— Нет, — лицо Роджера раскраснелось от солнца и возбуждения. — Я загнал ее, — ответил он с гордостью. — Подбил ее крыло камнем, а потом догнал и свернул шею.

— Замечательно, — сказала я с несколько большим энтузиазмом. Нам не нужно будет выбирать дробь из мяса или рисковать сломать об нее зуб во время еды.

— Прекрасная птица, мистер Мак, — Лиззи соскользнула с табурета и тоже подошла полюбоваться. — Такая жирная! Давайте, я возьму ее и ощиплю для вас.

— Что? О, спасибо, Лиззи, нет. Я сам, гм, позабочусь о ней, — кожа его покраснела сильнее, и я подавила улыбку. Совершено ясно, что он хотел похвастаться своей добычей перед Брианной. Он переместил птицу в левую руку, а правую, обмотанную запачканным кровью куском ткани, протянул мне.

— Я немного поцарапался во время битвы с птицей. Может быть, вы…

Я развернула тряпку, поджав губы при виде ран. Птица, борясь за свою жизнь, глубоко процарапала когтями тыльную сторону его ладони, оставив три рваные борозды. Кровь, в основном, уже свернулась, но сейчас самая глубокая рана снова открылась, и кровь потекла из нее, капая с пальцев на пол.

— Вот это немного, — произнесла я, глядя на него с поднятыми бровями. — Иди сюда и садись. Я промою раны и… Лиззи! Подожди минутку!

Лиззи, пользуясь моментом, решила сбежать и украдкой подобралась к двери. Когда я ее окликнула, она замерла, словно ее подстрелили в спину.

— Правда, мэм, я в порядке, — начала умолять она. — Совершенно ничего плохого, правда, нет.

В действительности я остановила ее, чтобы напомнить забрать масло и сливки из буфета. Для молока было уже поздно; Адсо стоял на задних лапках, засунув в кувшин морду и плечи, и оттуда раздавалось негромкое лакание, которое, как эхо, повторяло звук капель крови, падающих на пол. И тут меня внезапно озарило.

— У меня идея, — сказала я. — Лиззи посиди еще на минутку. Мне нужно немного твоей крови.

Лиззи выглядела, словно мышка-полевка, которая, подняв голову от зерна, обнаружила себя в окружении сов. Но она была не тем человеком, который мог сопротивляться, и потому послушно, хотя и неохотно, уселась на стул рядом с Роджером.

— Зачем вам кровь? — заинтересованно спросил он. — Вы можете использовать мою совершенно бесплатно, — усмехаясь, он приподнял раненую руку.

— Щедрое предложение, — заметила я, вынимая кусочек чистой льняной ткани и несколько маленьких стеклянных прямоугольников. — Но у тебя не было малярии, не так ли?

Я ухватила Адсо за загривок и вытащила из кувшина, прежде чем потянуться к верхним полкам буфета.

— Нет, насколько я знаю, — Роджер с интересом наблюдал за мной.

Лиззи издала тихий грустный смешок.

— Вы бы точно знали, если бы она у вас была.

— Думаю, да, — он с сочувствием посмотрел на нее. — Ужасная вещь, насколько я слышал.

— Да. Все кости так болят, будто их переломали, а глаза жжет адским огнем. Потом с вас ручьем льет пот, и холодно так, что зубы стучат… — она съежилась и задрожала от воспоминания. — Хотя я думаю, что она уже прошла, — добавила она, с тревогой глядя, как я стерилизую ланцет над спиртовой лампой.

— Я надеюсь на это, — произнесла я, разглядывая лезвие, потом взяла тряпочку и бутылку с очищенным спиртом и тщательно промыла подушечку ее среднего пальца. — У некоторых людей бывает только единственный приступ малярии, и я надеюсь, что ты одна из них, Лиззи. Но в основном приступы время от времени возвращаются. Я хочу узнать, будут ли они повторяться у тебя. Готова?

Не ожидая ее кивка, я резко проколола кожу пальца ланцетом, потом перевернула его и взяла стеклянную пластинку. Нажимая на кончик пальца, я щедро накапала крови на каждую из трех пластинок, потом забинтовала его и отпустила.

Быстро взяв чистую пластинку, я провела ее краем по крови, распределив ее тонким слоем по нижнему стеклу. И так со всеми тремя образцами крови.

— Это все, Лиззи, — сказала я ей с улыбкой. — Нужно немного подготовить образцы, и можно будет посмотреть на кровь. Когда они будут готовы, я позову тебя.

