу тебе еще, — сказал он и ушел, прежде чем она могла сказать ему не беспокоиться.

Джем стоял, держась за бортик, и с готовностью бросился ей в руки, едва она наклонилась к колыбели. Он стал довольно тяжелым, но она крепко прижала его к себе, уткнувшись лицом во влажную от пота головку. Ее сердце тяжело и болезненно билось в груди.

«Это так одиноко», — сказал Обадия Хендерсон. Он был прав.

Глава 80

Творог со сметаной

Джейми отодвинулся от стола с переполненным желудком и тяжело вздохнул. Но когда он начал вставать, миссис Баг подскочила со своего места, предостерегающе размахивая рукой.

— Нет, сэр, нет, вы никуда не уйдете, а то имбирный пряник и свежий творог пропадут зря!

— Ох, миссис Баг, я, наверное, лопну, однако умру счастливым человеком, — сообщил ей Джейми. — Несите их, а мне пока нужно кое-что взять.

С удивительным проворством для человека, который только что съел фунт или два сосисок с жареными яблоками и картофелем, он встал со стула и исчез в своем кабинете.

Я удовлетворенно вздохнула, довольная тем, что вовремя учуяла запах выпекающегося имбирного пряника, и сняла корсет, прежде чем сесть за стол.

— Хочу тволог! — завопил Джемми и застучал руками по столу, скандируя. — Тво-лог, тво-лог!

Роджер с легкой улыбкой взглянул на Брианну, и я была рада увидеть, как она, поймав его взгляд, улыбнулась в ответ, потом зажала руки Джемми в своей ладони и принялась вытирать с его лица остатки обеда.

Джейми вернулся как раз в тот момент, когда имбирный пряник и творог, намешанный с сахаром и сметаной, были выставлены на стол. Он протянул руку над плечом Роджера и положил перед ним бухгалтерскую книгу, а на нее маленькую деревянную шкатулку с астролябией.

— Погода продержится еще около двух месяцев, — произнес он небрежным тоном, садясь и макая пальцем в творог в своей тарелке. Он сунул палец в рот и блаженно прикрыл глаза.

— Да? — слово прозвучало глухо и еле слышно, но этого было достаточно, чтобы Джемми перестал лепетать и, открыв рот, уставился на отца. Мне пришло в голову: не в первый ли раз Роджер заговорил сегодня.

Джейми открыл глаза и взял ложку с видом человека, намеренного умереть, но съесть все.

— Перед первым снегом Фергюс отправится к побережью, и если он сможет отвезти в Нью-Берн результаты землемерной съемки, будет хорошо, не так ли?

Он деловито откусил пряник, не поднимая глаз.

Установилась тишина, заполненная дыханием и стуком ложек по деревянным тарелкам. Потом Роджер, который даже не взял ложку, произнес:

— Я могу… сделать это.

Может быть, это было только усилие, которое ему потребовалось, чтобы протолкнуть воздух через травмированное горло, но последние слова прозвучали резко, отчего Брианна мигнула. Почти незаметно, но я увидела, и Роджер тоже. Он взглянул на нее, потом опустил взгляд на свою тарелку, и ресницы легли темной дугой на его щеки. Его челюсть напряглась, и он взял свою ложку.

— Хорошо, — произнес Джейми еще более небрежным тоном. — Я покажу тебе, как это делается. Через неделю, я думаю, ты можешь приступать.

«Прошлой ночью мне приснилось, что Роджер готовится уехать. Я видела этот сон всю неделю после того, как па предложил ему произвести съемку земель. Ха, предложил! Он изрек это, как Моисей свои десять заповедей с горы Синай.

Во сне Роджер упаковывал вещи в большой мешок, а я мыла полы шваброй. Он стоял на моем пути, а я сдвигала шваброй его мешок. Пол был грязный в каких-то пятнах липкой бурды, и повсюду валялись мелкие кости, как будто Адсо съел здесь какую-то маленькую зверюшку.

Я не хочу, чтобы он уезжал, но в то же время хочу. Я слышу все, что он не говорит; его мысли эхом отзываются в моей голове. Я думаю, когда он уедет, в ней станет тихо.»

Она резко перешла от сна к бодрствованию. Только что наступил рассвет, и она была одна. В лесу пели птицы. Одна из них звонким мелодичным голосом распевала прямо возле хижины. «Это дрозд?» — подумала она.

Она знала, что он уехал, но подняла голову, чтобы убедиться. Рюкзак возле двери исчез так же, как и мешок с едой, и бутыль сидра, которые она приготовила для него вечером. Бойран все еще висел на своем месте на стене, и казалось, что он был подвешен прямо в сероватом неземном свете.

После Аламанса она пыталась заставить его играть, надеясь, что в ее голове будет звучать музыка, а не его голос. Но он сопротивлялся, и она, наконец, поняла, что раздражает его своей настойчивостью, и прекратила попытки. Он сделает это по собственной воле или вообще не станет делать.

Она поглядела на кроватку, но там все было тихо. Джемми крепко спал. Она откинулась на подушку и дотронулась до своей голой груди. Они были гладкими и круглыми, полными, как тыквы. Она мягко сжала сосок, и на нем появилась крошечная жемчужина молока, которая постепенно увеличилась и щекочущей капелькой скатилась вниз.

Они занимались любовью вчера перед сном. Сначала она не думала, что он ответит, но когда она подошла к нему и обняла за талию, он сильно прижал ее к себе и долго и медленно целовал, потом, наконец, отнес в кровать.

Она так хотела его, так желала убедить его в своей любви ртом, руками и всем телом, чтобы он вспоминал ее в дороге, что совсем забыла о себе и была изумлена, когда кульминация настигла ее. Она скользнула рукой между ног, вспоминая чувство, которое внезапно подхватило ее огромной волной и выбросило на берег, беспомощную и задыхающуюся. Она надеялась, что Роджер заметил это, но он ничего не сказал и не открыл глаз.

Он поцеловал ее на прощание перед рассветом, все так же ничего не говоря. Или нет? Она дотронулась рукой до рта, внезапно неуверенная в этом поцелуе, но никакой подсказки в гладкой прохладной плоти ее губ не было.