— Что? — я посмотрела в том же направлении, но увидела только стену утеса, покрытую небольшими скальными растениями.

Он отпустил мою руку и, не отвечая, пошел к утесу. Точнее, к сожженному огнем мертвому дереву, которое росло возле него. Очень осторожно он протянул руку и щипнул что-то на его коре. Я подошла к нему и увидела, что он держал в руке несколько длинных жестких волос. Белых.

Дождь полил снова, словно собрался промочить все до основания. Со стороны лошадей, которым не нравилось, что их оставили одних, раздалось пронзительное ржание.

Я смотрела на ствол дерева; белые волосы в изобилии застряли в трещинах коры. «У медведя есть любимые деревья для чесания, — вспомнила я слова Джосайи. — Он возвращается к нему снова и снова». Я тяжело сглотнула.

— Возможно, — задумчиво произнес Джейми, — лошадей беспокоит не только гром.

Возможно. Молния высветила деревья далеко вниз по склону, следом прогрохотал гром. Еще одна вспышка, и еще удар грома, словно под нами выстрелила зенитка. Лошади впали в истерику, и я была готова присоединиться к ним.

Я накинула плащ с капюшоном, когда покидала деревню, но и капюшон, и волосы теперь промокли, облепив мой череп, и дождь стучал по голове, как душ из гвоздей. Волосы Джейми также прилипли к его голове, и он гримасничал сквозь потоки дождя.

Он сделал жест «оставайся здесь», но я покачала головой и последовала за ним. Лошадьми овладела полная паника; их влажные гривы свисали над дико вращающимися глазами. Иуда почти вырвал из земли деревце, к которому я его привязала, а Гидеон прижал уши и периодически обнажал большие желтые зубы, словно собирался кого-то укусить.

Рот Джейми напрягся. Он оглянулся на дерево, где мы нашли следы медведя. Сверкнула молния, скалы содрогнулись от грома, и лошади заржали, рванувшись. Джейми покачал головой, принимая решение, и схватил Иуду за уздцы, принуждая того стоять. Очевидно, мы собирались спускаться, несмотря на скользкую тропу.

Я вскочила в седло, взмахнув мокрыми юбками, и, крепко ухватив поводья, пыталась успокоить Иуду, крича ему в ухо ласковые слова. Мы были опасно близко к краю уступа, и я, сильно наклонившись вбок, пыталась отвести его ближе к скале.

Внезапно по всему моему телу пробежало сильное покалывание, словно меня кусали тысячи крошечных муравьев. Я взглянула на свои руки и увидела, что они сияли синим светом. Капюшон слетел с моей головы, и волосы встали торчком, как если бы их подняла гигантская рука.

Воздух внезапно запах серой, и я в страхе оглянулась вокруг. Деревья, скалы и почва — все светилось синим светом. Крошечные змейки ослепительно белых разрядов скользили с шипением по поверхности скалы всего в нескольких ярдах от меня.

Я повернулась, окликая Джейми, и увидела его верхом на Гидеоне; он, повернувшись ко мне, что-то кричал, но слова терялись в вибрирующем воздухе.

Грива Гидеона начала подниматься, словно по волшебству. Волосы Джейми плавали в воздухе, пронизанные синими нитями. Лошадь и его всадник пылали адским огнем, обрисовывающим каждый мускул. Я почувствовал порыв воздуха на моей коже, и затем Джейми прыгнул с седла ко мне, бросая нас обоих в пустоту.

Молния ударила, прежде чем мы коснулись земли.

Я пришла в себя, чувствуя зловоние сожженной плоти и иссушающий горло запах озона. Я чувствовала себя так, словно меня вывернули наизнанку, выставив наружу внутренние органы.

Все еще шел дождь. Некоторое время я лежала неподвижно, позволяя дождю обмывать мое лицо, в то время как мои нейроны начали медленно оживать. Мой палец дергался сам по себе. Я попробовала согнуть его и с некоторым усилием сделала это. Однако прошло еще несколько минут, прежде чем моя нервная система заработала полностью, и я смогла сесть.

Джейми лежал возле меня, раскинувшись на спине в зарослях сумаха, словно тряпичная кукла. Я подползла к нему и увидела, что глаза его были открыты. Он моргнул и дернул мускулом в уголке рта в попытке улыбнуться.

Я не видела крови, и его разбросанные конечности не были согнуты под неестественными углами. Дождь налился в его глазницы, заливая глаза. Он яростно моргнул и повернул лицо, чтобы влага скатилась вниз. Я положила руку на его живот и ощутила его сильный брюшной пульс, медленный, но устойчивый.

