— Вы действительно уверены, что ваши действия обязательны или разумны?

Хасбанд не ответил сразу, но взял у меня пакет с благодарным поклоном. Потом повернулся к Джейми, держа поводья мула в одной руке.

— Я вспомнил, — сказал он, переводя взгляд с Джейми на меня, — о Джеймсе Нейлере. Вы слышали о нем?

Джейми не знал, я тоже, и Хермон улыбнулся в бороду.

— Он был одним из первых членов Общества друзей, один из тех, кто присоединился к Джорджу Фоксу, [81]когда он основал общество в Англии. Джеймс Нейлер был человеком твердой веры, хотя… был несколько оригинален в ее выражении. Однажды он прошел голым по снегу, крича о падении города Бристоля. Джордж Фокс спросил его тогда: «Ты уверен, что Бог хочет, чтобы ты так поступил?»

Улыбка расплылась на его лице, и он тщательно надел шляпу на голову.

— Он сказал, что уверен. И я тоже, друг Джеймс. Бог да поможет вам и вашей семье.

Глава 20

Уроки стрельбы

Чувствуя себя виноватой, Брианна оглянулась назад. Дом исчез внизу в желтом море каштановых листьев, но вопли ребенка все еще звенели в ее ушах.

Роджер увидел ее взгляд и немного нахмурился, хотя голос его был легок, когда он заговорил.

— С ним все будет хорошо, женушка. Ты же знаешь, что твоя мать и Лиззи позаботятся о нем.

— Лиззи избалует его, — согласилась она, и при этом ее сердце почему-то сжалось. Она могла представить, как Лиззи целый день таскает Джемми туда и сюда, играет с ним, строит ему гримасы, кормит его рисовой кашей с патокой… Джемми понравится это, как только он оправится от ее ухода. Она внезапно почувствовала собственническое чувство к маленьким пальчикам на ногах Джемми и возненавидела саму мысль о том, что Лиззи могла играть с ним в десять маленьких розовых поросят.

Ей не хотелось оставлять его даже на время. Его панические вопли, когда она оторвала его руки от своей рубашки и передала матери, все еще звучали в ее ушах, усиленные воображением, а его заплаканное лицо, разгневанное предательством, стояло перед ее глазами.

В то же время она испытывала настоятельную потребность уйти. Она не могла дождаться, когда оторвет липкие ручонки Джемми от своего тела и умчится в утро, свободная, как один из перелетных гусей, которые гоготали в вышине, направляясь на юг через горные перевалы.

Она неохотно признала, что не чувствовала бы себя настолько виноватой, если бы так сильно не стремилась сбежать.

— Я уверена, с ним все будет хорошо, — заверила она скорее себя, чем Роджера. — Просто… Я не оставляла его раньше надолго.

— Ммфм, — Роджер произвел неопределенный звук, который можно было расценить, как знак симпатии. Однако выражение его лица выдавало, что он в действительности думал, что волноваться не из-за чего.

Мгновенный всплеск гнева окрасил ее лицо, но она прикусила язык. В конец концов, он ничего не сказал, и совершенно ясно, что он прилагал усилия, чтобы промолчать, поэтому она решила, что не совсем справедливо ссорится из-за того, что он, по ее мнению, подумал.

Она проглотила резкую фразу и вместо этого улыбнулась ему.

— Хороший день, да?

Настороженный взгляд исчез, и он улыбнулся в ответ, отчего его глаза стали насыщенного зеленого цвета, как мох, который толстым ковром лежал у подножия деревьев.

— Великолепный день, — согласился он. — Хорошо быть на воздухе, да?

Она стрельнула в него взглядом, но фраза казалась простой констатацией факта, без всякого скрытого смысла за ней.

Она не ответила, но согласно кивнула головой, поднимая лицо навстречу блуждающему ветерку. Вихрь ржавых осиновых листьев на мгновение зацепился за домотканую ткань их бриджей и тонкую шерсть чулок.

— Подожди минутку.

Повинуясь импульсу, она остановилась и, сняв кожаные башмаки и чулки, небрежно сунула их в рюкзак. Она стояла, блаженно закрыв глаза и шевеля голыми пальцами во влажном мху.

— О, Роджер, попробуй! Это замечательно!

Он поднял одну бровь, но послушно положил на землю ружье, которое она позволила ему нести, несмотря на собственническое чувство, разул ноги и осторожно встал на мох рядом с ней. Его глаза непроизвольно закрылись, а рот округлился в беззвучном «Ух!»

