Джейми кивнул. Его глаза были закрыты, и я поняла, что он вернулся назад во времена Ардсмуира.

— Да. И хладнокровно пристрелить ребенка — это еще не все, что можно было ожидать от них. Более жестокой парочки я надеюсь больше не встречу, — уголок его рта приподнялся, но без веселья. — Единственная полезная вещь, которую совершил Стивен Боннет, это то, что он убил одного из этих уродов.

— А другой? — спросила я.

— Другого убил я.

Внезапно в комнате стало тихо, словно, мы перенеслись далеко от Фрейзерс-Риджа, и только это неожиданное заявление висело в воздухе. Он смотрел мне в глаза, ожидая, что я скажу. Я сглотнула.

— Почему? — спросила я, немного удивленная тем, как спокойно звучал мой голос.

Тогда он отвел свои синие глаза и покачал головой.

— Сто причин, — произнес он тихо, — и не одной.

Он рассеяно потирал запястье, словно ощущал на них железные кандалы.

— Я мог бы рассказать тебе множество историй об их злобе, сассенах, и все они будут верны. Они издевались над слабыми, отбирали все, что у них было, избивали заключенных до смерти, и они любили жестокость ради жестокости. В тюрьме нет никакой защиты против таких людей. Но я не стану приводить подобные случаи, чтобы оправдать себя.

Заключенные в Ардсмуире использовались, как рабочая сила; вне крепости они резали торф, вырубали и транспортировали камня. Они работали небольшими группами, и каждую группу охранял английский солдат, вооруженный мушкетом и дубинкой. Мушкет, чтобы предотвращать побеги, дубинка, чтобы заставлять работать и подчиняться.

— Было лето. Ты знаешь лето в горах, сасенах, белые ночи?

Я кивнула. Далеко на севере в середине лета солнце едва опускается под горизонт, и даже в полночь небо молочно белое, а воздух кажется заполненным мистическим туманом.

Комендант Ардсмуира время от времени использовал такие вечера, и тогда заключенные работали до поздней ночи.

— Мы были не против, — рассказывал Джейми. Его открытые глаза смотрели вдаль; в своих мыслях он видел ту белую ночь. — Снаружи было лучше, чем внутри. И все же к ночи мы так устали, что едва передвигали ногами. Словно мы ходили во сне.

И охранники, и заключенные лишились всех сил к тому времени, когда дневная работа была закончена. Людей собрали в колонну, и они побрели назад в тюрьму по вересковой пустоши, спотыкаясь и мечтая об одном — упасть и уснуть.

— Мы еще оставались в карьере, когда других увели прочь. Нам нужно было сложить в фургон инструменты и загрузить последние блоки. Я помню, что я с трудом поднял большой камень, уложил его в фургон и отошел назад, задыхаясь от напряжения. Сзади меня раздался звук; я повернулся и увидел сержанта Марчисона, близнеца по имени Билли, хотя это я узнал совсем недавно.

В сумерках сержант выглядел приземистой черной фигурой; черты его лица не были видны на фоне неба перламутрового цвета.

— Я иногда задаюсь вопросом, сделал ли я то, что сделал, если бы видел его лицо, — пальцы левой руки Джейми рассеянно поглаживали запястье, и я поняла, что он все еще ощущал вес кандалов, которые он тогда носил.

Сержант поднял дубинку и сильно ткнул ею в ребра Джейми, потом, указав ему на оставленную на земле кувалду, отвернулся.

— Я не задумался ни на мгновение, — тихо произнес Джейми. — Я сделал к нему два шага и сжал его шею цепью от кандалов. У него не было времени даже вскрикнуть.

Фургон стоял недалеко от края ямы футов сорок глубиной, на дне которой была вода, черная и неподвижная под бледным небом.

— Я привязал его к одному из блоков и, сбросив тело в яму, вернулся к фургону. Там, словно каменные статуи, застыли двое мужчин из моей группы. Они никому ничего не сказали и ничего не сделали. Я подошел и взялся за узду; они залезли на фургон, и я направил лошадь к тюрьме. Мы вскоре догнали колонну и без слов вернулись в камеру. Никто не спохватился сержанта до следующего вечера; все думали, что он находится в деревне в увольнении. Я не думаю, что они когда- либо нашли его.

Он вдруг заметил, что он делает, и убрал руку с запястья.

— А эти двое мужчин? — спросила я тихо. Он кивнул.

