— Когда я был в Инвернессе перед тем, как последовать за тобой через камни, я провел некоторое время, перебирая бумаги преподобного, и наткнулся на письмо твоего отца. Фрэнка Рэндалла, я имею в виду. Оно касается незначительного факта, но я подумал… в общем, я подумал, что между нами не должно быть никаких тайн, когда мы поженимся. Я рассказал об этом твоему отцу вчера вечером. А теперь позволь рассказать тебе.

Теплые пальцы ее руки напряглись в его ладони, и глубокая морщина пролегла между бровями, пока она слушала его.

— Еще раз, — попросила она, когда он закончил. — Повтори его снова.

Он послушно повторил письмо слово в слово, как он его запомнил, и как прошлой ночью пересказал Джейми Фрейзеру.

— Значит, могильный камень с именем папы в Шотландии фальшивый? — ее голос повысился от удивления. — Папа — Фрэнк — попросил преподобного изготовить его и поставить на церковном кладбище в Сент-Килде, но па не лежит, то есть не будет лежать под ним?

— Да, он это сделал, и нет, он не будет лежать под ним, — ответил Роджер, тщательно разграничивая, кто стоит за этим словом «он». — Я думаю, что он — то есть Фрэнк Рэндалл — предназначал этот камень, как знак признательности твоему отцу — другому твоему отцу, Джейми.

Лицо Брианны покрылось красными пятнами от холода, кончики носа и ушей также покраснели.

— Но он не мог знать, что мы с мамой обнаружим этот камень!

— Я не уверен, что он хотел, чтобы вы знали о нем, — сказал Роджер. — Возможно, он сам не знал — зачем, но чувствовал, что должен сделать это. Кроме того, — добавил он, неожиданно вспомнив, — разве Клэр не говорила, что он хотел взять тебя в Англию перед тем, как погиб? Вероятно, он хотел привезти тебя туда, чтобы ты нашла его. А потом вы с Клэр решили бы как поступить.

Она сидела неподвижно, обдумывая сказанное.

— Значит, он знал, — медленно проговорила она. — Знал, что Джейми Фрейзер пережил Каллоден. Знал и не сказал?

— Я не думаю, что стоит обвинять его в этом, — мягко произнес Роджер. — Он сделал это не совсем из эгоистичных побуждений.

— Разве? — она была потрясена, но не сердита. Он видел, что она старалась рассмотреть вопрос со всех сторон прежде, чем решить, как к нему отнестись.

— Нет. Подумай, моя курочка, — убеждал он ее. Ель, на которую он оперся спиной, была холодной; упавшее дерево, на котором они сидели, было мокрым под его руками. — Он любил твою мать и не хотел снова потерять ее. Это, может быть, эгоистично, но она была его женой, и никто не может винить его за то, что он не хотел отдавать ее другому мужчине. Но это еще не все.

— Что еще? — ее голос был спокоен, синие глаза смотрели прямо, не мигая.

— Ну… что бы произошло, если бы он сказал ей? У нее была ты, еще маленький ребенок, и никто не мог предположить, что ты тоже сможешь пройти сквозь камни.

Глаза все еще смотрели прямо, но в них появилась тревога.

— Она должна была иметь выбор, — сказала она тихо, не отводя от него пристального взгляда. — Остаться с нами или вернуться к Джейми.

— Оставить тебя, — сказал Роджер, кивнув головой, — или остаться, сознавая, что Джейми жив и, возможно, достижим… и отказаться от него. Нарушить клятву, на этот раз осознанно, и оставить ребенка… или жить в тоске. Я не думаю, что это сделало бы вашу семейную жизнь легче.

— Я понимаю, — вздохнула она, пар от ее выдоха исчез, как призрак, в холодном воздухе.

— Вероятно, Фрэнк боялся дать ей выбор, — сказал Роджер, — но только потому, что спасал ее — и тебя — от боли, которую причинит необходимость сделать выбор. По крайней мере, в то время.

Ее сжатые губы расслабились.

— Интересно, какой бы выбор она сделала, если бы он сказал ей? — произнесла она немного грустно. Он притянул ее к себе.

— Она осталась бы, — сказал он уверенным голосом. — Однажды она уже сделала выбор в твою пользу, не так ли? Джейми отослал ее, чтобы спасти тебя, и она ушла. Она знала, чего он хотел, и осталась бы с тобой, пока ты в ней нуждалась. Она бы не решилась вернуться и потом, если бы ты не настояла на этом. Ты, конечно, понимаешь это?

