— Ты вернулся! — воскликнула она, отпуская его.

— Да.

И был очень рад этому. В хижине пахло горячей едой, щелочным мылом и слабым, но пронзительным ароматом можжевельника, перекрывавшим запахи дыма от свечей и мускусный запашок человеческого присутствия. Он улыбнулся ей, внезапно почувствовав себя не таким усталым.

— Папа, папа! — Джемми радостно подпрыгивал, цепляясь за низкий табурет, чтобы не упасть. — Па-пааа!

— Привет, привет, — Роджер наклонился, чтобы погладить пушистую голову малыша. — Кто здесь хороший мальчик? — он промахнулся, и его рука лишь мягко коснулась его щеки, но Джемми это не расстроило.

— Я! Я! — кричал он и улыбался во весь рот, показывая розовые десна и все свои белые зубки. Брианна тоже улыбалась, показывая гораздо больше эмали во рту, но с не меньшей радостью.

— У нас для тебя сюрприз. Смотри! — она стремительно подошла к столу и встала на одно колено в шаге от Джемми, протянув к нему руки. — Иди к маме, милый. Иди к маме, сыночек.

Джемми колебался некоторое время, потом протянул одну руку к матери, сделал неверный шажок, потом еще один и упал с воплем радости в ее руки. Она обняла его, восхищенно смеясь, потом повернула его к Роджеру.

— Иди к папе. Давай, иди к папе.

Джемми слегка нахмурился, набираясь смелости, и стал походить на парашютиста-новичка, стоящего возле открытой двери самолета. Он опасно покачивался.

Роджер, забыв об усталости, сел на корточки и протянул руки.

— Давай, парень, давай. Ты можешь это!

Джемми, цепляясь за руку матери, наклонялся вперед все сильнее, потом отпустил ее и, шатаясь, двинулся к Роджеру, убыстряясь с каждым шагом, и через три шажка бросился головой вперед в безопасные объятия отца. Тот прижал к себе мальчика, который вертелся и радостно вопил.

— Хороший мальчик! Будешь теперь везде лезть, не так ли?

— Как будто он уже не лазит повсюду! — сказала Брианна, закатывая глаза. Словно подтверждая его слова, Джемми вывернулся из объятий Роджера, упал на четвереньки и с большой скоростью пополз к корзине с игрушками.

— И что вы еще делали сегодня? — спросил Роджер, присаживаясь к столу.

— Что еще? — она широко распахнула глаза, потом сузила их. — Ты думаешь учиться ходить так просто?

— Нет, это, конечно, великолепно! — торопливо уверил он ее. — Я только поддерживаю разговор.

Она успокоилась и расслабилась.

— Ну, мы скребли пол, хотя вряд ли это заметно… — она с некоторым отвращением поглядела на грубые некрашеные половицы под своими ногами. — Потом мы поставили подниматься тесто для хлеба, но оно не поднялось, так что тебе придется есть лепешки.

— Я люблю лепешки, — торопливо заверил он ее, уловив опасный блеск в ее пристальном взгляде.

— Конечно, ты любишь, — произнесла она, приподняв густую рыжую бровь, — по крайней мере, с той стороны, с которой масло.

Он рассмеялся. Отогревшись в тепле, его руки начали болезненно пульсировать, но это не мешало ему чувствовать себя счастливым. Усталый так, что едва не валился с табурета, но счастливый… и страшно голодный. В его животе громко заурчало.

— Лепешка с маслом для начала, — сказал он. — Что еще? Я чувствую приятный запах, — он посмотрел в сторону дымящегося котла и с надеждой принюхался. — Тушеное мясо?

— Нет, стирка, — Бри сердито посмотрела на котел. — Третья партия сегодня. Я не могла стирать во дворе, потому что одновременно занималась делами в доме. А во дворе нужно постоянно поддерживать огонь и перемешивать белье, так что ничего другого не сделаешь, — она сильно сжала зубы. — Очень неэффективно.

— Да, ужасно, — на этом Роджер закончил разговор о прачечной логистике и перешел к более насущным проблемам. Он указал подбородком на очаг.

— Я чувствую запах мяса. Думаешь, в котел попала мышь?

Джемми уловил последнее слово и, бросив тряпичный шар, пополз к огню.

— Мыска? Где мыска?

Брианна схватила Джемми за воротник рубашки и с негодованием посмотрела на Роджера.

— Разумеется, нет. Нет, сыночек, никакой мышки. Папа сказал глупость. Сейчас будем кушать, — отпустив воротник, она подхватила ребенка и посадила на высокий стул, не обращая внимания на его пинки и крики. — Кушать, я сказала! Сиди смирно!

