— Если ты будешь в таком состоянии, то у меня не будет выбора!

— Может быть, у тебя, — сказал он ровным голосом, — но у меня он есть. Я сделал его. Даешь слово, сассенах?

— Ты отвратительный, доводящий до бешенства…

Его улыбка была удивительна, белая вспышка на багровом лице.

— Если ты назовешь меня шотландцем, сассенах, тогда я буду уверен, что выживу.

Громкий крик на улице помешал мне ответить. Я повернулась к окну и увидела, как Марсали уронила оба ведра с водой на землю. Вода выплеснулась на ее юбки и обувь, но она не обратила на это внимания. Я кинула взгляд в ту сторону, куда она глядела, и задохнулась.

Животное прошло через загон, сломав жерди изгороди, как спички, и теперь стояло посредине грядки, жуя тыквенные плети. Оно было огромным и черным и покрыто длиной шерстью. На расстоянии десяти футов от него стоял Джемми с огромными круглыми глазами и открытым ртом, забывший о тыкве в руках.

Марсали издала еще один визг, и Джемми, заразившись ее страхом, заорал и стал звать свою мать. Я развернулась, чувствуя себя, словно в замедленной съемке, хотя это было совсем не так медленно, выхватила пилу из рук Джейми и выскочила во двор с мыслью, что бизоны в зоопарке не такие большие.

Я не помню, как сбежала с крыльца, наверное, спрыгнула. Из леса появилась Брианна, которая бежала молча с решительным напряженным лицом, держа в руках топор. У меня не было времени окликнуть ее, а она уже была рядом.

Она замахнулась топором еще в беге и на последнем шаге со всей силы опустила его между ушей гигантского животного. Тонкие брызги крови взлетели в воздух и упали на тыквы. Буйвол взревел и наклонил голову, словно собираясь рвануться вперед.

Бри нырнула в сторону, бросившись к Джемми, который стоял на коленях, и стала дергать помочи, за которые он был привязан к изгороди. Уголком глаза я увидела, как Марсали, выкрикивая гэльские молитвы и проклятия, содрала юбку с куста ежевики.

Я каким-то образом разложила пилу, пока бежала и, в два удара перерезав помочи Джемми, вскочила и помчалась к грядке. Марсали набросила юбку на голову буйвола, и тот стоял, ошеломленно качая головой и шатаясь; кровь черными пятнами проступала на свежевыкрашенной ткани.

В холке он был с меня ростом и странно пах — пылью и теплом, слега протухшим мясом и чем- то удивительно знакомым, как пахнет корова. Он сделал шаг, другой. Я, удерживая, вцепилась пальцами в его густую шерсть и ощутила, как судороги пробегали по его телу; они трясли меня, как землетрясение.

Я никогда не делала этого, но действовала так, как будто делала это тысячу раз. Уверенной рукой я нащупала место под его слюнявыми губами, чувствуя, как теплое дыхание задирает мой рукав. Сильный пульс бился под челюстью, и я мысленным взором увидела его большое мясистое сердце, накачивающее горячую кровь.

Я с силой провела пилой по горлу, чувствуя в пальцах и руках упругое сопротивление разрезаемых кожи и мышц, скрип распиливаемой кости, треск рвущихся сухожилий и скольжение перерезанных сосудов, исходящих кровью.

Мир содрогнулся. Мир дернулся и сдвинулся, ударив меня землей. Когда я пришла в себя, я сидела посредине палисадника с одной рукой, все еще вцепившейся в волосы буйвола, и онемевшей ногой, придавленной его головой. Мои юбки прилипли к бедрам, горячие и воняющие кровью.

Кто-то что-то сказал, я подняла голову. Джейми с открытым ртом и абсолютно голый стоял на крыльце на четвереньках. Марсали сидела на земле, разбросав ноги, и молча открывала и закрывала рот.

Брианна стояла рядом со мной, прижимая Джемми к груди. Забыв про свой страх, он перегнулся, наклонившись вниз, и с любопытством смотрел на бизона.

— Ууу! — сказал он.

— Да, — сказала я, — хорошо сделано.

— Ты в порядке, мама? — спросила Бри, кладя руку мне на голову, и я поняла, что она задавала этот вопрос уже несколько раз.

— Не знаю, — ответила я. — Думаю, что да.

Я взяла ее руку и, с трудом освободив ногу, встала. Ее и меня сотрясала такая же дрожь, как до этого бизона, но она затихала. Бри с глубоким вздохом посмотрела на массивное тело. Лежа на боку, животное доставало ей почти до пояса. Марсали подошла к нам и стояла, покачивая головой в страхе от его размеров.

