— Ага, — сказала я уже более разумно. — Джексон упоминал про Древнего Белого, он имел в виду медведя?

Другая женщина, которая назвалась английским именем Анна, удивленно рассмеялась.

— Нет, нет! Древний Белый — огонь.

С вмешательством других леди я, наконец, поняла, что огонь, будучи мощной стихией и оттого уважаемый, являлся также благословенной сущностью. Обычно к белым животным относились с уважением и рассматривали их как курьеров, несущих послание из другого мира — здесь одна или две женщины украдкой взглянули на меня — но поведение этого медведя было им непонятно.

Зная о медведе и «черном маленьком дьяволе» из рассказа Джосайи Бердсли, я могла понять их. Я не хотела вовлекать Джосайю, но осторожно упомянула, что слышала истории о чернокожем мужчине в лесу, который совершал разбойные нападения. Они слышали о нем?

«О, да», — уверили они меня, но я не должна беспокоиться. Небольшая группа черных жила «там» — кивок на противоположный конец деревни, в сторону невидимых отсюда зарослей тростника в долине. Возможно, эти люди были демонами особенно, если они прибыли с запада.

А возможно нет. Охотники из деревни обнаружили их и внимательно следили за ними в течение нескольких дней. Они сообщили, что черные люди живут бедно, одеты в обноски и не имеют хороших домов. Это не похоже на то, как должны жить уважающие себя демоны.

Однако их было слишком мало, они были слишком бедны, чтобы совершать набеги, и охотники сказали, что среди них только три женщины, довольно уродливые, которые могли быть демонами. «Черные люди никогда не подходили к деревне, — добавила одна леди, сморщив нос. — Собаки их учуяли бы». На этом беседа закончилась, и мы продолжили собирать зрелые яблоки с деревьев, а маленькие девочки подбирали с земли паданцы.

Домой мы вернулись после полудня, усталые, загорелые и пахнущие яблоками, и обнаружили, что охотники вернулись.

— Четыре опоссума, восемнадцать кроликов и девять белок, — сообщил Джейми, утирая влажной тряпкой лицо и руки. — Мы видели множество птиц, но не стреляли их, кроме ястреба, который был нужен Джорду Гисту для перьев.

Лицо Джейми обветрилось, нос покраснел от солнца, но он был очень весел.

— И Брианна, благослови ее Господь, убила прекрасного лося прямо на другой стороне ручья. Она попала в грудь и сама завалила его и перерезала горло, хотя это было рискованно, животное все еще дергалось.

— О, хорошо, — без особого воодушевления сказала я, представляя себе острые копыта и смертельные рога в непосредственной близости от моей дочери.

— Не беспокойся, сассенах, — сказал он, заметив мою тревогу. — Я ее хорошо научил. Она зашла сзади.

— О, хорошо, — произнесла я несколько желчно. — Полагаю, охотники были впечатлены.

— Очень, — жизнерадостно подтвердил он. — Ты знаешь, сассенах, что чероки разрешают женщинам воевать и охотиться? Не так уж часто, — добавил он, — но время от времени какая-нибудь дама становится, как они называют, «боевой женщиной». И тогда мужчины следуют за ней.

— Очень интересно, — произнесла я, пытаясь проигнорировать видение Брианны, возглавляющей военный набег чероки. — Врожденное, я полагаю.

— Что?

— Ничего, не обращай внимания. Вы встречали каких-либо медведей, или были слишком заняты обсуждением антропологических фактов.

Он сузил глаза, глядя на меня поверх полотенца, но ответил довольно спокойно.

— Мы нашли следы медведя. Джосайя видел их. Не только наваленные кучи дерьма, но и деревья, о которые он чесался; у них в коре застрял мех. Он сказал, что у медведя есть одно или два любимых дерева, к которым он будет возвращаться снова и снова, так что если хотите убить его, то нужно расположиться возле дерева и ждать.

— Вижу, в данный момент стратегия не сработала?

— Осмелюсь сказать, сработала бы, — ответил он с усмешкой, — только это был не тот медведь. Волосы на дереве были бурыми, а не белыми.

Однако экспедиция не стала провальной. Охотники сделали большой полукруг возле деревни, заходя далеко в лес, потом отправились вниз по реке. И на мягкой почве долины возле зарослей тростника обнаружили следы.

— Джосайя сказал, что эти следы отличаются от следов медведя, мех которого мы нашли, и Цацави думает, что они те же самые, как у медведя, который убил его друга.

