Джейми сделал несколько шагов к дому и, приложив ладони рупором ко рту, снова крикнул. Никакого ответа. Он подождал несколько мгновений, потом пожал плечами и поднялся на крыльцо, где стал стучать в дверь рукояткой кинжала. Шума было достаточно, чтобы разбудить мертвого и заставить цыплят с паническим кудахтаньем броситься прочь с крыльца, но никто не объявился.

Джейми оглянулся на меня с приподнятой бровью. Обычно люди не уезжали и не оставляли дом без присмотра, особенно если у них есть домашний скот.

— Кто-то здесь есть, — сказал он в ответ на мою невысказанную мысль. — Козы недавно подоены, на сосках остались капли молока.

— Ты не думаешь, что все они ищут… э… сам знаешь кого? — прошептала я, придвинувшись ближе к нему.

— Возможно.

Он сместился в сторону, нагнувшись, чтобы посмотреть в окно. Оно было застеклено, но большинство стекол было сломано или вообще отсутствовало, и дыры были затянуты грязными тряпками. Я видела, как Джейми, нахмурившись, с презрением мастера смотрел на никудышный ремонт.

Потом внезапно повернул голову и посмотрел на меня.

— Ты слышишь, сассенах?

— Да, я подумала, что это козы, но…

Блеяние раздалось снова — на этот раз явно из дома. Джейми потянул дверь, но она не открылась.

— Заперто, — коротко сказал он и вернулся к окну, где осторожно потянул за угол тряпки.

— Уф, — выдохнула я, сморщив нос от хлынувшего запаха. Я привыкла к запечатанным на зиму домам, где запахи пота, грязной одежды, влажных ног, немытых волос и ведер с помоями смешивались с ароматами выпекающегося хлеба и тушеного мяса, но запах из дома Бердсли перекрывал все нормы.

— Или в доме держат свиней, — сказала я, взглянув на сарай, — или там живет дюжина мужчин, которые не выходили из дома с самой весны.

— Да, настоявшийся аромат, — согласился Джейми. Он приблизил лицо к окну, гримасничая от вони, и крикнул: — Thig a mach! [110]Выходи, Бердсли, или я вхожу!

Я заглянула через его плечо посмотреть, возымеет ли эффект его призыв. По представшей в окне части помещения мне стало понятно, что комната была большой и столь заставленной всякими вещами, что между ними был еле виден грязный деревянный пол. Осторожно принюхиваясь, я пришла к заключению, что — кроме всего прочего — в бочках содержалась соленая рыба, смола, яблоки, пиво и квашеная капуста. Связки шерстяных одеял, крашенных кошенилью и индиго, бочонки с порохом и полукопченные окорока, издающие резкий запах собачьего дерьма, добавляли свою специфику в общее зловоние. Товары для торговли с индейцами, предположила я.

Еще одно окно тоже было завешано, на этот раз изодранной волчьей шкурой, так что внутри царил полусумрак, и со всем этим нагромождением комната напоминала нищенскую версию пещеры Али-бабы.

Из глубины дома снова раздался звук, теперь немного громче, что-то среднее между воем и рычанием. Я сделала шаг назад, звуки и резкий запах породили в моем воображении яркую картину темного меха и злобы.

— Медведи, — предположила я, полусерьезно. — Люди ушли, а внутри медведь.

— Ага, и Златовласка, [111]— сказал Джейми довольно мрачно. — Без сомнения. Медведи или нет, но что-то здесь не так. Принеси пистолеты и коробку с патронами из моей седельной сумки.

Я кивнула и развернулась, но не успела сойти с крыльца, как внутри раздались звуки шагов, и я быстро вернулась назад. Джейми сжал рукоятку кинжала, но увидев, что было внутри, отпустил ее. Его брови удивленно приподнялись, и я вытянула шею, чтобы посмотреть что там.

Из прохода между двумя грудами товаров выглядывала женщина, подозрительно вертя головой, как крыса из мусорной кучи. Нет, внешне она не походила на крысу, будучи крепкой женщиной с волнистыми волосами, но она помаргивала глазами, глядя на нас, как делают эти паразиты, оценивая угрозу.

— Уходите, — сказала она, очевидно, придя к заключению, что мы не были авангардом вторжения.

— Доброе утро вам, мэм, — начал Джейми. — Я Джеймс Фрейзер…

— Мне нет дела, кто вы, — ответила она. — Уходите.

— Нет, я не уйду, — сказал он твердо. — Я должен поговорить с хозяином.

Очень странное выражение мелькнула на ее пухлом лице, тревога, расчет и что-то похожее на насмешку.