Я не знала, сколько времени мы находились без сознания, но и этот шторм закончился. Зарница вспыхнула за отдаленными горами, высвечивая их острые пики.

— «Гром великолепен, — процитировала я, находясь еще в оцепенении, — гром внушителен, но работу делает молния». [196]

— Да, она сделала со мной хорошую работу. Как ты, сассенах?

— Великолепно, — ответила я, чувствуя себя приятно отстраненной. — А ты?

Он испытующе взглянул на меня, но, видимо, пришел к заключению, что со мной все в порядке. Он схватился за куст сумаха и с трудом встал на ноги.

— Я немного не чувствую пальцев ног, — ответил он мне, — но остальное в порядке. Однако лошади… — он взглянул вверх, и я увидела, как двинулось его горло, когда он сглотнул.

Лошади молчали.

Мы находились приблизительно в двадцати футах ниже уступа среди елей и бальзамов. Я была в состоянии двигаться, но не могла заставить себя сделать это и сидела, не шевелясь, в то время как Джейми встряхнулся и начал подниматься назад на сторожевой выступ.

Было очень тихо, я задалась вопросом, не была ли я оглушена ударом. Моя нога мерзла, я взглянула вниз и обнаружила, что мой левый башмак исчез, то ли сорванный молнией, то ли потерянный при падении, но поблизости его не было. Чулок тоже исчез, и возле щиколотки выделялся звездчатый узелок вен — наследство моей второй беременности. Я сидела, уставившись на него, словно в нем был ключ к тайнам вселенной.

Лошади, должно быть, мертвы. Почему мы остались живы? Я вдохнула вонь сгоревшей плоти, и глубоко во мне возникла мелкая дрожь. Остались ли мы живы только потому, что нам суждено умереть через четыре года? Когда придет наша очередь, будем ли мы лежать в руинах нашего сгоревшего дома оболочками обугленной смердящей плоти?

Сожженные до костей. Слезы, смешиваясь с дождем, бежали по моему лицу, но это были слезы по лошадям, по моей матери, но не по мне самой. Еще нет.

Сетка синих вен под моей кожей проступала более явственно, чем обычно. На тыльной стороне моих ладоней они напоминали дорожную карту; вдоль голени, подобно змее, тянулась разбухшая вена. Я нажала на нее пальцем; она утопилась в мягкой плоти и вернулась назад, как только я убрала палец.

Джейми вернулся со сбившимся от подъема дыханием. Я обратила внимание, что оба его башмак исчезли.

— Иуда мертв, — сказал он, садясь возле меня. Он взял мою онемевшую руку своей холодной рукой и сильно сжал ее.

— Бедняжка, — сказала я, и снова теплый поток моих слез смешался с холодным дождем. — Он предчувствовал это. Он всегда ненавидел гром и молнию.

Джейми обнял меня за плечи и прижал мою голову к своей груди, бормоча что-то ласковое и успокоительное.

— А Гидеон? — спросила я, наконец, поднимая голову и пытаясь утереть нос плащом. Джейми покачал головой с несколько изумленной улыбкой.

— Он жив, — ответил он. — У него обгорело правое плечо и передняя нога, а его грива сгорела полностью. — Он взял полу своего изодранного плаща и попытался вытереть мое лицо, но также без особого успеха. — Думаю, это сотворит чудо с его норовом, — добавил он в попытке пошутить.

— Полагаю, что так, — я слишком изнемогла и была потрясена, чтобы рассмеяться, но выдавила слабую улыбку, и она подбодрила меня. — Ты думаешь, ты сможешь свести его вниз? У меня… есть немного мази от ожогов.

— Да, — он дал мне руку и помог мне подняться. Я повернулась, чтобы отряхнуть мои юбки, и заметила его.

— Смотри, — произнесла я шепотом. — Джейми… смотри.

На расстоянии десяти футов от нас на склоне росла большая пихта; ее вершина была обломана и часть ветвей была сожжена и дымилась. Между одной из ветвей и стволом была втиснута огромная округлая туша. Наполовину она был черной из-за сгоревших тканей, но волосы на другой половине торчали мокрыми шипами цвета белых триллиумов.

Джейми смотрел на тушу медведя с открытым ртом, потом медленно закрыл его и покачал головой. Он повернулся ко мне и поглядел на отдаленные горы, где бесшумно блеснула молния.

— Говорят, — произнес он тихо, — что большая буря предвещает смерть короля.

