Потом она оглядела его с головы до ног, и улыбка медленно растянула ее широкий мягкий рот.

— Да? Тебя там ужалили. Может быть мне погладить его? — она поставила чашку на стол и, грациозно перекатившись на бок, протянула руку.

— Ты садистка, — сказал Роджер, скрипнув зубами. — Без всякого сомнения, это у тебя от твоего отца.

Она рассмеялась и, усевшись в кровати, стала натягивать рубашку.

— Мама! Делмо, мама! — радостно сообщил ей Джемми, когда она взяла его из кроватки.

— Ты крыса, — нежно ответила она. — Этим утром ты попал к папе в немилость. Не вовремя проснулся, — она сморщила нос, — и еще не вовремя что-то наделал.

— Зависит от точки зрения, — Роджер перекатился на бок. — Думаю, с его точки зрения он все сделал своевременно.

— Да? — Брианна поглядела на него, приподняв бровь. — И потому ты научил его новому слову?

— Он слышал его прежде, — ответил Роджер. — Много раз, — он сел, спустив ноги с кровати, и провел рукой по лицу и волосам.

— Ну, а теперь мы должны перейти от слов к делу, да? — она поставила Джемми на ноги и встала перед ним на колени, потом, поцеловав его в носик, стала расстегивать подгузник. — О, Боже. Интересно, восемнадцать месяцев — не слишком рано для приучения к горшку?

— Ты меня спрашиваешь или его?

— Фу. Все равно кого, если, конечно, у вас есть мнение по этому вопросу.

У Джемми мнения не было; с веселым стоицизмом он игнорировал решительные действия матери, которая обтирала его попу холодной мокрой тряпкой, и распевал новую песню собственного сочинения: «Фу-фу, делмо, делмо, фу, фу…»

Брианна прекратила его пение, взяв на руки и усевшись на стул для кормления возле очага.

— Хочешь перекусить? — спросила она, соблазнительно спуская рубашку с плеча.

— Боже, да, — произнес Роджер с чувством. Бри рассмеялась не без сочувствия и, усадив Джемми на колени, дала ему грудь.

— Твоя очередь следующая, — успокоила она Роджера. — Хочешь овсянку или кукурузную кашу на завтрак?

— В меню еще что-нибудь есть? — проклятие, он опять был близок к боевому состоянию.

— Разумеется. Тосты с земляничным джемом. Сыр. Яйца, только за ними нужно сходить в курятник, в доме их нет.

Роджеру трудно было сконцентрироваться на обсуждении завтрака; все его внимание занимала Брианна, сидящая в тусклом дымном свете хижины, широко расставив свои длинные бедра и засунув пятки под стул. Она, казалось, обнаружила его отсутствие интереса к еде, потому что подняла голову и улыбнулась ему, охватывая взглядом его голое тело.

— Ты прекрасно выглядишь, Роджер, — произнесла она мягко. Свободной рукой она коснулась внутренней стороны своего бедра, делая медленные круговые движения.

— Ты тоже, — его голос был хриплым. — Более чем прекрасно.

Ее рука поднялась и нежно похлопала Джемми по спине.

— Хочешь пойти и поиграть с тетушкой Лиззи, милый? — спросила она, не глядя на сына. Ее глаза не отрывались от Роджера, а широкий рот изогнулся в медленной улыбке.

Он подумал, что, по крайней мере, может не ждать окончания завтрака, чтобы прикоснуться к ней. Взяв ее платок, который лежал в ногах кровати, он для приличия обернул им бедра и, подойдя к ним, встал на колени возле ее стула.

Сквозняк от окна пошевелил ее волосы, и он увидел, как на ее руках образовалась гусиная кожа. Он обнял их обоих. Ветерок обдал холодом его голую спину, но его это не волновало.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо, положив руку на ее бедро.

Она повернула голову и поцеловала его в губы.

— Я люблю тебя тоже, — сказала она.

Она пила воду с вином, и ее губы соединяли вкус спелого винограда и студеной воды. Он только собрался приступить к более серьезной работе, как от громкого стука задрожала деревянная дверь, и раздался голос его тестя.

— Роджер! Ты там? Вставай, человек!

— Что он имеет в виду — здесь ли я? — прошипел Роджер Брианне. — Где, черт возьми, я могу быть?

— Шшш, — она куснула его шею и неохотно отпустила, оглядывая его с глубоким одобрением.

— Он уже встал, па! — отозвалась она.