— О, нет, мэм, — пробормотала она, слезая с высокого стула и боязливо отводя глаза от пластинок с кровью. — Я не хочу смотреть на нее.

Она отряхнула передник и выскочила из комнаты, все-таки забыв масло и сливки.

— Прости, что заставляю тебя ждать, — извинилась я перед Роджером. — Я только подумала…

Я потянулась к буфету, вытащила три маленьких глиняных горшочка и открыла их.

— Никаких проблем, — уверил он меня, зачарованно наблюдая, как я проверила, высохла ли кровь, и опустила в каждый горшок по пластинке.

— Вот так, — теперь я могла заняться раной на его руке, что было довольно просто. — Не так плохо, как я думала, — пробормотала я, вытирая засохшую кровь с его суставов. — Вытекло достаточно много крови, и это хорошо.

— Как скажете, — он не морщился и не вздрагивал, но старательно отворачивался, уставившись на окно.

— Кровь промыла рану, — объяснила я, протирая рану спиртом. — Мне не нужно залазить глубоко, чтобы очистить ее.

Он потянул дыхание с резким шипением, потом, чтобы отвлечься, кивнул на горшки с пластинками.

— Что вы собираетесь делать с кровью мистрис Мыши?

— Хочу кое-что попробовать. Я не уверена, сработает ли это. Но я сделала вытяжки из некоторых красящих растений, и если какой-либо краситель взаимодействует с кровью, то я смогу увидеть в микроскоп красные кровяные тельца и включения, — я говорила со смесью надежды и волнения.

Попытка окрасить клетки крови подручными материалами была трудной, но выполнимой. У меня были обычные растворители: спирт, вода, скипидар, и их дистилляты, а так же большой набор красящих растений — от индиго до плодов шиповника — наряду с хорошими практическими знаниями их красящих свойств.

В моем распоряжении не было кристаллического фиолетового или малахитового зеленого красителей, которые обычно используются для окраски клеток крови, но я смогла произвести красноватое вещество, которое позволяло хорошо проявлять эпителиальные клетки, пусть и на короткое время. Однако еще не было ясно, сможет ли оно воздействовать на эритроциты, или мне нужно будет искать другой краситель.

— Какие включения? — Роджер повернулся и с интересом поглядел на меня.

— Plasmodium vivax, — ответила я. — Внутриклеточный паразит типа простейших, вызывающий малярию.

— Вы сможете его увидеть? Я думал, что микробы слишком малы, чтобы увидеть их даже под микроскопом!

— Ты также невежественен, как Джейми, — ответила я шутливо. — Хотя мне нравится слышать, как шотландец произносит «микррроб». Такое зловещее слово, произнесенное глубоким голосом с раскатистым «р».

Роджер рассмеялся. Повешение лишило его силы голоса, но более низкие хриплые регистры остались.

— Почти такое же, как «зарррежу», — произнес он, грохоча, как бетономешалка.

— О, ничего не подходит шотландцу больше, чем это слово, — уверила я его. — Кровожадные типы — вот вы кто.

— Что, все? — он усмехнулся, совершенно не возражая против такого грубого обобщения.

— Все до одного, — подтвердила я. — Вроде бы смирные на вид, но стоит только задеть их или их семьи, и «Гей, все Кавалеры с отвагой в груди за мной под знамена Красавца Данди». [232]И вот синие береты с копьями и мечами на Кромдэйльских полях.

— Замечательно, — пробормотал он, следя за моими действиями. — И вы замужем за одним из них уже…

— Весьма длительное время, — я закончила промывать рану и промокнула кровь чистой марлей. — Кстати о кровожадных мужчинах, — добавила я, — ты не знаешь свою группу крови?

Он приподнял темную бровь.

— Да, — медленно произнес он. — Нулевая, положительная.

Темно-зеленые глаза пристально глядели на меня.

— Очень интересно, — сказала я и, взяв чистую марлю, стала бинтовать его руку.

— Насколько интересно? — спросил он. Я взглянула на него и столкнулась с напряженным выражением в его глазах.

— Умеренно, — я вытащила пластинки, с которых капала розовая и синяя краски. Одну пластинку и оставила сушиться, прислонив к кувшину с молоком, другие две поменяла местами, погрузив розовую пластинку в синий краситель и наоборот.