Ее лицо смягчилось, когда она согласилась с ним.

— Думаю, что ты прав. Но все же… знать, что он жив, и не пытаться вернуться к нему…

Он прикусил язык, чтобы удержаться от вопроса. Что, если это был бы твой выбор, Брианна? Если бы вопрос стоял так — ребенок или я? Но как мужчина может заставить женщину, которую он любит, делать такой выбор, даже гипотетически? И он не спросил ради нее… или ради себя.

— Но он поставил тот камень. Зачем он это сделал?

Морщина между ее бровями от волнения углубилась.

Роджер не знал Фрэнка Рэндалла, но испытывал определенное сочувствие и даже своего рода симпатию к этому человеку. Он не совсем понимал, почему решил рассказать ей об этом письме перед свадьбой, но сейчас побудительные мотивы становились для него более ясными и более тревожащими.

— Я думаю, он считал это своим долгом. Не только по отношению к Джейми и твоей матери, но и к тебе. Если… — начал он и замолчал, сильно сжав ее руку. — Погляди. Возьмем маленького Джемми. Он мой, так же как ты, и всегда будет, — он глубоко вздохнул. — Но если бы я был другим мужчиной…

— Если бы ты был Стивеном Боннетом, — сказал она, и ее побелевшие от холода губы сжались.

— Если бы я был Боннетом, — согласился он, чувствуя отвращение к этой мысли, — если бы я знал, что ребенок мой, и его воспитывает чужой мужчина, разве не захотел бы я, чтобы однажды он узнал правду?

Ее пальцы в его руке дернулись, глаза потемнели.

— Ты не должен говорить ему! Роджер, ради Бога, обещай мне, что никогда не скажешь ему!

Он изумленно уставился на нее. Она больно впилась ногтями в его ладонь, но он не сделал ни движения, чтобы освободиться.

— Боннету? Христос, нет! Если я когда-нибудь увижу его, я не стану тратить время на разговоры!

— Не Боннету, — она дрожала то ли от холода, то ли от эмоций. — Бога ради, держись подальше от этого человека! Нет, я имею в виду, Джемми, — она сильно сглотнула и схватила его за обе руки. — Обещай мне, Роджер. Если ты любишь меня, обещай, что никогда не скажешь Джемми о Боннете, никогда. Даже если что-нибудь случится со мной…

— С тобой ничего не случится!

Она поглядела на него, и легкая кривоватая улыбка появилась на ее губах.

— Воздержание также не для меня. Может случиться, — она снова сглотнула. — И если это произойдет… обещай мне, Роджер.

— Да, я обещаю, — сказал он неохотно. — Если ты настаиваешь.

— Я настаиваю!

— И ты не хотела бы никогда знать… о Джейми?

Она сильно прикусила губу, оставив зубами багровое пятно на мягкой розовой плоти.

— Джейми Фрейзер — не Стивен Боннет!

— Согласен, — сказал он сухо. — Но я говорю не о Джемми. Я просто хотел сказать, что если бы я был Боннетом, я хотел бы знать, и…

— Он знает.

Она выдернула руку и резко встала, повернувшись, чтобы уйти.

— Он, что? — Роджер догнал ее в два шага и схватил за плечи, разворачивая к себе. Она слегка вздрогнула, и он ослабил хватку. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить голос, он спросил: — Боннет знает о Джемми?

— Хуже того, — ее губы задрожали, но она сжала их, чтобы удержать дрожь, потом раскрыла, чтобы произнести правду. — Он уверен, что Джемми — его сын.

Роджер понимал, что она не захочет снова сесть, и сильно потянул ее за руку, заставив ее идти за собой через падающий дождь и вывороченные камни, мимо стремительного потока воды в ручье и качающихся ветвей деревьев, пока движение не успокоило ее, и она смогла рассказать ему о своих одиноких днях в Речном потоке, где она была пленницей своей беременности. О лорде Грэе, друге ее отца и ее друге, которому она доверила свои страхи.

— Я боялась, что ты мертв. Все — мама, па, ты.

Ее капюшон упал с головы, но она не поправляла его. Ее рыжие волосы свисали мокрыми крысиными хвостами на плечи, и капельки дождя цеплялись за ее густые брови.

— Последнее, что па сказал мне — то есть не сказал даже, а написал, потому что я не разговаривала с ним… — она сглотнула и провела рукой под носом, вытирая влагу. — Он сказал, я должна найти силы простить его. Б-Бонетта.

— Что сделать?

