Мистер Вемисс кивнул и исчез, послав еще одну улыбку котенку.

Джейми потянулся, зевая, и энергично почесал голову обеими руками, отчего его волосы стали торчать еще более дико. Я смотрела на него с чисто эстетическим удовольствием.

— Ты похож на мамонта, — сказала я.

— О? И какой он из себя, кроме того, что большой?

— Это своего рода доисторический слон. Такие животные с длинными хоботами.

Он, прищурившись, поглядел вниз вдоль своего тела.

— Ну что ж, благодарю за комплимент, сассенах, — сказал он, — мамонт, значит, да?

Он снова вскинул руки вверх и потянулся, небрежно выгибая спину, от чего — совершенно непреднамеренно, я думаю — увеличил сходство, которое можно найти между полувозбужденной частью утренней анатомии мужчины и лицевым украшением животного семейства толстокожих.

Я рассмеялась.

— Это не совсем то, что я имела в виду, — сказала я. — Хватит тянуться, Лиззи может прийти в любую минуты. Надень рубашку или залезай в кровать.

Звук шагов в коридоре, заставил его нырнуть под одеяло, отчего котенок испуганно бросился прочь, цепляясь коготками за простыню. Это был снова мистер Вемисс, который решил сам принести молоко, чтобы не подвергать свою дочь возможному риску увидеть Самого обнаженным.

Погода была великолепной. Вчера ночью мы не закрыли окна, и теперь в них было видно небо цвета свежих устриц, влажное и жемчужно-серое. Мистер Вемисс взглянул на него, кивнул головой в ответ на благодарность Джейми, и поковылял назад в свою кровать, довольный, что может еще полчаса подремать до рассвета.

Я выпутала котенка, нашедшего убежище в моих волосах, и поставила его рядом с блюдцем. Я не думала, что он когда-либо в жизни видел сливки, но запаха было достаточно, и через мгновение он уже измазал свои усы, лакая изо всех сил.

— Здорово уплетает, — заметил Джейми с одобрением. — Я могу слышать его отсюда.

— Он такой милый, где ты его взял? — я устроилась в изгибе тела Джейми, наслаждаясь его теплом. Огонь почти прогорел за ночь, и воздухе в спальне был холодный с кисловатым запахом пепла.

— Нашел в лесу, — Джейми широко зевнул и положил голову на мое плечо, наблюдая за котенком, который предавался греху чревоугодия. — Я думал, что я его потерял, когда Гидеон понесся. Наверное, он заполз в одну из седельных сумок и приехал сюда вместе с остальными вещами.

Сонно прижавшись друг к другу в теплом гнезде нашей кровати, мы лежали в блаженном оцепенение, пока небо за окнами не посветлело, а воздух не наполнился голосами проснувшихся птиц. Дом также просыпался, снизу донесся плач ребенка, сопровождаемый ропотом голосов и звуками движения. Нужно было подниматься — предстояло многое сделать — но ни один из нас не двигался, никто не желал нарушать ощущение мирного убежища. Джейми тихо вздохнул, обдав теплом мое плечо.

— Неделя, я думаю, — сказал он спокойно.

— До твоего отъезда?

— Да. Этого времени хватит, чтобы наладить дела здесь и поговорить с мужчинами Риджа. Потом неделя, чтобы проехать от Линии соглашения до Пьяного ручья и объявить сбор, потом я приведу их сюда для обучения. Если Трайон призовет милицию…

Некоторое время я лежала тихо, обвив руки Джейми, его ладонь лежала на моей груди.

— Если он призовет, то я пойду с вами.

Он поцеловал меня сзади в шею.

— Ты хочешь этого? — спросил он. — Я не думаю, что это необходимо. Ни ты, ни Бри не знаете, что здесь в это время были какие-то сражения.

— Это лишь означает, что если сражения были, то они были не большим, и потом это разные места, — сказала я. — Эти Колонии огромны, Джейми. А через двести лет мелкие конфликты просто забудутся. Что касается Бостона… — я вздохнула и сжала его руку.

Сама я мало что знала о событиях в Бостоне, но Бри, которая росла там, изучала в школе местную историю и историю США. Я слышала, как она рассказывала Роджеру о бостонской резне — небольшой конфронтации между местными жителями и британскими войсками, которая имела место в прошлом марте.

— Да, наверное, ты права, — сказал он. — Однако мне не кажется, что все это выльется во что-нибудь серьезное. Думаю, Трайон только хочет припугнуть регуляторов и призвать их к порядку.