— Должны? — сказала она. — И кто сказал, что вы должны?

Она немного шепелявила, и получилось «шкажал» вместо «сказал».

Уши Джейми понемногу стали наливаться кровью, но он ответил вполне спокойно.

— Губернатор, мэм. Я полковник Джеймс Фрейзер, — повторил он с ударением. — Уполномочен собрать отряд милиции. В отряд зачисляются все мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет. Будьте добры, позовите мистера Бердсли.

— Ми-ли-шия, да? — сказала она, с трудом произнося слово. — Да ш кем же вы будете воевать?

— Если повезет, то не с кем. Но приказ есть приказ, и я должен его исполнить, также как и все здоровые мужчины до Линии соглашения.

Джейми сжал руку на крестовине окна и осторожно потряс ее. Рама была сделана из хлипких сосновых дощечек, ссохшихся и растрескавшихся от непогоды. Если бы он захотел, то мог легко вырвать ее из стены и войти в окно. Он пристально поглядел в глаза женщины и мило улыбнулся.

Она в ответ сузила глаза и поджала губы, раздумывая.

— Ждоровые мужшины, — сказала она, наконец. — Хмм. Но у наш их нет. Парень шлуга убежал, но даже ешли бы он был, он вам не подходит, он глухой, как пень, и почти немой. Но ешли вы его поймаете, можете оштавить шебе.

Не похоже, что побег Кезайи вызовет здесь много шума. Я с облегчением вдохнула воздух, но тут же быстро выдохнула.

Джейми легко не сдавался.

— Мистер Бердсли в доме? — спросил он. — Я желаю его видеть.

Он снова потряс раму, и сухое дерево треснуло с пистолетным выстрелом.

— Он вряд ли подойдет вам, — сказала она, и странный тон вернулся в ее голос, осторожный, но в тоже время наполненный каким-то возбуждением.

— Он болен? — спросила я, наклоняясь через плечо Джейми. — Я могу помочь ему, я доктор.

Она сделала шаг или два вперед и хмуро уставилась на меня из-под густой массы волнистых каштановых волос. Она была моложе, чем я сначала подумала; в более ярком свете на ее пухлом лице не было видно ни морщин, ни увядшей кожи.

— Доктор?

— Моя жена известна, как хорошая целительница, — сказал Джейми. — Индейцы называют ее Белым Вороном.

— Колдунья? — ее глаза тревожно распахнулись, и она отступила назад.

Что-то показалось мне странным в облике женщины и, приглядевшись внимательно, я поняла. Несмотря на страшную вонь в доме, и сама женщина, и ее одежда были чистыми, а волосы мягкими и пушистыми, что было совершенно необычно в этих местах и для этого времени года, когда люди не мылись месяцами из-за холодов.

— Кто вы? — прямо спросила я. — Вы миссис Бердсли? Или мисс Бердсли?

«Не более двадцати пяти лет», — подумала я, рассматривая большие габариты ее укутанной фигуры. Ее плечи под платком были полными, а широкие бедра касались бочек, между которыми она стояла. Очевидно, торговля с чероки была достаточно выгодна, чтобы хорошо кормить семью Бердсли, если не их слуг. Я посмотрела на нее с некоторой неприязнью, но она встретила мой взгляд с холодным спокойствием.

— Я мишиш Бердшли.

Тревога ее исчезла, она смотрела на меня с задумчивым видом, вытягивая и втягивая губы. Джейми согнул руку, и рама громко затрещала.

— Жаходите тогда.

Странный тон был все еще в ее голосе, полувызов, полувозбуждение. Джейми уловил его и нахмурился, но убрал руку с рамы.

Она вышла из прохода и направилась к двери. Я уловила лишь начало ее движения, но его было достаточно, чтобы увидеть, что она была хромой; одна ее нога волочилась по полу.

Кряхтя, она стала возиться с перекладиной, издававший при движении скрежещущий звук; потом раздался глухой стук, когда она положила ее на пол. Дверь перекосило, и она застряла в колоде. Джейми нажал на нее плечом, и она распахнулась, покачиваясь и дрожа. «Когда же ее открывали в последний раз?» — подумала я.

Довольно давно, очевидно. Я услышала, как Джейми фыркнул и закашлялся, когда вошел в дом, я постаралась дышать через рот, входя следом. Даже в этом случае смрад был таков, что даже хорек не выдержал бы. Кроме сильного запаха испорченных товаров, был тяжелый дух уборной — застоявшейся мочи и фекалий. Кром того, запах гниющей пищи, и еще что-то. Мои ноздри слегка трепетали, пока я пыталась осторожно вдохнуть воздух — всего несколько молекул для анализа.