— Существуют три главные группы крови, — продолжила я, осторожно дуя на пластинку, оставленную сушиться. — На самом деле больше, но большинство людей знают о трех: А, В и нулевая. Группа так же, как и другие ваши признаки, определяется генетикой. Поскольку, вообще говоря, человек — существо гетеросексуальное, любой признак в вас имеет половину генов от одного родителя и половину от другого.

— Что-то такое смутно помню со школы, — сказал Роджер. — Все эти дурацкие, прошу прощения, диаграммы крови о гемофилии в королевской семье и прочее. Я полагаю, вопрос имеет ко мне какое- то отношение?

— Не знаю, — сказала я. — Может быть.

Розовая пластинка выглядела сухой; я аккуратно положила ее на предметный столик микроскопа и нагнулась, регулируя зеркало.

— Дело в том, — сказала я, прищурившись в окуляр и крутя фокусирующий винт, — что группы крови связаны с антителами, маленькими неправильной формы образованиями на поверхности кровяных клеток. У группы А — один вид антител, у В — другой, а у нулевой — их нет вообще.

В поле зрения внезапно проявились эритроциты, полупрозрачные, словно призраки, розовые пятна. Здесь и там мелькали более темные пятна, которые могли быть осколками клеток или белыми кровяными тельцами. Не очень много, впрочем.

— Итак, — продолжила я, вынимая пластинки из емкостей с красителями, — если один из родителей дал ребенку ген с группой 0, а второй — А, то у ребенка будет группа А, так как группа крови определяется антителами. Хотя гены с нулевой группой у ребенка тоже будут.

Я помахала одной из пластинок в воздухе, подсушивая ее.

— Моя группа — А. И я знаю, что у моего отца была нулевая группа. Это значит, что оба его родителя имели нулевую группу, а ген А достался мне от матери.

Увидев его непонимающее лицо, я вздохнула и положила пластинку на стол. Бри, которая делала для меня зарисовки спор пенициллина, оставила возле микроскопа блокнот и карандаш. Я взяла их и стала рисовать на чистой странице.

— Смотри, — сказала я, набросав быструю диаграмму.

— Понимаешь? — я указала карандашом. — Я не знаю группу крови моей матери точно, но это не имеет значения, ген группы А мог достаться мне только от нее, так как у отца его не было.

Пластинка высохла; я, отложив карандаш, устроила ее на предметном столике и наклонилась, чтобы посмотреть в окуляр.

— Вы можете видеть эти антитела в микроскоп? — Роджер подошел ко мне.

— Нет, — ответила я, не поднимая головы. — Разрешение микроскопа недостаточное. Но ты сможешь увидеть нечто иное.

Я покрутила винт, и вот в поле зрения резко появились клетки. Я освободила дыхание, которое задерживала, и ощутила дрожь предвкушения во всем теле. Они были там: маленькие розоватые диски красных клеток крови. Кое-где внутри них были темные пятна: некоторые круглые, некоторые в форме миниатюрных кеглей. Мое сердце взволнованно забилось, и я негромко вскрикнула от восхищения.

— Посмотри, — сказала я и отошла в сторону. Роджер наклонился с несколько недоуменным видом.

— Что я вижу? — спросил он, прищуриваясь.

— Plasmodium vivax, — ответила я гордо. — Малярия. Маленькие темные капельки в клетках крови.

Круглые капли были простейшими одноклеточными микроорганизмами, попавшими в кровь с укусом москита. Немногие, похожие на кегли, капли являлись организмами в процессе деления.

— Когда они размножаются, — пояснила я, нагибаясь, чтобы еще раз взглянуть в окуляр, — то разрушают клетку, потом поселяются в новую, разрушают ее и так далее; в это время у больного наблюдается приступ малярии. Когда плазмодий находится в спокойном состоянии, то есть не размножается, то больной в порядке.

— Что заставляет их размножаться?

— Никто точно не знает, — я вздохнула и закрыла горшочки крышкой. — Но можно следить за их размножением. Никто не может принимать хинин долго. Он очень дорог, и я не знаю, какой эффект он может произвести при длительном применении. К сожалению, на большинство простейших организмов воздействовать пенициллином невозможно. Однако теперь я стану проверять кровь Лиззи каждые несколько дней, и когда увижу, что плазмодий начал резко размножаться, начну давать ей хинин. При удаче, это может предотвратить приступ. Определенно стоит попробовать.

Он кивнул, глядя в микроскоп на розовую пластинку.

— Да, стоит, — сказал он тихо.