Джемми выгнулся, протестующе визжа, потом внезапно расслабился и соскользнул со стула, спрятавшись в складках ее юбки.

Брианна схватила его, покраснев лицом от смеха и раздражения.

— Хорошо, — сказала она, придавая ему вертикальное положение. — Не ешь. Мне все равно, — она достала из кучки игрушек, вываленных из корзины, потертую тряпичную куклу, набитую шелухой. — Видишь — куколка? Хорошая куколка.

Джемми, прижав куклу к груди, шлепнулся на пол и стал выговаривать кукле сердитым тоном, встряхивая ее время от времени.

— Кусай! — сказал он сердито, тыча ее в живот, потом положил ее на пол и накрыл перевернутой корзиной. — Сиди смилно!

Брианна провела рукой по лицу и вздохнула.

— И ты хочешь знать, что я делала весь день.

Взгляд ее обострилась, когда она впервые по-настоящему взглянула на него.

— А чем занимался ты, мистер МакКензи? У тебя такой вид, словно ты побывал на войне, — она мягко коснулась его лица. На лбу у него налилась шишка, и он почувствовал небольшую вспышку боли, когда она коснулась ее.

— Нечто подобное. Джейми показывал мне основы фехтования.

Она приподняла брови, и он смущенно рассмеялся, держа руки на коленях.

— Деревянными мечами.

Несколькими деревянными мечами. Они сломали три штуки, хотя самодельные мечи были сделаны из крепкого дерева, а не из каких-то там веточек.

— Он ударил тебя по лбу? — в голосе Брианны послышались сердитые нотки, хотя Роджер не знал, предназначались ли они ее отцу или ему самому.

— А… нет. Не совсем.

Имея туманные воспоминания о приключенческих фильмах и университетских соревнованиях по фехтованию, он не был подготовлен к дикой мощи боя на мечах. Первый же удар Джейми выбил меч из рук Роджера и заставил деревяшку взлететь в воздух, потом когда она раскололась при ударе, кусок дерева пролетел рядом с его ухом.

— Что означает «не совсем»?

— Ну, он просто показывал мне corps à corps; [204]по-моему, с французского это переводится так: «Запутай меч противника в своем мече, пни его коленом по яйцам и тресни по голове, пока он пытается освободиться».

Брианна издала короткий потрясенный смешок.

— Ты имеешь в виду, что он…

— Нет, но довольно близко, — сказал он, вздрогнув от воспоминания. — У меня синяк на бедре размером с мою ладонь.

— У тебя есть еще раны? — обеспокоенная Брианна, нахмурив брови, смотрела на него.

— Нет, — он улыбнулся ей, держа руки на коленях. — Усталый. В синяках. Голодный.

Хмурый взгляд исчез, и ее улыбка снова вернулась, хотя маленькая вертикальная линия все еще оставалась между бровями. Она достала деревянное блюдо с буфета и присела на корточки возле очага.

— Перепела, — с удовлетворением произнесла она, вытаскивая из углей множество почерневших комочков с помощью кочерги. — Па принес их утром. Он сказал, что их не надо ощипывать, просто обмазать глиной и запечь. Надеюсь, он знает, о чем говорит, — она кивнула в направление кипящего котла. — Джемми помогал мне обмазывать их, так что пришлось стирать еще раз. Ай! — она отдернула руку и пососала обожженный палец, потом подняла блюдо и принесла его на стол.

— Пусть немного остынут, — предупредила она его. — Я принесу соленых огурцов, которые ты любишь.

Перепела выглядели, как закопченные камни. Однако из трещин в глине с дразнящим ароматом поднимался пар. Роджеру захотелось взять один и съесть, несмотря на обгоревшую глину и все прочее. Вместо этого, он снял тряпку с блюда, стоящего на столе, и обнаружил лепешку из неудавшегося теста. Негнущимися пальцами он смог отломить большой кусок и затолкал его в рот.

Джемми забросил тряпичный шар под кровать и подполз посмотреть, что делает его отец. Ухватившись за ножку стола, он встал на ноги и, увидев хлеб, требовательно протянул за ним руку. Роджер оторвал еще один кусок и вручил его своему отпрыску при этом, едва не уронив хлеб. Его руки были порезаны и разбиты; косточки его правой руки, содранные до крови, распухли и посинели. Полногтя на большом пальце правой руки было оторвано, и плоть в этом месте медленно сочилась кровью.