— Том Кристи и Дункан Иннес.

Он глубоко вздохнул и повел плечами, словно ослабляя давление тесной одежды, хотя на нем была свободная ночная рубашка. Потом он поднял руку и повернул ее туда-сюда, разглядывая запястье с хмурым видом.

— Это очень странно, — произнес он с несколько удивленным видом.

— Что?

— Отметины… они исчезли.

— Отметины от кандалов?

Он кивнул, с ошеломлением разглядывая оба запястья. Кожа была гладкая, обветренная и загорелая до золотистого цвета, но без всяких шрамов.

— Они были много лет. Я даже не заметил, что они исчезли.

Я положила руку на его запястье, мягко гладя большим пальцем по пульсу, где радиальная артерия пересекает кость.

— У тебя не было шрамов, когда я нашла тебя в Эдинбурге, Джейми. Они исчезли давно.

Он посмотрел на свои руки и покачал головой, словно не мог в это поверить.

— Да, — сказал он тихо, — и Том Кристи тоже.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

Опасное дело

Глава 96

Aurum

В доме было тихо. Мистер Вемисс, забрав с собой Лиззи и миссис Баг, отправился на мельницу, а для гостей было слишком поздно — все обитатели Риджа готовились к ночи: кормили животных, носили дрова и воду, разжигали очаги для приготовления ужина.

Наш скот был уже накормлен и загнан в стойла. Адсо свернулся клубочком на окне и, блаженно закрыв глаза, грелся в последних лучах заходящего солнца. Мой вклад в ужин состоял из блюда, которое Фергюс элегантно называл «lapin aux chanterelles» (среди нас же оно по-простому именовалось тушеным кроликом); кролик булькал в котле с самого утра и не требовал от меня много внимания. Что касается подметания полов, мытья окон, стирания пыли и другой тяжелой работы подобного вида… Ну что ж, если женскую работу всю не переделать, то зачем стремиться сделать ее именно сейчас?

Я взяла чернила и ручку из шкафа, а также большой журнал в твердом переплете и уселась на солнышке рядом с Адсо. В журнале я детально описала образование на ухе маленького Джорди Чихзолма, за которым нужно было наблюдать, и добавила результаты последних осмотров левой руки Тома Кристи.

Кристи страдал от артрита обеих рук, и его пальцы были сильно искривлены. Однако увидев его близко за обедом, я поняла, что деформация пальцев на его левой руке (безымянный палец и мизинец, словно крюки, загибались к ладони) была вызвана не артритом, а контрактурой Дюпюитрена [227]— укорочением ладонного апоневроза.

При других условиях этот диагноз не вызвал бы у меня проблем, но ладони Кристи были в тяжелых мозолях, и я не могла прощупать характерный нарост в основании безымянного пальца. Этот палец показался мне подозрительным с самого первого раза из-за рванного шва на нем, и я осматривала его всякий раз, когда могла заловить Кристи и уговорить его на осмотр, что случалось довольно редко.

Несмотря на подозрительность Джейми, Кристи пока был идеальным арендатором; он вел спокойный замкнутый образ жизни и в школе проявил себя как строгий, но хороший учитель.

Внезапно я ощутила чье-то присутствие возле моей головы. Солнечный луч переместился, и Адсо вместе с ним.

— Даже не думай, кот, — предупредила я, но рокочущее мурлыканье раздалось возле моего левого уха, и большая лапа потрогала мою макушку.

— О, ладно, — сказала я, сдаваясь. Действительно никакого выбора, если только я не встану и не уйду писать в другое место. — Пусть будет по-твоему.

Адсо обожал волосы. Любые волосы независимо от того, находились ли они на голове или нет. К счастью, единственным пострадавшим от этой любви явился майор МакДональд, который имел неосторожность сесть в пределах досягаемости Адсо и в результате лишился своего парика. Я вернула его майору, хотя мне пришлось лезть под дом, куда кот удалился со своей добычей, так как забрать парик из его зубов никто больше не осмелился. Майор был весьма рассержен инцидентом, и хотя не прекратил посещать нас, во время своих визитов никогда не снимал треуголку и, попивая кофе из цикория, бдительно следил за перемещениями кота.