— Как долго мистер Бердсли болеет? — спросила я.

Я четко различала зловоние болезни среди этой какофонии смрада. Не только намек на засохшую рвоту, но и сладковатую вонь гнойных нарывов и неопределенный заплесневелый, дрожжевой запах, казалось, принадлежащий самой болезни.

— О… некоторое время.

Она закрыла дверь за нами, и я почувствовала внезапный приступ клаустрофобии. Воздух внутри казался густым от вони и нехватки света. Я испытывала большое желание сорвать тряпки с обоих окон и впустить немного свежего воздуха, мне пришлось сжать руки в кулаки под плащом, чтобы удержаться.

Миссис Бердсли повернула налево и боком, словно краб, стала пробираться по узкому проходу между кучами товаров. Джейми взглянул на меня, издал шотландский звук, выражающий в данном случае отвращение, и нырнул под выступающие связки шестов для палатки, следуя за ней. Я осторожно пробиралась за ним, пытаясь не обращать внимания на неприятно мягкие предметы, иногда попадающиеся под моими ногами. Гнилые яблоки? Дохлые крысы? Я зажала нос и старалась не смотреть вниз.

Дом был прост по конструкции — одна большая комната впереди, и вторая сзади.

Задняя комната представляла собой разительный контраст с захламленной гостиной. В ней не было никаких украшений и излишеств, комната была проста и аккуратна, как квакерская прихожая. Все было голо и чисто, деревянный стол и каменный очаг были выскоблены, оловянная посуда тускло поблескивала на полке. Одно окно с целыми стеклами было оставлено открытым, и утреннее солнце заливало комнату чистым белым светом. В комнате было тихо, и создавалось впечатление, что из хаоса гостиной мы вошли в некое святилище.

Мирное впечатление было нарушено громким шумом сверху. Это был звук, который мы слышали раньше, громкий, полный отчаяния визг, словно резали борова. Джейми вздрогнул от звука и повернулся к лестнице возле дальней стены, которая вела на чердак.

— Он там наверху, — без всякой необходимости сказала миссис Бердсли, когда Джейми был уже на полпути к лестнице. Визг стал громче, и я решила пока не ходить за моей аптечкой.

Голова Джейми появилась в чердачной двери, когда я начала подниматься наверх.

— Принеси свет, сассенах, — сказал он коротко, и голова его исчезла.

Миссис Бердсли стояла неподвижно, сложив руки под шалью, не делая никаких попыток найти свечу. Ее губы были тесно сжаты, на пухлых щеках алели пятна. Я протиснулась мимо нее, взяла подсвечник с полки и зажгла свечу от очага.

— Джейми? — я высунула голову из отверстия, держа свечу над головой.

— Здесь, сассенах.

Он стоял в дальнем углу чердака, где тени были гуще всего. Я вылезла и пошла к нему, осторожно ставя ноги.

Вонь здесь была намного сильнее. Я уловила слабое белое пятно и поднесла свечу ближе.

Джейми потрясенно вздохнул, но быстро справился со своими эмоциями.

— Мистер Бердсли, я полагаю? — сказал он.

Человек был огромен или когда-то был таковым. Большая выпуклость его живота еще возвышалась в темноте, подобно киту, а в ладони, неподвижно лежащей на полу возле моей ноги, могло легко поместиться пушечное ядро. Но плоть руки была обвисшая и дряблой, а массивная грудь запала, под спутанными волосами, падающими на лицо, безумным светом мерцал единственный глаз.

Глаз расширился, и мужчина снова стал издавать звуки, пытаясь изо всех сил приподнять голову. Я почувствовала, как дрожь прошла по телу Джейми, и от этого мне стало еще страшнее, но я, превозмогая страх, сунула подсвечник в руки Джейми.

— Посвети мне.

Я опустилась на колени и слишком поздно почувствовала, как жидкая грязь просочилась сквозь ткань моих юбок. Человек лежал в собственном дерьме, и лежал довольно долгое время, пол был густо покрыт слизью. Он был гол и прикрыт только льняной простынею, а когда я откинула ее, то среди грязи увидела изъявленные раны.

Совершенно ясно, что случилось с мистером Бердсли. Одна сторона его лица сползла вниз, придавая лицу гротескный вид, веко обвисло, закрывая глаз, рука и нога на ближней ко мне стороне распластались вяло и неподвижно на полу, омертвевшие мускулы уже не скрывали узловатые суставы на его конечностях. Он пыхтел и блеял, высовывая язык и пуская слюну изо рта, в отчаянной попытке заговорить.