— Ой, — взяв хлеб, Джемми посмотрел на руку Роджера, потом на его лицо. — Папа ой?

— Папа в порядке, — уверил его Роджер. — Просто устал.

Джемми, глядя на травмированный палец, медленно поднял свою руку и, сунув большой палец в рот, стал его громко сосать.

Похоже, это была не плохая идея. Палец без ногтя болел ужасно, и все суставы были застывшими и жесткими. Кинув быстрый взгляд на спину Брианны, Роджер сунул палец в рот.

Сначала тот ощущался, как нечто инородное, и давал привкус серебристой крови и грязи. Потом внезапно чувство чужеродности пропало; язык и небо мягко зажали палец, создавая успокоительное давление.

Джемми ткнулся головой ему в бедро — его обычный знак «на ручки» — он подхватил мальчика свободной рукой и усадил к себе на колени. Джемми повозился, устраиваясь удобнее, и притих, зажав в одной руке хлеб и сося большой палец другой руки.

Постепенно напряжение оставляло Роджера; он сидел, опершись локтем на стол и обхватив сына другой рукой. Тяжелая теплота Джемми и его влажное дыхание на ребрах Роджера вместе с домашними звуками, которые производила Брианна, накрывая на стол, действовали успокаивающе. К его удивлению, травмированный палец перестал болеть, но он оставил его во рту, слишком усталый, чтобы отказаться от чувства странного уюта.

В его внутреннем ухе все еще звучали команды: «Работай рукой, человек… запястьем, запястьем! Не тыкай так рукой, держи ее ближе к телу. Это меч, да? Не чертова дубинка. Используй острие!»

Однажды он очень сильно толкнул Джейми на дерево. И однажды Фрейзер споткнулся о камень и упал. Но что касается, чтобы задеть его мечом — это было все равно, что драться с облаком.

«Грязная драка — вот что такое бой на мечах, — сказал ему запыхавшийся Фрейзер, когда они встали на колени у ручья, плеща холодной водой на горящие лица. — Все остальное — показуха».

Он дернул головой и мигнул, резко вернувшись от стука деревянных мечей к теплому полусумраку хижины. Брианна шепотом ругалась у буфета, пытаясь рукояткой его дирка разбить глиняную корку на перепелах.

«Стой твердо. Назад, назад, да, теперь ко мне! Нет, не тянись так далеко… продолжай защищаться!»

И жалящие удары упругого «лезвия» по рукам, бедра, плечам, и сильный укол между ребер, заставивший его потерять дыхание. Если бы это был настоящий меч, он уже давно был бы мертв, порезанный на кровавые ленточки.

«Не лови лезвие на себя, отбивай его! Отбивай! Иди сюда, выпад! Закройся, закройся… да, хорошо… ха!»

Его локоть скользнул, и рука упала. Он резко дернулся и выпрямился, держась за спящего ребенка.

Брианна виновато вздрогнула и закрыла тетрадь. Поднявшись, она затолкала ее за большое оловянное блюдо, прислоненное к стенке буфета.

— Все готово, — поспешно произнесла она. — Я только… я схожу за молоком, — и исчезла в кладовой.

Роджер поднялся, перехватив удобнее Джемми, и прижал маленькое тяжелое тело к груди, хотя его руки были, словно вареные макароны. Мальчик крепко спал, но палец держал во рту.

Роджер посмотрел на свой палец, мокрый от слюны, и его вдруг охватило смущение. Христос, она рисовала его в таком виде? Без сомнения, она заметила, как он сосал палец, и решила, что это «мило». Не в первый раз она рисовала его в компрометирующих, по его мнению, ситуациях. Или она снова записывал свои сны?

Он аккуратно уложил Джемми в кроватку, предварительно сметя влажные крошки с покрывала, и стоял некоторое время неподвижно, потирая разбитые суставы на руке. Из кладовой доносились хлюпающие звуки. Двигаясь очень тихо, он подошел к буфету и извлек тетрадь из-за ее прикрытия. Рисунок, не сны.

Не больше, чем несколько быстрых линий, выражающих сущность эскиза. Мужчина, усталый до смерти, но настороже, сидел, опершись головой на одну руку; другой рукой он крепко обнимал бесценное маленькое существо.

Она назвала рисунок «En garde», написав название своим наклонным остроконечным почерком.

Он закрыл тетрадь и задвинул ее назад за блюдо. Брианна стояла в дверях кладовой с молочником в руке.

— Иди и поешь, — сказала она, глядя на него. — Тебе нужно подкрепиться.