Логический вывод всех присутствующих экспертов состоял в том, что медведь-призрак по всей вероятности устроил свое логово в зарослях тростника. Это место было темным и прохладным в жаркое лето и изобиловало птицами и прочей мелкой дичью. В жару там могли скрываться даже олени.

— Вы не сможете проехать там верхом, да? — спросила я. Он покачал головой, вычесывая пальцами листья из своих волос.

— Нет, но там и на ногах не пройти, такие густые заросли. Мы вообще не собираемся туда идти.

План состоял в том, чтобы поджечь тростник с одной стороны и выгнать медведя на плоскую равнину с другой стороны, где его можно было легко убить. Очевидно, это был обычный охотничий прием, особенно когда тростник высыхал и легко загорался. Однако пожар также выгонит из тростников большое количество дичи, и потому в соседнюю деревню, в двадцати милях отсюда, было отправлено приглашение присоединиться к охоте. При удаче может быть набито столько дичи, что ее хватит обеим деревням на зиму, а дополнительное число охотников станет гарантией, что медведь- призрак не удерет.

— Весьма эффективно, — сказала я с насмешкой. — Надеюсь, они не выкурят оттуда рабов.

— Что? — он прекратил приводить себя в порядок.

— Чернокожие дьяволы, — ответила я, — или что-то подобное, — и рассказала ему все, что узнала о поселении в тростниках, если оно являлось таковым, и сбежавших рабах, если они являлись ими.

— Не думаю, что это дьяволы, — равнодушно сказал он, садясь передо мной, чтобы я смогла заплести его волосы в косичку. — Но полагаю, опасность им не грозит. Они, должно быть, живут по ту сторону тростниковых зарослей. Но я все же спрошу. Время есть, охотники из Канугалуи прибудут через три-четыре дня.

— О, хорошо, — сказала я, аккуратно завязывая ремешок бантиком. — Вы успеете съесть все голубиные печени.

Следующие несколько дней прошли вполне приятно, но с возрастающим чувством ожидания, которое достигло своей кульминации в день, когда должны были прибыть охотники из Канугалуи, так называемой тернистой деревни. Я задавалась вопросом, были ли они приглашены, как эксперты в области охоты в непроходимых дебрях, но воздержалась от вопросов. Джейми обладал способностью подхватывать незнакомые слова, как вшей, но я не хотела утруждать его переводом игры слов.

Джемми, кажется, унаследовал способность деда к языкам, и к концу недели нашего пребывания среди индейцев его словарный запас увеличился вдвое, причем половину его составляли английские слов, а половину — слова на языке чероки, которые не понимал никто, кроме его матери. Мой собственный словарь расширился за счет добавления слов «вода», «огонь», «еда» и «помогите!». В остальном я зависела от милости англоговорящих чероки.

После соответствующих церемоний и большого радушного пира — копченая голубиная печень с жареными яблоками — большая группа охотников выступила на рассвете, вооруженная сосновыми факелами и горшками с горящими углями в дополнение к лукам и мушкетам. Проводив их подходящим завтраком из кукурузной муки, смешанной с голубиной печенью и свежими яблоками, те, кто не участвовал в охоте, вернулись в хижины проводить время за плетением, шитьем и разговорами.

День был жарким и душным. Ни ветерка не пролетало над полями, где сухие стебли собранной кукурузы и подсолнечника лежали, как раскиданные палочки для игры в бирюльки. Никакое движение воздуха не тревожило пыль на деревенской улице. «Хороший день для поджога», — подумала я. Сама же я предпочла найти убежище в прохладном полусумраке дома Сунджи.

Во время беседы мне пришло в голову выяснить значения компонентов, составляющих амулет Найавене. Хотя она была врачевателем народа тускарора, и верования могли отличаться, но меня очень интересовали летучие мыши.

— Про летучих мышей есть сказание, — начала Сунджи, и я спрятала улыбку. Чероки сильно походили на шотландцев, особенно, с точки зрения любви к различным историям. Мне довелось услышать немало историй за время пребывания в деревне.

— Животные и птицы решили играть в мяч, — сказала Анна, довольно бойко переводя за Сунджи. — В то время летучие мыши ходили на четырех ногах, как другие звери. Но когда они явились, другие звери сказали, что не возьмут их в игру, так как они слишком маленькие. Летучим мышам это очень не понравилось.