Это было весьма вероятно. Однако я хорошо знала старую пословицу «Человек предполагает, а Бог располагает», и зависит ли это от Бога или от Уильяма Трайона, но только небеса знают, что может случиться.

— Ты так думаешь? — спросила я. — Или только надеешься?

Он вздохнул и вытянул ноги, его рука на моей талии напряглась.

— И так, и так, — сказал он. — Главным образом я надеюсь. И я молюсь. Но я действительно так думаю.

Котенок полностью вылакал блюдце. Он с тихим шлепком сел на свой маленький зад и облизал остатки сливок с мордочки, потом медленно направился к кровати с заметно раздувшимися боками. Он запрыгнул на одеяло рядом со мной и, растянувшись, быстро заснул.

Возможно не совсем, потому что я чувствовала тихую дрожь его урчания через одеяло.

— Как мне его назвать, как ты думаешь? — вслух размышляла я, поглаживая кончик мягкого тонкого хвостика. — Пятнышко? Пушок? Облачко?

— Дурацкие имена, — сказал Джейми с ленивой терпимостью. — Вы так называли своих кошечек в Бостоне? Или в Англии?

— Нет. У меня никогда раньше не было кошек, — сообщила я ему. — У Фрэнка была аллергия на них; они заставляли его чихать. А какое подходящее шотландское имя для кота — Диармуид? МакДжилливрей?

Он фыркнул и рассмеялся.

— Адсо, — сказал он уверенно, — назови его Адсо.

— Что это за имя? — спросила, повернувшись к нему в удивлении. — Я слышала много странных шотландских имен, но не это.

Он оперся подбородком на мое плечо, наблюдая за котенком.

— У моей матери был котенок по имени Адсо, — сказал он. — Серый котенок совсем такой же, как этот.

— Да? — я положила руку на его ногу. Он редко говорил о своей матери, которая умерла, когда ему было восемь лет.

— Да. Редкостный мышелов и очень любил мою мать, хотя нас, детей, не любил, — он улыбнулся воспоминанию. — Возможно потому, что Дженни одевала его в кукольное платье и кормила сухарями, а я как-то бросил его в запруду возле мельницы, чтобы посмотреть умеет ли он плавать. Между прочим, он умел, — сообщил он мне, — но ему страшно не понравилось.

— Не могу сказать, что обвиняю его, — сказала я. — Но почему Адсо? Это имя какого-то святого?

Я привыкла к специфическим именам кельтских святых, начиная от Эя до Дерворгиллы, но о святом Адсо еще не слышала. Может быть, это святой заступник мышей.

— Не святого, — поправил он меня. — Монаха. Моя мать была очень образована; она обучалась в Леохе вместе с Коллумом и Дугалом, и могла читать на греческом, латинском и немного на еврейском, знала также французский и немецкий языки. У нее, конечно, не было большой возможности читать в Лаллиброхе, но мой отец старался из всех сил и заказывал ей книги из Эдинбурга и Парижа.

Он потянулся через меня и погладил шелковистое прозрачное ушко, котенок, продолжая урчать, дернул усами и сморщил мордочку, словно собрался чихнуть, но глаза не открыл.

— Одна из ее любимых книг была написана австрийцем Адсо из Мелька, [79]и она посчитала, что это подходящее название для котенка.

— Подходящее?

— Да, — сказал он, кивнув на пустое блюдце с совершенно серьезным лицом. — Адсо Молочный.

На миг появилась зеленая щелочка, когда один глаз приоткрылся, словно в ответ на это имя, потом снова исчезла, и урчание возобновилось.

— Ну что ж, если он не возражает, то я тем более, — сказала я. — Значит Адсо.

Глава 19

Дьявол, которого вы знаете

Неделю спустя мы, то есть женщины, занимались изнурительной стиркой, когда Кларенс громко затрубил, извещая о чьем-то прибытии. Маленькая миссис Аберфельд подскочила, словно ее ужалила пчела, и уронила охапку мокрых рубашек на землю. Миссис Баг и миссис Чизхолм раскрыли рты, собираясь отчитать молодую женщину, а я, воспользовавшись моментом, вытерла руки о передник и поспешила к лесу встретить любого, кто бы там не приехал.

Из-за деревьев показался гнедой мул, за которым следовала толстая коричневая кобыла, привязанная за поводья к седлу. Мул запрядал ушами и с энтузиазмом ответил на приветствие Кларенса. Я заткнула уши от дикого шума и, прищурившись против слепящего солнца, попыталась рассмотреть наездника.