Под воздействием момента она наклонила голову и поцеловала его. Он удивленно раскрыл глаза, но быстро среагировал. Обхватив своей длинной рукой ее талию, он крепко поцеловал ее в ответ. Это был необычайно теплый день для конца осени, и на нем была только охотничья рубаха. Его грудь казалась такой близкой под шерстяной тканью; она даже могла чувствовать под своей ладонью горошину его соска.

Бог знает, что могло бы произойти потом, но ветер сменил направление. Слабый звук донесся до них со стороны моря желтой листвы. Возможно, это был плач ребенка, или крик далекой вороны, но ее голова развернулась в том направлении, словно стрелка компаса.

Это нарушило настрой, и он отпустил ее, отстраняясь.

— Ты хочешь возвратиться? — спросил он.

Она сжала губы и покачала головой.

— Нет. Давай отойдем подальше от дома. Мы ведь не хотим беспокоить их шумом. Стрельбой, я имею в виду.

Он усмехнулся, и она почувствовала, как горячая кровь бросилась ей в лицо. Нет, она не могла притворяться, что не понимает. Для их экспедиции было больше причин, чем только стрельба.

— Да, и это тоже, — сказал он, наклонившись за своими чулками и башмаками. — Идем.

Она отказалась обуться, но воспользовалась возможностью и захватила ружье. Не то что бы она не доверяла ему, хотя нужно признать, что он никогда не стрелял из такого ружья. Просто ей нравилось ощущать его сбалансированный вес на своем плече и чувствовать себя в безопасности, даже если оно не было заряжено. Это был пехотный мушкет более пяти футов длиной и весил добрых десять фунтов, но торец приклада из полированного ореха уютно помещался в ее ладони, а стальной ствол удобно лежал на плече, направив дуло к небу.

— Ты собираешься идти босиком? — Роджер бросил скептический взгляд на ее ноги, потом вперед на склон горы, где тропинка заросла кустами ежевики и была усеяна упавшими ветками.

— Совсем немного, — уверила она его. — Я часто ходила босиком, когда была маленькой. Папа — Фрэнк — водил нас в горы каждое лето, в Уайт-Маунтинс или Адирондак. После недели путешествий мои подошвы так грубели, что я могла ходить по раскаленным углям.

— Я тоже ходил босиком, — сказал он и снял башмаки. — Хотя, — продолжил он с кивком на заросшую тропинку, которая пролегала через кустарник и выступающие скальные образования, — ходить по берегу Несса или по гальке залива Ферта намного легче, чем здесь.

— Да, — сказала она, глядя на свои ноги с несколько хмурым видом. — Как давно ты прививался против столбняка? На тот случай, если ты наступишь на что-то острое.

Он уже поднимался по тропинке впереди нее, осторожно ставя ноги.

— Я сделал прививки от всего, что только было возможно, прежде чем пройти через камни, — уверил он, оглядываясь через плечо. — Тиф, холера, тропическая лихорадка и другие. Я думаю, в том числе и от столбняка.

— Тропическая лихорадка? Думаю, я тоже сделала прививки против всего, но про тропическую лихорадку даже не вспомнила.

Зарываясь длинными пальцами в ворохи высохшей травы, она сделала несколько длинных шагов и догнала его.

— Здесь эта прививка не понадобится.

Тропа шла вдоль крутого склона, поросшего желтыми растениями, и ныряла под нависающие ветви черно-зеленой тсуги. Он приподнял тяжелые ветви, и она, предусмотрительно спустив ружье с плеча, нырнула под них в ароматный полусумрак.

— Я не знал, куда мне придется отправиться, — раздался сзади нее приглушенный во влажной темноте голос Роджера. — Если бы пришлось попасть в прибрежные города или Вест-Индию, то там водились… водятся, — автоматически поправил он себя, — африканские болезни, завезенные рабами. Решил, что лучше быть готовым.

Она использовала неровности почвы, чтобы не отвечать, но была немного встревожена и в то же время приятно обрадована узнать, насколько он был готов искать ее.

Земля была покрыта коричневыми иглами тсуги, обильно пропитанными влагой; под ее ногами они не издавали треска и совсем не кололись. Они были прохладными и слегка пружинили — слой игл на земле был, по крайней мере, в фут толщиной — давая ее подошвам приятное ощущение.

— Оу!