Сунджи состроила гримасу, изображая раздосадованную летучую мышь.

— Тогда летучие мыши отправились к птицам и предложили играть на их стороне. Птицы согласились, взяли листья и палочки и сделали для них крылья. Птицы выиграли, а летучим мышам так понравились крылья, что…

Сунджи резко замолчала, подняв голову и принюхиваясь. Все вокруг примолкли. Женщина поднялась, быстро пошла к выходу и выглянула наружу.

Я ощущала запах дыма уже в течение часа, как только задул ветерок, но сейчас запах стал значительно сильнее. Сунджи вышла на улицу, я и другие женщины последовали за ней; иглы беспокойства кололи мою кожу.

Небо начало темнеть от дождевых облаков, но дымное облако, черное пятно над дальними деревьями, было еще темнее. Налетел ветер, громоздясь на краю приближающегося шторма, и потоки сухих листьев покатились мимо нас со звуком множества бегущих маленьких ног.

В большинстве языков есть односложные слова, которые используются при внезапном возникновении тревожной ситуации; у чероки тоже. Сунджи произнесла что-то, незнакомое мне, но значение высказывания было ясно. Одна из молодых женщина облизала палец и подняла его вверх, но жест был совсем не нужен. Я чувствовала ветер на своем лице; он поднимал мои волосы и холодил шею. Он дул от дымного облака на деревню.

Анна потянула воздух, и я увидела, как она напряглась, готовая к действиям. И тут все женщины задвигались; они бросились вдоль улицы, зовя своих детей, останавливаясь временами, чтобы схватить с забора и бросить в поднятый подол юбки вяленое мясо, подхватить мимоходом косы лука и кабачки.

Я не знала, где был Джемми; одна из старших девочек взяла его с собой, и теперь в волнении я не могла вспомнить ее. Подобрав свои юбки, я бросилась вдоль улицы, заглядывая в каждый дом без разбора в поисках мальчика.

Нашла я его в пятом доме, где он крепко спал вместе с несколькими детьми различных возрастов на буйволовой шкуре. Я не смогла бы увидеть его, если бы не его яркие волосы, которые блестели, словно маяк, в темноте дома. Я, как можно мягче, разбудила детей и взяла на руки Джемми. Он тут же проснулся и стал оглядываться вокруг, сонно мигая.

— Иди к бабе, милый, — сказала я. — Мы идем на улицу.

— Идем к лошадке? — спросил он, оживляясь.

— Прекрасная мысль, — ответила я, пристраивая его на бедре. — Пойдем, посмотрим лошадку.

Запах дыма стал намного более сильным, когда мы вышли на улицу. Джемми закашлялся, а я при каждом вздохе чувствовала во рту резкую горечь. Эвакуация была в полном разгаре; люди — в основном, женщины — поспешно выходили из домов, подталкивая перед собой детей и неся свертки имущества. Однако ни паники, ни тревоги не ощущалось в этом торопливом уходе; все казались довольно спокойными. Мне пришло в голову, что деревня, находясь так близко к лесу, время от времени должна была подвергаться такому риску. Без сомнения, жители сталкивались с лесными пожарами прежде и знали, как себя вести.

Эта мысль немного успокоила меня, но тут я осознала, что постоянное шуршание сухих листьев на самом деле было потрескиванием приближающегося огня, и мое спокойствие мгновенно исчезло.

Большинство лошадей взяли с собой охотники. Когда я подошла к загону, там оставалось только три лошади. Старик-индеец сидел на одной и держал за поводья Иуду и другую лошадь. Иуда был оседлан, а к задней луке были привязаны седельные сумки. Увидев меня, индеец улыбнулся и что- то крикнул, указав на Иуду.

— Спасибо, — прокричала я в ответ. Мужчина наклонился и ловко подхватил Джемми из моих рук, а когда я уселась на коня и взяла поводья, он передал мальчика мне.

Лошади беспокоились, прядая ушами и ударяя копытами. Они так же, как мы, понимали, что значит огонь, и любили его даже меньше. Я твердо натянула узду одной рукой, другой крепко прижала Джемми.

— Спокойно, животное, — сказала я коню как можно более властным голосом. — Мы уже едем.

Иуда был полностью согласен со второй моей фразой; он резво бросился к отверстию в ограждении, как если бы это была финишная черта, и выскочил наружу, порвав мои юбки о сучки в изгороди. Мне удалось немного сдержать его, и старик с двумя лошадьми догнал нас.