Она легонько потянула свою руку, и он понял, что слишком сильно вцепился в нее. Он ослабил хватку, пробормотав извинения, и она коротко наклонила голову, принимая их.

— Па понимал, — сказала она и замолчала. Наконец, овладев своими эмоциями, она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. — Ты знаешь, что произошло с ним в Уэнтворте?

Роджер коротко и смущенно кивнул. На самом деле он мало знал, что случилось с Джейми Фрейзером там, и не хотел знать большего. Он слышал о шрамах на спине Фрейзера и сделал вывод из того немногого, что рассказывала Клэр, что они являлись лишь слабым отголоском произошедшего в Уэнтворте.

— Он понимал, — сказала она ровным голосом. — И он знал, что нужно делать. Он сказал мне — если я хочу быть… снова целой, я должна найти силы простить Стивена Боннета. И я простила.

Он сжимал руку Брианны так сильно, что чувствовал, смещение костей ее ладони. Она ничего не рассказывала ему, а он не спрашивал. До этого дня имя Боннета никогда не упоминалось между ними.

— Да? — он говорил хриплым голосом, и ему пришлось остановиться и откашляться. — Ты нашла его? Ты говорила с ним?

Она убрала влажные волосы со лба и кивнула. Грэй сообщил ей, что Боннет был схвачен и осужден. В ожидании транспортировки в Уилмингтон и последующей казни он содержался в подвалах королевских складов в Кросс-Крике. Именно туда пошла она, неся, как она надеялась, прощение ему и себе.

— Я было толстая, — она показала руками, какой большой у нее был живот. — Я сказала, что ребенок его. Его ждала смерть, и, возможно, знание о том, что он оставит кого — то на земле, могло дать ему какое-то утешение.

Роджер почувствовал, что ревность сжала его сердце так сильно, что на мгновение ему показалось, что боль была физически реальной. Кого-то оставит на земле, подумал он. А я? Если я умру завтра — а я могу! Жизнь для меня так же опасна, как и для тебя, девочка. Что останется после меня, скажи мне?

Он знал, что не должен был спрашивать. Он клялся, даже мысли не допускать, что Джемми — не его сын. Они были женаты, и Джемми был его ребенком, независимо от обстоятельств его рождения. И все же он почувствовал, как слова вытекли из него, едкие, как кислота.

— Значит, ты уверена, что ребенок его?

Она остановилась и повернулась к нему с глазами, широко открытыми от шока.

— Нет. Нет, конечно, нет! Если бы я была уверена, я сказала бы тебе!

Жжение в его груди немного уменьшилось.

— Но ты сказала ему, что ребенок его. Ты не сказала ему, что сомневаешься в этом?

— Он должен был умереть! Я хотела утешить его, а не рассказывать мою историю! Ему не стоило знать ни о тебе, ни о нашей брачной ночи… Это его не касается. Черт побери, Роджер!

Она пнула его по голени.

Он качнулся от сильного пинка, но схватил ее за руку, не давая убежать.

— Извини! — быстро произнес он прежде, чем она могла снова пнуть его или укусить, что она, по-видимому, собиралась сделать. — Извини. Ты права, это его не касается, и я не должен был заставлять тебя снова думать об этом.

Она глубоко вдохнула через нос, словно дракон, готовящийся обратить его в пепел. Искры ярости в ее глазах немного притухли, но лицо все еще пылало. Она отбросила его руку, но не уходила.

— Да, не должен, — сказала она, кинув на него мрачный взгляд. — Ты сказал, что между нами не должно быть тайн, и ты прав. Но когда раскрываешь одну тайну, иногда за ней прячется другая, не так ли?

— Да. Но это не… Я не имел в виду…

Но он не успел ничего сказать, шаги и звуки голосов прервали его. Четверо мужчин вышли из тумана, разговаривая по-гэльски. Они были босы, промокли до колен и несли заостренные палки и сети. Связки только что пойманной рыбы тускло поблескивали под дождем.

— Smeòraich! [40] — один из мужчин увидел их и широко ухмыльнулся, заметив беспорядок в их одежде. — Это ты, певец? И дочка рыжего? Что, не можете подождать до темноты?

— Конечно, есть украденные фрукты более заманчиво, чем ждать благословение от высохшего священника, — сказал второй мужчина, сдвинув шляпу на затылок.

— О, нет, — сказал третий, вытирая капли на кончике носа и весело разглядывая Брианну, которая сильнее закуталась в плащ. — Он просто поет ей маленькую свадебную песню, не так ли?