— Божья матерь, как же мы будем разделывать его? — сказала она.

— О, — ответила я, проведя дрожащей рукой по волосам. — Полагаю, мы справимся.

Глава 92

Я принимаю помошь от друзей [216]

Прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу, я смотрела во двор. Последствия шока придали сцене за окном оттенок сюрреализма.

Солнце почти село, напоследок осыпав пылающим золотом оставшиеся на каштанах листья. В угасающем свете чернели хвойные деревья и перекладина в центре двора, с которой свешивались останки бизона. У кустов ежевики был разожжен костер, и возле него мелькали силуэты, исчезая и появляясь из тени. Одни фигуры атаковали с ножами и топорами подвешенную тушу; другие утаскивали куда-то куски мяса и ведра жира. Силуэты женщин, имеющие благодаря юбкам форму колокола, сгибались и разгибались в молчаливом балете вокруг огня.

Несмотря на наступающую темноту, в этой орде демонов я смогла выделить высокую белую фигуру Брианны, которая, как я думала, руководила разделкой буйвола. Прежде чем его насильственно вернули в хирургический кабинет, Джейми оценил вес животного от тысячи восьмиста до двух тысяч фунтов. Брианна молча кивнула в ответ на его оценку и, вручив сына Лиззи, медленно обошла вокруг туши, задумчиво прищурив глаза.

— Хорошо, — сказала она, и как только из домов стали появляться мужчины, полуодетые с выпученными от волнения глазами, холодным тоном приказала спилить несколько деревьев и соорудить блочную конструкцию, способную поднять больше тонны мяса.

Мужчины, будучи в плохом настроении от того, что им не пришлось поучаствовать в убийстве бизона, сначала не хотели ее слушаться. Однако Брианна была крупной и яркой женщиной с острым языком и упрямым характером.

— Чей это удар? — спросила она, сердито уставившись на Джорди Чизхолма и его сыновей, которые подступили к туше с ножами в руках. Она указала на глубокую рану на голове буйвола и со значением провела рукой по рукаву, привлекая внимание к пятнам крови на нем. — Или этот? — длинная босая нога указала на перерезанное горло и лужу крови на траве. Мои чулки валялись на ее краю, где я их сбросила. Хотя и залитые кровью, они были легко узнаваемы, как женские.

Смотря из окна, я видела, как лица поворачивались в сторону дома, когда мужчины осознавали, что она была дочерью Самого. Факт, с которым лучше было считаться.

Но именно Роджер переломил ситуацию в ее пользу, явившись с холодным взглядом, топором в руках и братьями Линдсеями, следующими по пятам.

— Это она убила бизона, — прокаркал он хриплым голосом. — Делайте, что она говорит, — он расправил плечи и кинул на мужчин взгляд, убедительно предлагающий воздержаться от дальнейших противоречий.

Фергюс на это пожал плечами и, нагнувшись, схватил своей единственной рукой длинный тонкий хвост.

— Куда положить его, мадам? — вежливо поинтересовался он. Мужчины рассмеялись и потом со смущенным видом и пожатием плеч неохотно взялись за дело, следуя ее указаниям.

Брианна сначала удивленно, а потом благодарно взглянула на Роджера и взялась за руководство с замечательными результатами. К сумеркам разделка туши была почти завершена; мясо было распределено по всем семьям Риджа. Она знала всех, знала число ртов в каждой хижине и справедливо поделила мясо и внутренности. «Даже Джейми не справился бы лучше», — подумала я, чувствуя приступ теплой гордости за нее.

Я оглянулась на стол, где лежал Джейми, завернутый в одеяла. Я хотела переместить его наверх в кровать, но он настоял на том, чтобы остаться внизу, откуда он мог слышать, если не видеть, что происходит.

— Они почти закончили с разделкой, — сказала я, подойдя к нему и положив руку ему на лоб, все еще обжигающе горячий. — Брианна проделала великолепную работу, — добавила я, чтобы отвлечь нас обоих.

— Да? — его глаза были полуоткрыты с застывшим лихорадочным взглядом. Когда я заговорила, его взгляд медленно вернулся откуда-то издалека; его глаза под тяжелыми веками прояснились, и он слабо улыбнулся. — Это хорошо.

Шкура была распята на колышках, огромная печень была нарезана на кусочки для быстрого высыхания, кишки отмокали для дальнейшей чистки, стегна подвесили в сарае для копчения, полоски мяса развесили для сушки, жир вытапливался. Оголенные кости будут использоваться для бульона, а потом для пуговиц.