Я расслабилась, хотя и не мурлыча, но чувствуя себя совершенно размягченной. Было довольно приятно ощущать, как лапы с полувыпущенными когтями ерошат волосы и топчут голову, время от времени делая паузу, когда кот ласково терся мордой о мою голову. Полузакрыв глаза, я раздумывала над тем, как описать контрактуру Дюпюитрена, не называя ее этим именем, ведь барон Дюпюитрен еще не родился.

Однако рисунок стоит тысячи слов, и я подумала, что смогу сделать вполне грамотный набросок. Я принялась старательно рисовать, раздумывая тем временем, как убедить Томаса Кристи позволить мне прооперировать его руку.

Это довольно быстрая и простая операция, однако имея в виду, что Кристи был истовым пресвитерианцем и трезвенником… Может быть, Джейми усядется ему на грудь, Роджер — на ноги, а Брианна будет держать его запястье…

Я вяло зевнула и пока оставила эту проблему. Сонливость резко исчезла, когда в окно, треща, как маленький вертолет, влетела трехдюймовая желтая стрекоза. Адсо подпрыгнул, оставив мои волосы в диком беспорядке, и лента, которую он, оказывается, жевал, мокрой измятой тряпицей повисла за моим левым ухом. Я с некоторым отвращением вытащила ее и положила на подоконник сушиться, потом перевернув несколько страниц, полюбовалась аккуратным рисунком раны от укуса ядовитой змеи на ноге Джейми и чертежом устройства для подкожного впрыскивания, сделанного Брианной из зуба гремучки.

Нога Джейми, к моему изумлению, зажила хорошо и чисто; личинки великолепно справились с довольно обильным отторжением некротических масс. В результате на икре остались лишь два небольших углубления в месте укуса, и тонкий прямой шрам там, где я сделала разрез для санации раневой полости и помещения туда личинок. Джейми все еще немного прихрамывал, но я думаю, что со временем это пройдет само собой.

Удовлетворенно мурлыча, я пролистала журнал назад, лениво просматривая последние несколько страниц записей Дэниела Роулингса.

«Джозеф Ховард. Главная жалоба — запущенный гнойный геморрой. Лечение — отвар из собачьей мяты, смешанный с жженными квасцами и небольшим количеством меда, перекипятить с соком ноготков».

Более поздние ссылки на эту страницу месяц спустя указывали на эффективность состава с иллюстрациями состояния пациента до и после лечения. Я приподняла брови при виде изображений. Роулингс рисовал не лучше меня, но с замечательной точностью сумел отразить все подробности.

Я постучала пером по губам в размышлении, потом добавила примечание на полях о том, что дополнительно к такому лечению должна быть рекомендована богатая волокнистыми веществами диета, которая также поможет бороться с запорами и их худшими осложнениями.

Я вытерла перо и перевернула страницу, едва не пропустив ее — запись, которая была сделана после изображения геморроя, как случайное упоминание о событиях прошедшего дня.

«Говорил с мистером Гектором Камероном из Речного потока, который попросил меня приехать к нему и посмотреть его жену, которая безвозвратно теряет зрение. Плантация его находится не близко, но он отправит за мной повозку».

Это замечание сразу же сломало сонную атмосферу дня. Я стала листать журнал, пытаясь узнать, осматривал ли доктор Джокасту. Я сама — после длительных уговоров — обследовала ее глаза, и мне было интересно узнать его заключение. Без офтальмоскопа определить причину ее слепоты не представлялось возможным, но у меня были предположения, и я с большой степенью уверенности могла исключить такие болезни, как диабет и катаракта. Мне было интересно, нашел ли Роулингс что- то, чего не заметила я, и сильно ли изменилось состояние ее зрения с тех пор.

Несмотря на свои иногда варварские методы, Дэниел Роулингс был хорошим врачом. Я еще раз задалась вопросом, что же с ним произошло, и будет ли у меня шанс встретить его когда-либо. Хотя у меня было довольно грустное предчувствие, что этого не произойдет. Я не могла поверить, что доктор не вернулся бы, чтобы забрать свои прекрасные инструменты, если бы у него была такая возможность.

Джейми, подталкиваемый моим любопытством, навел справки, но без всякого результата. Дэниел Роулингс отправился в Вирджинию, оставив свой чемодан с инструментами, и бесследно исчез.

Еще страницы. Еще пациенты, пускание крови, очистка, вскрытие фурункула, удаление загноившегося ногтя, рисунок зуба с абсцессом, прижигание раны на ноге женщины… У Роулингса было много дел в Кросс-Крике. Добрался ли он до Речного потока?