— М-да, это, кажется, входит в привычку, — пробормотал Роджер. — Иду! — проревел он. — Проклятие, где моя одежда?

— Под кроватью, где ты оставил ее вчера вечером, — Брианна поставила Джемми, который, услышав голос деда, с восторженным визгом бросился к двери. Наконец, начав ходить, он не стал тратить много времени на освоение следующего навыка и через несколько дней уже вовсю бегал.

— Поспеши! — солнечный свет хлынул в хижину, когда шкура на окне была поднята, и в нем появилось широкое лицо Джейми, красное от спешки и утреннего солнца. Он поднял брови, увидев Роджера, который сидел на полу и прикрывал рубашкой середину тела.

— Шевелись, человек, — сказал он мягко. — Не время сверкать голым задом. МакЛеод говорит, что на хребте появились животные, — он послал воздушный поцелуй Джемми. — A ghille ruaidh, a charaid! Ciamar a tha thu? [209]

Роджер забыл про секс и стеснение. Он натянул рубашку через голову и встал.

— Что за животные? Олени, лоси?

— Не знаю, главное, что мясо! — оконная шкура внезапно упала, оставив комнату в полутьме.

Вторжение Джейми впустило поток холодного воздуха, который, нарушив теплую дымную атмосферу, принес с собой дыхание охоты, свежего ветра и красных листьев, грязи и свежего помета, влажной шерсти и блестящих от пота боков, приправив все это сильным запахом пороха.

С последним, полным страстного желания, взглядом на тело жены Роджер схватил чулки.

Глава 90

Опасность в траве

К полудню запыхавшиеся мужчины вошли в зону темно-зеленого хвойного леса. Высоко на вершине хребта между разбросанными в беспорядке камнями застыли в своем вечно зеленом бессмертии пихты, сосны и ели, и только иглы шелестели, жалуясь на недолговечность листьев, устилавших землю.

В тени деревьев Роджер задрожал от холода и был рад замшевой охотничьей рубахе, которую надел поверх льняной. Никто не разговаривал, даже когда они сделали короткую остановку, чтобы отдышаться. В лесу стояла полная тишина, и любые разговоры казались неуместными.

Дикая местность вокруг них выглядела спокойной и пустынной. Возможно, они опоздали, и дичь ушла дальше, а, может быть, МакЛеод ошибся. Роджер еще не выработал навыков охотника, но он провел много времени наедине с ветром и солнцем, чтобы приобрести некоторое охотничье чутье.

Потом мужчины перевалили через хребет и вышли на солнце. Воздух был разреженный и холодный, но Роджер почувствовал тепло солнечных лучей и прикрыл глаза от удовольствия. Все, не сговариваясь, остановились, чтобы согреться в этом защищенном от ветра месте.

Джейми подошел к краю уступа, и солнце вспыхнуло в его медных волосах, забранных в хвост. Он, прищурившись, вглядывался вниз между деревьями. Роджер заметил, как ноздри мужчины дрогнули, и улыбнулся. Возможно, Фрейзер и вправду чуял запах дичи. Роджера это бы не удивило. Он принюхался, но не ощутил ничего, кроме запаха гниющих листьев и едкого запашка застарелого пота от Кенни Линдсея.

Джейми покачал головой, потом повернулся к Фергюсу, что-то тихо сказал ему и поднялся вверх по уступу, исчезнув из вида.

— Ждем, — лаконично заявил Фергюс остальным и уселся. Вытащив из сумки пару каменных шаров, он принялся перекатывать их по ладони, ловко обводя шарами каждый палец.

Яркое солнце просунуло свои длинные пальцы сквозь облетевшие ветви, даря последнее тепло и благословляя умирающую на зиму землю. Мужчины сидели, тихо разговаривали и обильно потели. Роджер заметил, что здесь на чистом воздухе запах свежего пота был сильнее, перекрывая запахи грязи и немытых тел.

Роджер подумал, что не чрезвычайная острота обоняния животных, а сильная вонь самих людей не позволяла им близко подобраться к дичи. Он видел, как индейцы-могавки натирали себя травами, чтобы замаскировать запах перед охотой, но даже мятное масло не смогло бы помочь в случае с Кенни Линдсеем.

А от него самого не сильно пахнет? Он нагнул голову к расстегнутой на груди рубашке и принюхался. Струйка пота бежала из-под волос по шее. Он промокнул ее воротником рубашки и решил искупаться перед возвращением в хижину, даже если ручей будет покрыт льдом.