Копыта и рога, принесенные в качестве приза Мурдо Линдсеем, скромно лежали на моей стойке. Молчаливые трофеи — эквивалент восемнадцатого века для двух ушей и хвоста. [217]Мне также вручили желчный пузырь; во-первых, никто на него не польстился, а, во-вторых, по умолчанию считалось, что я могу использовать любой природный объект в качестве лекарственного средства. Теперь эта скользкая вещь зеленоватого цвета размером с мой кулак лежала на тарелке, выглядя весьма зловеще рядом с грязными копытами.

Все в Ридже явились к нам во двор, даже Ронни Синклер из своей бондарной лавки у подножия хребта, и теперь от быка осталась только горка очищенных костей. Я уловила слабый аромат жарящегося мяса, сжигаемого гикори и кофе и открыла окно шире, впуская аппетитные запахи. С порывом холодного ветра ворвались смех и потрескивание огня. В кабинете было душно, и я с удовольствием ощутила холодный воздух на своих раскрасневшихся щеках.

— Ты не голоден, Джейми? — спросила я. Сама я сильно проголодалась, хотя не понимала этого, пока не учуяла запах еды. Я закрыла глаза и вздохнула, ободренная приятным ароматом печени и лука.

— Нет, — ответил он сонно. — Ничего не хочется.

— Нужно съесть немного супа перед сном, — я повернулась и пригладила его волосы, убирая их с лица. Краснота немного спала, хотя трудно было сказать определенно в зыбком свете от одной свечи и очага. Мы влили в него достаточно медового чая и травяных отваров, чтобы глаза уже не западали от обезвоживания, но его щеки ввалились, и скулы остро торчали. Он не ел ничего более сорока восьми часов, а лихорадка расходовала много энергии, сжигая его плоть.

— Вам нужно еще горячей воды, мэм? — Лиззи появилась в дверном проеме, выглядя более растрепанной, чем обычно. Джемми сидел у нее на руках, вцепившись в прядь ее волос, выбившуюся из пучка, и сердито дергал, заставляя девушку морщиться с каждым рывком.

— Мама-мама-мама, — хныкал он нарастающим тоном, показывающим, что он зовет мать уже некоторое время. — Мама-мама-мама!

— Нет, спасибо, Лиззи, воды достаточно. Прекрати сейчас же, молодой человек, — сказала я, схватив руку Джемми и разжимая его толстые пальчики. — Мы не дергаем за волосы.

Из гнезда одеял позади меня раздалось хихиканье.

— Никогда бы не подумал, глядя на тебя, сассенах.

— Мм? — я развернулась и непонимающе глядела на него несколько мгновений, потом, следуя за его взглядом, дотронулась до своих волос. Конечно же, мой чепец куда-то исчез, и волосы торчали метелкой. Привлеченный словом «волосы», Джемми оставил светлые пряди Лиззи и вцепился в мой локон.

— Мама-мама-мама…

— Фу, — произнесла я раздраженно, отцепляя его пальцы. — Опусти, маленький злодей. И вообще, почему ты еще не в постели

— Мама-мама-мама…

— Он хочет к маме, — пояснила очевидное Лиззи. — Я укладывала его спать несколько раз, но он вылазил из кровати, как только я отворачивалась. Я не могу справиться с ним…

Внешняя дверь открылась, впустив сильный порыв холодного ветра, отчего тлеющие угли в жаровне разгорелись и задымили, и я услышала шлепанье босых ног на дубовых половицах в зале.

Я слышала раньше выражение «в крови до бровей», но не часто видела его воплощение, по крайней мере, вне поля битвы. Брови Брианны вообще не были видны. Будучи красными от природы, они почти сливались с маской запекшейся крови на ее лице. Джемми поглядел на нее и испуганно замолчал, готовый разразиться громкими воплями.

— Это я, сынок, — заверила она его. Она протянула к нему руки, но он, хотя и не заплакал, но спрятал лицо на плече Лиззи, совершенно не желая признавать общее между этим апокалиптическим видением и его матерью, которую он только что призывал.

Брианна проигнорировала и его, и то, что она оставляла на полу следы из крови и грязи.

— Смотри, — сказала она, протягивая ко мне закрытый кулак. Ее руки были покрыты коркой засохшей крови, и под ногтями было черно. Она осторожно разжала пальцы и показала мне свое сокровище — горстку белых извивающихся червячков, заставивших мое сердце быстро стукнуть от волнения.