Потом он очень мягко коснулся моего лица.

— Жди здесь, сассенах, я приведу коня. Мы едем домой.

Глава 85

Огонь очага

Фрейзерс- ридж

Октябрь, 1771


Время года изменилось. Она заснула прохладным вечером бабьего лета, а проснулась в середине ночи от острого холода поздней осени, замерзнув под единственным одеялом. И потом, хотя и сонная, она не могла заснуть, по крайней мере, без дополнительных одеял.

Почти не открывая глаз, шлепая босыми ногами по ледяному полу, она подошла к кроватке проверить, как там Джемми. Он спал, утонув в теплой перине, с одеялом, натянутым до маленьких розовых ушей. Она мягко положила руку на его спинку и стала ждать, когда она поднимется и опустится при дыхании. Один раз, два, еще раз.

Порывшись, она нашла дополнительное одеяло и растянула его на кровати, потом потянулась за чашкой с водой и с раздражением обнаружила, что та пуста. Ей страстно хотелось заползти в теплую постель и погрузиться в глубокий сон, но жажда была сильнее.

На крыльце должно быть ведро с колодезной водой. Зевая и гримасничая, она сняла щеколду и тихо опустила ее вниз, хотя Джемми спал крепко, и риск разбудить его был невелик.

Однако дверь она открыла осторожно и вышла, дрожа от холодного воздуха, забравшегося под рубашку. Она наклонилась и пощупала в темноте. Никакого ведра. Где…

Уголком глаза она уловила движение и резко развернулась. На мгновение ей показалось, что это был Обадия Хендерсон, который сидел на скамье, и сердце ее сжалось, как кулак, когда он встал. Потом она поняла, кто это был, и оказалась в руках Роджера, прежде чем смогла хорошенько рассмотреть его.

Безмолвно прижавшись к нему, она ощущала различные вещи: дугу его ключицы против ее лица, запах одежды, так долго носимой, что она уже пахла не потом, а лесом, через который он шел, землей, на которой он спал, и главным образом горьковатым дымом, который он вдыхал. Силу его рук на ней и колючую бороду на ее коже. Резко холодная кожа его обуви под ее босыми ногами и кости под ней.

— Это ты, — вскрикивала она. — Ты дома!

— Да, я дома, — шептал он ей на ухо. — Ты в порядке? С Джемми все хорошо?

Она ослабила свои объятия, и он улыбнулся ей незнакомой улыбкой, но знакомыми губами, видимыми в лунном свете среди зарослей густой черной бороды.

— У нас все хорошо? Как ты? — она шмыгнула носом, и глаза ее наполнились слезами. — Почему ты сидишь здесь, ради Бога? Почему ты не постучался?

— У меня все в порядке. Я не хотел пугать тебя. Подумал, что посплю здесь до утра. Почему ты плачешь?

Она поняла, что он шептал не потому, что боялся разбудить Джемми, у него был такой голос — шуршащий, деформированный, с придыханием. И все же он говорил ясно; слова звучали свободно, не так как раньше.

— Ты можешь говорить, — сказала она, торопливо вытирая глаза ладонью. — Я имею в виду, лучше.

Прежде она опасалась прикасаться к его горлу, боясь ранить его чувства, но сейчас инстинкт не позволял ей впустую потратить внезапную близость. Напряженность может возникнуть снова, и они снова могут стать чужими друг другу, но в это мгновение она могла сказать и сделать все, и потому она положила пальцы на его теплый неровный шрам, касаясь залеченного разреза, который спас его жизнь.

— Все еще больно говорить?

— Да, больно, — сказал он шероховатым каркающим голосом, и его глаза взглянули на нее, мягкие и темные в лунном свете. — Но я могу. Я буду… Брианна.

Она отстранилась, все еще держа его за руку, не желая ее отпускать.

— Заходи, — сказала она, — здесь холодно.

У меня могло быть множество возражений против огня в очаге, начиная от заноз под ногтями и ожогов на руках — иногда до пузырей — и кончая доводящим до бешенства упрямством не желающего разгораться пламени. Однако две вещи я могла сказать в его пользу: это, бесспорно, тепло и то, что в его тусклом свете любовный акт приобретал такую красоту, что о всяком стеснении можно было благополучно забыть.

Наши переплетенные тени плыли по стене, выявляя то колено, то изгиб спины или округлость бедра, словно части какого-то извивающегося животного. Голова Джейми запрокинулась; огромное существо с львиной гривой нависло надо мной, выгнувшись назад в экстазе.