«Душ и дезодоранты имеют лишь эстетическую ценность, — подумал он. — Человек может быстро привыкнуть к любой вони». Чего он не осознавал, проживая когда-то в среде с относительно слабыми запахами, так это их роли в интимной жизни. Иногда он ощущал себя чертовым бабуином, когда его примитивные инстинкты срывались с цепи при дуновении какого-либо случайного аромата.

Он вспомнил, что произошло неделю назад, и горячо покраснел.

Роджер в поисках Клэр зашел в молочный сарай и нашел ее там — и Джейми тоже. Они были полностью одеты и стояли обособленно друг от друга, но воздух был наполнен мускусом желания и острым запахом мужского завершения, от которых у Роджера кровь бросилась в лицо, и волоски на теле взъерошились.

Его первым побуждением было повернуться и уйти, но это выглядело бы нелепо. Он передал сообщение Клэр, ощущая на себе спокойный ироничный взгляд Фрейзера и сознавая также молчаливую связь между этой парой, невидимую нить в воздухе, словно они были двумя бусинками на растянутой пружинке.

Джейми подождал, пока Роджер покинул сарай, и потом вышел сам. Выходя, Роджер уголком глаза уловил движение — легкое прикосновение его руки к Клэр на прощание, и даже теперь он почувствовал странное сжатие в животе при этом воспоминании.

Он выдул воздух, чтобы ослабить стеснение в груди, потом растянулся не листьях, позволив солнечным лучам упасть на закрытые веки. Он услышал приглушенный стон, потом шаги француза, который поспешно удалился в кусты. Вчера вечером Фергюс наелся перекисшей капусты, и это было заметно каждому, кто просидел рядом с ним достаточно долго.

Его мысли вернулись назад к смущающему моменту в молочном сарае.

Это не было похотливостью или простым любопытством, но он часто наблюдал за ними. Он видел их из окна хижины, когда они шли вместе. Джейми склонил голову к ней, сложив руки за спиной. Руки Клэр при разговоре летали в воздухе, как длинные белые крылья, словно она могла поймать ими будущее и придать ему форму.

Однажды уличив себя на этом занятии, он стал наблюдать за ними целенаправленно, оставив чувство стыда от вторжения, хотя и незаметного, в их частную жизнь. У него имелся настоятельный повод для такого любопытства; он должен был узнать что-то настолько важное, что это извиняло любое отсутствие манер.

Что значит жить в браке?

Он воспитывался в доме холостяка. Получив всю любовь, как ребенок, от двоюродного деда и престарелой домоправительницы, повзрослев, он остался неграмотным в способах общения, не понимая этих прикосновений и слов, которые невидимыми нитями связывают супругов. Для начала могла помочь интуиция.

Но если такой любви можно выучиться…

Прикосновение к локтю было так неожиданно, что он дернулся, вскинув руку в инстинктивной защите. Джейми ловко нырнул, уклоняясь от удара, и усмехнулся.

— Я нашел их, — сказал он, кивнув головой к краю уступа.

Джейми поднял руку, и Фергюс тотчас подошел к нему. Француз доставал только до плеча большому шотландцу, но не выглядел смешным. Он прикрыл глаза рукой, вглядываясь вниз, куда указывал Фрейзер.

Роджер подошел к ним и посмотрел туда же. На полянке, отражая солнечный свет, мерцала вода. Ничего более интересного он не заметил; внизу была только плотная чащоба из лавра, гикори и дуба, точно такая же, как и на той стороне хребта.

Фрейзер заметил его и подбородком указал вниз.

— Возле ручья, видишь?

Сначала, Роджер ничего не заметил. Сам ручей был почти не виден, но он мог проследить его русло по зарослям платана и ив. Потом он увидел, что один из кустов далеко внизу шевелился совсем не так, как качались от ветра кусты поблизости. Ветки его дергались, словно кто-то тянул их, обрывая листья.

— Иисус, что это?

Его взгляд уловил очертания большой темной фигуры, очень большой.

— Не знаю. Больше, чем олень. Вапити, может быть, — прищуренные от ветра глаза Фрейзера были внимательны. Он стоял, расслабившись, держа мушкет в одной руке, но Роджер чувствовал его возбуждение.

— Лось, должно быть, — Фергюс нахмурился под затеняющей рукой. — Я еще не встречал лосей, но они очень большие, не так ли?

— Нет, — Роджер покачал головой. — Я имею в виду, да, лось большой, но это не он. Я охотился на лосей с индейцами-могавками. Они так не двигаются.