— Мистер Хасбанд! — вытащив пальцы из ушей, поспешила я приветствовать его.

— Миссис Фрейзер, доброго дня вам!

Хермон Хасбанд снял свою черную фетровую шляпу и коротко поклонился мне, потом со стоном слез с мула, что говорило о долгих часах, проведенных им в седле. Когда он распрямился, его губы, окруженные бородой, беззвучно задвигались; он был квакером и не использовал сильных выражений. Не вслух, по крайней мере.

— Ваш муж дома, миссис Фрейзер?

— Я видела, как он только что пошел к хлеву, я пойду и найду его! — закричала я, пытаясь перекрыть рев мулов. Я взяла его шляпу и показала ему на дом. — Я позабочусь о ваших животных!

Он кивнул, поблагодарив меня, и медленно захромал вокруг дома к кухонной двери. Со спины я могла видеть, как трудно ему было идти; он с трудом мог опираться на левую ногу. Шляпа в моей руке была покрыта слоем пыли и грязи, и я учуяла запах грязной одежды и немытого тела, когда он стоял возле меня. «Очевидно, что он ехал в течение длительного времени, неделю или больше, — подумала я, — и спал, в основном, на открытом воздухе».

Я расседлала мула и сняла две поношенные седельные сумки с брошюрами, скверно напечатанными и плохо иллюстрированными. Я с интересом рассмотрела одну такую иллюстрацию. Это была гравюра на дереве, изображающая нескольких горящих праведных гневом регуляторов, которые противостояли кучке чиновников, среди которых я без труда опознала приземистую фигуру Дэвида Анструтера. В подписи под рисунком его имя не упоминалось, но художник с замечательной точностью передал его сходство с ядовитой жабой. «Неужели, — подумала я, — Хасбанд взялся развозить эти проклятые брошюры из дома в дом?»

Я загнала животных в загон, сложила седельные сумки и шляпу у порога дома, потом поднялась вверх по холму к хлеву — маленькой пещере, которую Джейми обнес частоколом. Брианна называла ее родильным отделением, так как там обычно размещали ожидающих роды кобыл, коров и свиней.

Я задавалась вопросом, что привело сюда Хермона Хасбанда, и не преследовали ли его. Ему принадлежали ферма и небольшая мельница, находящиеся в двух днях пути от Риджа, и вряд ли эту поездку он предпринял ради удовольствия лицезреть нас.

Хасбанд был одним из лидеров регуляторов, и его не раз заключали в тюрьму за подстрекательские брошюры, которые он печатал и распространял. Последние новости, которые я о нем слышала, гласили, что он был исключен из местной общины квакеров, которые посчитали его деятельность призывом к насилию. Я думаю, у них были основания для такого вывода, судя по брошюрам, которые я читала.

Дверь хлева была открыта, и из нее струились богатые запахи соломы, теплых животных и удобрения, вместе с обильным потоком слов Джейми. Джейми, не будучи квакером, верил в сильные выражения и с удовольствием использовал их, хотя, в основном, на гэльском языке, отчего они звучали скорее поэтически, чем вульгарно.

Звучащие сейчас излияния я перевела примерно так. «Пусть твои кишки спутаются, как змеи, пусть твое брюхо лопнет, и кишки вывалятся наружу! Пусть проклятие ворона падет на тебя, незаконнорожденное отродье навозных мух!» Или что-то подобное.

— С кем ты разговариваешь? — поинтересовалась я, просовывая голову в ворота. — И что такое проклятие ворона?

Я моргала, всматриваясь в полумрак, и различила только высокую тень напротив копны соломы, сложенной у стены. Он повернулся, услышав меня, и шагнул в свет, льющийся от дверей, потом провел рукой по голове. В волосах была солома, и несколько выбившихся прядок волос стояли торчком.

— Tha nighean na galladh torrach! — сказал он свирепо и ткнул пальцем позади себя.

— Белая сукина дочь? О! Ты имеешь в виду, что чертова свинья снова сбежала?

Большая белая свинья, обладая замечательной упитанностью и удивительной репродуктивной способностью, была в тоже время существом хитрым и коварным, а также терпеть не могла ограничений своей свободы. Она уже дважды сбегала из родильного отделения: один раз она целеустремленно кинулась на Лиззи, которая, вскрикнув, разумно нырнула в сторону, когда свинья бросилась в открытые ворота, а во второй раз она усердно вырыла яму возле стены хлева, куда залегла в засаде и, дождавшись, когда ворота откроются, сбила меня с ног, вырвавшись на широкий простор.