Роджер, не столь удачливый, как она, наступил на гнилую хурму и, поскользнувшись, схватился за куст падуба, который уколол его иголками, расположенными на концах листьев.

— Дерьмо, — сказал он и пососал раненный палец. — Хорошо иметь прививку против столбняка, да?

Она согласно рассмеялась, но тревога поселилась в ее сердце. А как же Джемми, когда он начнет лазить босиком по горам? Она видела, что маленькие МакЛеоды и Чизхолмы, не говоря уже о Германе, постоянно были в синяках и царапинах, и почти еженедельно получали какие-нибудь травмы. Она и Роджер были защищены от таких болезней, как дифтерия и тиф, но у Джемми такой защиты не было.

Она сглотнула, вспомнив предыдущий вечер. Этот кровожадный конь укусил руку отца, и Клэр, усадив мужа перед огнем и сняв с него рубашку, обрабатывала и перевязывала рану. Джемми высунул любопытную голову из кроватки, и дед, улыбаясь, вытащил его и усадил к себе на колени.

— Скачем-поскачем, — приговаривал он, подкидывая восхищенного Джемми вверх и вниз. — Этот проклятый конь! Скачем-поскачем. К черту его и в огонь!

Но не эта очаровательная сценка, когда две рыжеволосые головы весело хихикали, довольные друг другом, пришла ей на ум, а свет очага, мерцающий на чистой нежной коже ее сына, яркое серебро паутины шрамов на спине отца, и темно-красная рана на его руке. Время сейчас было опасное для мужчин.

Она не могла уберечь Джемми от вреда, она знала это. Но мысль о нем — или Роджере — заболевших или травмированных, заставила ее желудок сжаться, и холодный пот выступил на ее лице.

— Как твой палец? — она повернулась к удивленному Роджеру, который совершенно забыл о нем.

— Что? — он озадаченно взглянул на нее. — Ах да, хорошо.

Она взяла его руку и поцеловала уколотый палец.

— Будь осторожен, — сказала она яростно.

Он рассмеялся немного удивленно под ее пристальным взглядом.

— Хорошо, — сказал он и кивнул на ружье в ее руках. — Не волнуйся, хотя я не стрелял из такого ружья, я немного знаю о них, и я не отстрелю себе пальцы. Как ты думаешь, вот это место подойдет для небольшой практики?

Они вышли на свободное пространство, высокогорный луг, покрытый травой и рододендронами. На его дальней стороне росли осины; остатки золотых и темно-красных листьев на их ветвях трепетали на фоне синего неба. Где-то булькал невидимый ручей, и краснохвостый ястреб кружил вверху. Солнце поднялось уже довольно высоко, согревая теплом его плечи.

— Подходит, — сказала она и спустила ружье с плеча.

Это было красивое оружие больше пяти футов длиной, но так отлично сбалансированное, что из него можно стрелять, положив дуло на вытянутую руку, и оно не дрогнет, что Брианна и продемонстрировала.

— Видишь? — сказала она, одним плавным движением вскидывая ружье. — Кладешь левую руку так, правую на курок, приклад упираешь в плечо. Аккуратно, помни об отдаче.

Она слегка ударила ореховым прикладом в свое плечо для иллюстрации, потом вручила ружье Роджеру, выказав при этом больше нежности, чем вручая ему дитя, с насмешкой отметил он. С другой стороны, насколько он мог сказать, Джемми был более крепким, чем ружье.

Она показала ему порядок действий. Он, закусив губу, тщательно имитировал ее движения: откусить зубами бумажную закрутку на пуле, забить ее в дуло, утрамбовать и проверить. При этом он испытывал раздражение от своей неловкости и в тайне был очарован — и более того возбужден — естественной, свирепой грацией ее движений.

Ее руки были почти такой же длины, как и его собственные, хотя с более тонкими костями, и она обращалась с огромным ружьем с такой же легкостью, как другие женщины с иглой или метлой. На ней были полотняные бриджи, и ее длинные мускулы вырисовались под ними, когда она присела возле него на корточки, роясь в кожаной сумке.

— Что? Ты взяла с собой обед? — пошутил он. — Я думал, мы кого-нибудь пристрелим и приготовим обед из него.

Она, проигнорировав шутку, вытащила рваный белый платок, чтобы использовать его в качестве мишени, и встряхнула, критически рассматривая. Когда-то он считал, что она пахнет жасмином и травой, теперь же она пахла порохом, кожей и потом. Он вдохнул запах, поглаживая деревянный приклад.